Но что до этого песчинке?

Она как-то не впечатлена.

Пускай волна накатывает. Когда она отступит, песок никуда не денется.

Так что я смотрел на эту рожу в небе и смеялся. Смеялся презрительно и вызывающе над этой огромной вихрящейся силой, и я не просто чувствовал себя хорошо от этого смеха. Я чувствовал себя правильно.

— Давай же! — прокричал я. — Давай же, сожри меня! Посмотрим, достаточно ли у тебя большое брюхо, чтобы меня переварить!

Я поднял вверх посох, и по мере того, как я вливал в него силу, вырезанные на нём руны начали наливаться золотисто-белым огнём. Воздух стал ледяным от силы Зимы, а лезвия на моих доспехах покрылись инеем. Я крепко упёрся ногами в землю, и свет Огня Души начал исходить из трещин в земле вокруг. Я оскалился голодным небесам, вытянул средний палец в оскорбительном жесте и заорал:

— Вперёд!

Яростный крик наполнил воздух, и звук этого крика сотряс и землю, и небеса, заставив почву изгибаться, а вихрящиеся тучи испуганно отпрянуть.

Я обнаружил себя на заднем сиденье Харлея, сжимая талию Кэррин одной рукой и вцепившись в Винчестер второй. Мотоцикл ещё двигался, но не ускорялся. Похоже, мы ехали вдоль берега.

Кэррин издала низкий булькающий звук и бессильно обмякла. Я усадил её прямо, прислонив к себе, и через несколько секунд она встряхнула головой, проворчав:

— Ненавижу, когда мне плавят мозги.

— Он залез и к тебе в голову? — спросил я.

— Он… — Она бросила на меня взгляд через плечо и содрогнулась. — Ага.

— Но теперь ты в порядке?

— Я начинаю злиться, — ответила мне Кэррин.

По воздуху разнесся чудовищно весёлый звук — звук смеха Эрлкинга. Он приблизился на своём гигантском коне к мотоциклу и поднял меч в жесте свирепого вызова. Затем его горящий взгляд обратился ко мне, и он произнёс своим убийственно-весёлым голосом:

— Отличная работа, рождённый звёздами!

— Эээ… Спасибо?

Повелитель гоблинов снова рассмеялся. Звук его смеха относился к тем звукам, которые засядут у вас в голове, а потом разбудят посреди ночи, заставляя гадать, не окружили ли вашу кровать ядовитые змеи, собирающиеся в неё заползти.

Я взглянул назад. Охота распалась на рваное подобие прежней сплочённости, но даже так всадники и гончие не оставляли попыток восстановить строй. Я осмотрелся вокруг, но не заметил и следа Акульей Морды.

Зато я заметил кое-что другое — острые гребни волн, похожие на те, которые оставляют за собой лодки. И этих гребней была чёртова куча.

— А вот и они! — крикнул я Эрлкингу. — Удачной охоты!

— Чувствую, она определённо будет удачной, — отозвался он с той же весёлой злобой и погнал скакуна направо. Половина всадников и гончих отделились от общего числа и последовали за ним, а строй второй половины потёк дальше за мной.

Я указал на нашу цель, пока Эрлкинг направлялся к своей.

— Туда! — позвал я их. — Вперёд!

Тигрохарлей испустил ещё один рычащий рёв, и мы с Кэррин понеслись ко второй барже. Обе половины Охоты издали адский крик — и приближающиеся в воде твари разделились на две равные группы, устремившись вперёд. Мы гнали к баржам с Иными наперегонки.

В этот раз на нашей стороне уже не было элемента неожиданности. Едва ли прошло больше минуты или двух, как Охота объявила о своём наступлении, но я увидел, как на барже впереди заметались какие-то силуэты.

— У них ружья! — крикнула Кэррин. — Сейчас начнут стрелять!

Чёрт.

Над водами этого озера у меня не было доступа к достаточному количеству магии, чтобы поддерживать щит, как не мог я и отбить отдельные пули. К тому времени, как я увижу огонь от выстрелов, нас уже продырявят насквозь. И это означало, что придётся действовать обычным способом, так же, как солдаты по всему миру воюют уже несколько веков. Продвигайся, продвигайся, продвигайся, и надейся, что не словишь пулю.

Кэррин выхватила у меня из рук винтовку и прокричала:

— Веди мотоцикл!

Я шарил руками, пока не наткнулся на руль, что позволило осуществить задуманное. Я нажал на газ, а Кэррин подняла к плечу Винчестер, слегка привстав, и прицелилась.

На борту сверкнули вспышки, и что-то похожее звуком на сердитого шершня пролетело мимо моего уха. Я видел, как вода перед нами брызгала во все стороны от выстрелов стрелков, недооценивших дистанцию, и продолжал гнать Харлей прямо вперёд.

Когда до баржи оставалось около ста метров, Кэррин начала стрелять.

Старая винтовка с грохотом выстрелила, и пуля высекла искры из корпуса судна. Кэррин передёрнула затвор, не опуская приклад с плеча, и снова нажала на курок. Одна из тёмных фигур на палубе пропала из виду, а ещё две прыгнули в стороны от выстрела. С палубы открыли усиленный ответный огонь. Выстрели эти были паническими, взрывая воду вокруг нас и по большей части не попадая даже близко к мотоциклу. Кто бы там ни находился, он не любил, когда в него стреляют, ничуть не меньше, чем я.

Когда мы преодолели оставшееся расстояние, Кэррин выстрелила ещё три раза, в быстром, уверенном темпе. Я не видел, попала ли она в кого-либо ещё, пока мы не проехали на ревущем мотоцикле мимо баржи не дальше, чем в десяти футах, и тут в наше поле зрения попал мужчина с дробовиком характерной формы. Кэррин поливала ружейным огнём корму баржи, когда он выскочил. Старая винтовка грянула ещё раз, и неудачливый стрелок пропал из виду.

Мы проскочили невредимыми, но огонь противника сделал своё дело. Всадники и гончие Охоты были рассеяны летящими пулями, и они и близко не нанесли тех повреждений, которые нанесли первой барже. Я видел, как всё больше и больше фигур с ружьями появлялись на борту баржи и начинали стрелять.

Я оглядел приближающуюся толпу Иных.

У нас не было возможности потопить баржу до того, как она доберётся до цели.

— …топить ее! — прокричала Кэррин.

— Чего?

— Нам необязательно топить баржу! — крикнула Кэррин. — Она не может плыть сама! Нам всего лишь нужно разделаться с буксиром!

— Точно! — ответил я и заложил Харлей в вираж, который развернул нас обратно к барже по дуге — на этот раз к её переду, челну, носу, или как его там — где находилось устройство сцепления с буксиром, немного большим по размеру, чем «Жучок-плавунец».

Также мы оказались ближе к приближающимся Иным, и я не мог сказать, кто из нас доберется туда первым. Когда я ускорился, Кэррин что-то достала из багажника Харлея, а затем сказала:

— Держи Харлей прямо!

Потом она встала на сиденье, и я не мог видеть, что она держит в руке, но по её движению я догадался, что она выдернула чеку чёртовой гранаты и выбросила эту чеку в ночь. Харлей прогудел мимо устройства сцепления буксира, вырвавшись вперёд едва ли на десять футов, и Кэррин метнула гранату с несильным замахом. Я услышал, как граната камнем врезалась в стекло, затем мы пронеслись мимо баржи, и громкий глухой звук разнёсся в воздухе, как если бы в библиотеке все книги разом упали на пол. На буксире вспыхнул ослепительно-яркий свет.

Я оглянулся через плечо и увидел, как буксир охватило огнём, и он начал испускать плотные клубы дыма, резко накренившись набок. Это увидела и Мёрфи, которая испустила улюлюкающий боевой клич, а затем снова уселась на сиденье и спихнула мои руки с руля, вернув себе управление.

— Две готовы, — объявила она. — Осталась одна.

Я взглянул назад. Иные начали карабкаться на баржу, а один из них выскочил на скачущего в авангарде всадника Охоты — ужасная тварь, будто вся состоявшая из гнойников, множества конечностей и сплошных суставов. Когда Иной прыгнул на всадника, тот поднял свой чёрный лук и пустил столь же мрачного цвета стрелу. Она попала в Иного и загорелась тем же янтарно-красным оттенком, что и пылающие глаза Охоты. Иной издал неземной вой и погрузился обратно в воду.

— Давай, — сказал я Кэррин. — Едем к последней барже.

— Уверен? — спросила она. — Парни Эрлкинга выглядят несколько… амбициозно.

Насчёт этого она была права. Как и все другие могущественные создания Феерии, у Эрлкинга было обострённое чувство гордости, и вы пересекали эту гордость на свой страх и риск. Если бы я примчался ему на выручку, а он бы подумал, что этим я объявляю его непригодным для порученного ему задания, то он мог продолжить охоту на меня. С другой стороны, я уже оскорбил его один раз, что уже само по себе было весьма рискованно.