Она смерила меня взглядом и чуть улыбнулась.

— Можете не представляться. Гарри Дрезден.

— Мне действительно нужно поговорить с вами, мисс Рэндалл. Это не займет у вас много времени.

Она посмотрела на часы, потом на двери аэропорта. Потом снова на меня.

— Ладно. Вы ведь заперли меня в угол, верно? Сдаюсь на милость победителя, — уголки губ ее изогнулись в улыбке. Она затянулась сигаретой. — И потом, мне нравятся мужчины, которых не остановишь.

Я снова закашлялся. Эта женщина была привлекательна; впрочем, привлекательна по роду деятельности. И все же имелось в ней что-то такое, что действовало на меня как ключ зажигания на мотор: что-то в том, как она держала голову, или как складывала слова, которые, минуя мой мозг, попадали прямехонько в гормоны. Я постарался побыстрее перейти к теме разговора, чтобы уменьшить шансы выставить себя дураком.

— Вы близко знали Дженнифер Стентон?

Она посмотрела на меня из-под полуприкрытых ресниц.

— До интимного.

Гхм.

— Да... гм... вы... Вы ведь работали с ней на Бьянку.

Линда выдохнула еще струйку дыма.

— На эту вздорную маленькую суку. Да, я работала с Джен. Какое-то время мы даже жили вместе. В одной постели, — последнее слово она ухитрилась произнести, придав ему вибрации потаенного, чуть непристойного смешка.

— Вы были знакомы с Томми Томмом? — спросил я.

— Еще бы. В постели бесподобен. Просто фантастика, — она опустила взгляд и пошарила рукой на сидении справа от себя. Что она там потеряла? — Он был постоянным клиентом. Раза два в месяц мы с Джен заваливались к нему и устраивали небольшую вечеринку, — она пригнулась ко мне. — Он, Гарри Дрезден, умел сотворить с женщиной такое, что она превращалась в настоящего зверя. Вы понимаете, о чем я? В рычащего и кусающегося. Как во время гона.

Я совершенно дурел от нее. Этот ее голос навевал сны из тех, которые поутру ужасно хочется вспомнить поподробнее. Выражение лица ее обещало показать мне такое, о чем не говорят с другими, если только я дам ей такой шанс. Работа, Гарри. Думай о работе.

Бывают дни, когда я ее просто ненавижу, эту свою работу.

— Когда вы разговаривали с ней в последний раз?

Она сделала еще затяжку, и на этот раз я заметил едва заметную дрожь ее пальцев, которые она почти тотчас же быстро спрятала. Но недостаточно быстро. Она нервничала. Нервничала настолько, что у нее дрожали пальцы, и теперь я разглядел ее линию поведения. Она разыгрывала из себя похотливую уличную кошку, взывая не к моим мозгам, но к потрохам, пытаясь отвлечь меня этим, не дать обнаружить что-то.

Я не нелюдь какой-нибудь. Меня можно отвлечь хорошеньким личиком или телом — как любого более-менее молодого мужчину. Линда Рэндалл играла эту роль чертовски здорово. Но я не люблю, когда меня держат за дурачка.

Ну, мисс Секс-Богиня. Что вы от меня скрываете?

Я прокашлялся и как мог равнодушнее спросил:

— Так когда вы в последний раз разговаривали с Дженнифер Стентон, мисс Рэндалл?

Она посмотрела на меня, прищурившись. Кем бы она ни была, только не дурой. Она понимала, что я вижу ее насквозь при всем ее притворстве. От флиртующих интонаций не осталось и следа.

— Вы коп? — спросила она.

Я мотнул головой.

— Даю клятву бойскаута, нет. Я просто пытаюсь выяснить, что с ней произошло.

— Блин, — негромко произнесла она. Потом щелчком кинула окурок на бетон и выпустила большой клуб дыма.

— Послушайте. Я скажу вам кое-что, но, если рядом окажется коп, мы с вами незнакомы. Усекли?

Я кивнул.

— Я говорила с Джен в среду вечером. Она мне позвонила. У Томми был день рождения. Она предлагала собраться всем втроем, — она покривила рот. — Так сказать, воссоединиться.

Я огляделся по сторонам и пригнулся ближе к окну.

— И вы поехали?

Глаза ее беспокойно забегали словно у кошки, вдруг оказавшейся взаперти в тесной коморке.

— Нет, — сказала она. — Мне нужно было работать. Мне хотелось, но...

— Она не говорила ничего необычного? Ничего такого, чтобы вы заподозрили, что она в опасности?

Она снова мотнула головой.

— Нет, ничего такого. Мы вообще недолго говорили. И почти не встречались с тех пор, как я ушла из «Бархатного Салона».

Я нахмурился.

— Вы не знаете, чем она еще занималась? Не была ли она вовлечена во что-то, что могло навредить ей?

Она покачала головой.

— Нет, нет. Ничего такого. Это не в ее духе. Она была прекрасна. Многие девушки постепенно... черствеют, что ли, мистер Дрезден. Только не она. Она умела как-то заставлять людей ощущать себя другими, лучшими, — она отвернулась. — У меня так никогда не получалось. Все, что я умела — это помочь им разрядиться немного.

— Вы мне ничего больше не можете сказать? Ничего не приходит на память?

Она сжала губы и мотнула головой. Мотнула головой — и тем самым солгала мне. Это я знал наверняка. Она замкнулась, сжалась, но, если бы ей было и правда нечего мне сказать, она бы не пыталась скрыть этого. Она наверняка знала что-то — если только я просто не наступил ей на больное место, как час назад с Бьянкой. В любом случае я не надеялся, что она скажет мне что-то еще.

Я с досадой сжал кулаки. Если у Линды Рэндалл не было для меня информации, я снова оказывался в тупике. И я ухитрился уязвить чувства еще одной женщины — уже второй за этот вечер. Нет, Дрезден, ты просто снайпер. Даже если считать, что одна из этих двух не совсем женщина.

— Но зачем, — спросил я, даже не успев подумать, о чем я спрашиваю. — Зачем работать шлюхой?

Она снова посмотрела на меня и улыбнулась. Я увидел, как в ней снова что-то изменилось, включив ту животную страстность, которой она встретила меня с самого начала. И все же внутри ее шла какая-то внутренняя борьба, которой не могли скрыть ее глаза. Я поспешно отвернулся, пока не увидел больше. Мне почему-то казалось, что я не захочу видеть того, что находится в душе у Линды Рэндалл.

— Потому, что я этим занимаюсь, мистер Дрезден. Некоторым людям нужны наркотики. Или алкоголь. А мне — оргазмы. Секс. Страсть. Просто еще один вид зависимости. Их в городе — как собак нерезаных, — она посмотрела в сторону выхода из терминала. — После любви это самая клевая штука. И она удерживает меня на работе. Прошу прощения.

Она открыла дверь. Я быстро шагнул назад и вбок, пропуская ее. Большими шагами — ноги у нее росли, что называется, от подбородка — она обошла машину и открыла багажник.

Супружеская пара (оба долговязые, в очках и стильных серых деловых костюмах) появилась из дверей аэропорта и направилась к лимузину. Они производили впечатление преуспевающих профессионалов: удачная карьера, детей нет, зато в достатке денег и времени, чтобы следить за своей внешностью. Этакая идеальная нордическая пара. Он нес на плече мягкую сумку с одеждой, а в руке — небольшой чемодан; она — только кейс. Ни украшений, ни даже часов или обручальных колец я не заметил. Странно.

Мужчина уложил вещи в багажник лимузина и перевел взгляд с Линды на меня. Линда отвела глаза. Он старался говорить тихо, чтобы я не слышал, но слух у меня острый.

— Кто это? — спросил он. В голосе его мне послышалось напряжение.

— Мой приятель, мистер Беккит. Парень, с которым я встречалась.

Новая ложь. Все любопытнее и любопытнее.

Я посмотрел поверх крыши лимузина на женщину — предположительно, миссис Беккит. Она встретила мой взгляд невозмутимо, я бы сказал, даже слишком бесстрастно. Это казалось немного зловещим. Такой взгляд я видел в кино, у заключенных, освобожденных из немецких концлагерей в конце Второй Мировой войны. Пустой. Мертвый — как у мертвеца, который еще не знает, что умер.

Линда распахнула заднюю дверь и усадила м-ра и миссис Беккит в машину. Проходя, м-р Беккит скользнул рукой по Линдиной талии жестом, слишком интимным и собственническим для наемной прислуги. Я увидел, как Линда вздрогнула и захлопнула дверцу. Потом обогнула машину и подошла ко мне.