— Доверять? — переспросил я. Его слова показались мне лишенными смысла. Я не понимал, какое они имеют отношение к тому, что я видел перед собой. Да и вообще к чему угодно. Я переводил взгляд с Элейн на Джастина и обратно, пытаясь найти хоть какое-то объяснение. Их лица не объясняли мне ничего. Потом взгляд мой упал на предмет, лежавший на журнальном столике рядом с моим зачитанным почти до дыр «Хоббитом» в бумажной обложке.

На смирительную рубашку.

Что-то зловещее, жуткое незримо витало в воздухе. Я тупо смотрел на рубашку, а потом с отвратительным леденящим чувством в желудке вдруг понял то, о чем меня уже некоторое время пытались предупредить инстинкты: мне угрожала опасность. И еще: мой спаситель, мой учитель, мой хранитель намеревался причинить мне какое-то зло.

На глаза навернулись слезы.

— Зачем? — тихо, едва слышно спросил я.

Джастин оставался все таким же спокойным.

— Ты еще многого не знаешь, мой мальчик, чтобы это понять. Пока не знаешь. Всему свое время.

— Н-но вы не можете, — прошептал я. — Н-не вы. Вы же меня спасли. Нас спасли.

— Ну да, — согласился Джастин. — Сядь рядом с Элейн, Гарри.

— Сядь рядом со мной, Гарри, — ровным, сомнамбулическим голосом повторила Элейн.

Я потрясенно уставился на нее и сделал шаг назад.

— Элейн...

Стоило мне отвести взгляд, как Джастин метнул в меня заряд энергии.

В последнюю долю секунды какой-то инстинкт предупредил меня об угрозе, но вместо того чтобы попытаться отбить удар, я поймал его на выставленный как можно шире щит. Заклятие Джастина, пойманное этим подобием паруса, швырнуло меня к окну.

Я и мой щит с пойманным в него зарядом Джастина вынесли окно и вылетели в палисадник. Я помню оглушительные звон и треск, а потом боль от десятка мелких уколов и порезов. Еще я помню ту смесь злости и страха, что я испытывал.

Я перекатился по траве, вскочил и бросился наутек.

— Мальчишка! — долетел до меня громовой голос Джастина. Не замедляя бега, я бросил на него взгляд через плечо. Глаза его полыхали ледяным гневом — таким я его еще не видел. — Твое место здесь, со мной... с Элейн. Или нигде. Если ты не вернешься сейчас же, для меня ты труп!

Последние два слова значили для меня больше всех предыдущих, так что я прибавил ходу. Если бы я остался, Джастин наверняка скрутил бы меня тем или иным способом, а после этого мне не пришлось бы ждать ничего хорошего. Если бы я разозлился как следует, я мог бы с ним схватиться — без всяких шансов на победу. Я-то прекрасно понимал, что против своего наставника с его силой и опытом я всего лишь сопливый мальчишка. Обратиться в полицию с заявлением, что Джастин — выживший из ума чародей, я тоже не мог: меня бы мгновенно записали в психи. Да и бежать в страну Оз, чтобы просить помощи у какого-нибудь еще более сильного чародея, я, похоже, тоже не мог.

Джастин никогда не говорил мне о Белом Совете или других членах сверхъестественного сообщества. Маньяки часто изолируют своих жертв. В конце концов, люди, которые ощущают себя одинокими, редко дают сдачи.

— Мальчишка! — догонял меня рык Джастина, уже не пытавшегося скрыть своей ярости. — Слышишь меня?

Он мог ничего больше не говорить. Гнев говорил все яснее слов. Человек, принявший меня под свой кров, собирался меня убить.

Боль это причиняло просто жуткую. Мне даже казалось, что он это уже сделал.

Я низко опустил голову и побежал еще быстрее. Слезы застилали глаза, а в голове неотвязно крутилась одна мысль.

Все еще не кончено. Я понимал, что Джастин отыщет меня, куда бы я ни направился, как бы ни прятался. Я еще не спасся от той смирительной рубахи. Я только отложил ее на неопределенный срок.

У меня не оставалось выбора.

Надо было биться.

— И что случилось потом? — поинтересовался полный любопытства голос.

Я мотнул головой, вытряхивая из нее воспоминания, и поморгал, глядя на залитый солнцем небосклон за краями моей могилы. Зима явно ослабляла свою хватку. В разрывах серых туч виднелись пятна по-летнему синего неба. По откосам могилы стекала талая вода, хотя снег на дне ее еще держался.

На краю могилы сидела Леанансидхе, мотая в воздухе перепачканными грязью босыми ногами. Ярко-алые волосы она собрала в хвост на затылке, а одежду ее составлял живописный набор фрагментов пяти или шести разных костюмов. Голову она повязала шарфом цветов тающего снега, и растрепанные концы его свисали ниже плеч. Все это придавало ей обаяние кокетливой кликуши — тем более что на бледном лице ее темнело что-то, походившее на запекшуюся кровь. Вид у нее при этом был радостный, как у ребенка в рождественское утро.

Некоторое время я молча смотрел на нее, потом устало покачал головой:

— Вы видели? То, о чем я думал?

— Я видела тебя, — ответила она так, словно это все объясняло. — Не то, о чем ты думал. Но то, что ты вспоминал.

— Любопытно, — хмыкнул я. Впрочем, стоило ли удивляться тому, что Леа восприимчива к духовному на порядок лучше, чем я. В конце концов, она родом из Небывальщины. Должно быть, я виделся ей этакой бледной, белой, призрачной версией былого меня, по поверхности которой как по экрану пробегали мои воспоминания.

Я припомнил всех тех духов и лемуров, которых уложил сэр Стюарт в первый вечер моей призрачной жизни, и как те истекали, умирая, образами.

— Ага, — одобрительно кивнула Леа. — Именно так. Ну и спектакль устроил сэр Рыцарь из колоний ради тебя.

— Так вы были знакомы с сэром Стюартом?

— Мне случилось несколько раз видеть его в бою, — сказала Леа, и взгляд ее сделался мечтательным. — В своем роде весьма достойный джентльмен. Довольно опасный.

— Не опаснее Собирателя Трупов, — буркнул я. — Она его уничтожила.

Леа недовольно нахмурилась и надула губы:

— Правда? Какая безрассудная трата хорошего, крепкого духа. — Она закатила глаза. — Ну, крестник, по крайней мере ты выяснил, кто такая она — и ее ручной зверек.

Я поежился:

— Злой Боб.

Она небрежно махнула рукой:

— Злой — понятие относительное. Смотря с какой точки зрения смотреть. Для тебя значение имеет только то, насколько этот дух силен.

— Вовсе нет, — как мог спокойно ответил я. — Хотя знаю, вы со мной не согласитесь.

Мгновение она неодобрительно молчала, потом кивнула:

— Знаешь, у тебя Взгляд твоей матери.

— Но не ее глаза?

— Мне всегда казалось, что ты пошел больше в Малькольма. — Серьезное выражение сбежало с ее лица, и она снова качнула ногой. — Ладно, юная тень. Так что было дальше?

— Сами знаете. Вы же при этом присутствовали.

— Как там говорят у вас, смертных? Эту серию я пропустила.

Я не смог удержаться от удивленного смешка.

Мне показалось, что она слегка обиделась.

— Я не знаю, что произошло с того момента, как ты сбежал от Джастина, и до того, как ты пришел ко мне.

— Ясно. — Я ухмыльнулся ей в лицо. — Уж не думаете ли вы, что я делюсь рассказами задаром? Тем более с одной из сидхе?

Она запрокинула голову и рассмеялась. Глаза ее сияли. Нет, в буквальном смысле этого слова — яркими светящимися точками.

— Ты многому научился. Я уже было отчаялась ждать, но, похоже, ты набрался мудрости, причем вовремя.

— Вовремя для могилы, — буркнул я. — Но да, если я чего и усвоил, так это то, что сидхе никогда и ничего не дают задаром. И не берут. И не прошло и ста лет, как понял почему: вы просто не можете.

— Разумеется, — подтвердила она, одарив меня ослепительной улыбкой. — Во всем должно поддерживаться равновесие, мой милый крестник. Постоянное равновесие. Нельзя брать ничего, не отдав чего-либо взамен; нельзя оказывать услугу, не получив взамен другую. Вся реальность зиждется на равновесии.

Я нахмурился, глядя на нее.

— Вот, значит, зачем вы несколько лет назад отдали Бьянке «Амораккиус». Ради возможности принять от нее тот кинжал. Тот, что отобрала у вас потом Мэб.

Она пригнулась ко мне; глаза ее засияли еще ярче, зубы оскалились в хищной ухмылке.