— И у вас единственного был повод держать его в стороне от событий, — согласился Коул. — Все, что от меня требовалось — это наблюдать за вами и сделать так, чтобы вы не смогли и на самом деле запереть Эрлкинга.

— И потому вы за мной следили, — сказал я.

— Только потому, — кивнул он. — Видите ли, мне казалось, вы и впрямь могли сделать это, не помешай я вам. Из нас троих я один полагал, что вам это могло удасться.

— Не понял, — признался я. — Мне-то казалось, вы, ребята, терпеть друг друга не можете.

— О, да.

— Так все-таки, вы действуете сообща или пытаетесь укокошить друг друга?

— Как бы вам сказать, — хмыкнул Коул, и мне показалось, что на этот раз он по-настоящему смеется у себя под капюшоном. — Мы мило улыбаемся друг другу, разыгрывая эту партию во славу Кеммлера. Но, конечно же, каждый из нас намерен убить остальных при первом удобном случае. Насколько я понимаю, Собиратель Трупов пытался вчера ночью устранить Гривейна?

— Угу. Зрелище вышло хоть куда.

— Жаль. Я бы с удовольствием посмотрел на такое. Однако я был занят настоящим делом. Вот так всегда…

— Выводили из строя городскую электросеть?

— И телефонную, радиосвязь, а также кое-какие другие мелочи, — признался Коул. — Непростая работа, но надо же было кому-то это сделать. Само собой, это досталось на мою долю. Впрочем, мы еще посмотрим, как все обернется к завтрашнему утру.

— Ха, — заметил я. — Они полагают, что используют вас и вашу энергию, в то время как сами сохраняют силы к битве. А вы полагаете, что усыпляете их внимание с тем, чтобы с наступлением Темносияния забрать всю силу.

— Не вижу смысла демонстрировать мое мастерство фехтования и призывания мертвых, когда у меня нет намерения состязаться с ними в тактике.

— Вы и правда собираетесь заделаться богом? — спросил я.

— Я собираюсь забрать силу, — отозвался Коул. — Я смотрю на себя как на наименьшее зло.

— Так-так, — буркнул я. — Кто-то должен забрать себе всю силу. Так почему бы не вы, так?

— Примерно так, — согласился Коул.

— А что, если ее не заберет никто?

— Я не вижу такой вероятности, — сказал он. — Гривейн и Собиратель Трупов настроены очень серьезно. Я надеюсь одолеть их в борьбе за приз и использовать его, чтобы убить их. Это единственный способ помешать этим безумцам сделаться страшнее всего, что видела земля прежде.

— Верно, — согласился я. — И вы для этой работы — идеальный безумец.

Мгновение Коул молчал. Рука его в кожаной перчатке продолжала сжимать мой пистолет; с дула капала мне на лицо вода. Когда он снова заговорил, голос его звучал немного обиженно.

— Я не считаю себя сумасшедшим. Правда, если бы и был, как бы я знал об этом.

Я поежился. Возможно, от дождя и холода.

Коул отступил от меня на шаг, и голос его снова сделался твердым, уверенным.

— Ты нашла его?

Я заглянул ему за спину и увидел Кумори, выходившую из дверей Мёрфиного дома.

— Да.

Я пристально смотрел на Кумори. Сердце у меня в груди болезненно сжалось.

Дверь за собой она не закрыла. Свет в окне кухни погас, и в доме не угадывалось никакого движения.

— Отлично, — произнес Коул, отступая от меня еще на шаг. — Я уже советовал вам, Дрезден, не путаться у меня под ногами. Теперь мне кажется, что вы слишком горды, чтобы отступать. Мне известно, что в городе находятся Стражи. Они не создают серьезных помех моим планам.

— Вам кажется, вы одолеете их в бою? — поинтересовался я.

— У меня нет ни малейшего намерения биться с ними, Дрезден, — возразил Коул. — Я намерен просто убить их. Можете, кстати, присоединиться к ним, если вам не хочется ждать Эрлкинга. Мне безразлично, как вы умрете.

Голос его звучал ровно, без тени сомнения. Это здорово пугало. Сердце сжалось еще сильнее — не знаю только, от боязни за Баттерса или от явного безумия Коула.

— Есть только одна загвоздочка, Коул, — произнес я.

Коул начал было отворачиваться от меня, но застыл.

— Да?

— У вас до сих пор нет «Слова». И как вы рассчитываете пережить Темносияние без него?

Вместо ответа Коул осторожно снял мой револьвер с боевого взвода и отвернулся. И делая это, он смеялся — негромко, но смеялся. Он двинулся прочь, и Кумори пристроилась к нему сбоку. Дождавшись ее, Коул бросил мой револьвер в траву, поднял руку и словно раздвинул ей воздух перед собой. Я ощутил возмущение магической энергии, когда он раздвинул завесу между материальным миром и Небывальщиной, и они ступили в нее — прямо с Мёрфиного двора. Прореха между мирами закрылась за спиной у Коула, и двор снова опустел, словно никого и не было.

Я остался сидеть в темноте под дождем один. Откуда-то издалека, сверху, донесся звериный вой.

По логике вещей он должен был бы напугать меня, но я чувствовал себя так хреново, что мне хотелось только лечь и закрыть глаза. Хоть на минуту. Правда, я понимал, что если поступлю так, я не смогу открыть их скоро. Может, и никогда.

Надо было узнать, что с Баттерсом и Мышом. Я перекатился на живот и подобрал свой посох, потом прополз на карачках еще пару футов и подобрал материнский амулет. Потом встал. В голове пульсировала тупая боль, и я ненадолго наклонил голову, подставив затылок дождевой воде. Я постоял так немного, и боль чуть унялась — по крайней мере, настолько, что я мог уже ее терпеть. Башка у меня закаленная: ей доставались плюхи и круче, да и времени нянчиться со своей болью у меня не было. Я пару раз глубоко вздохнул-выдохнул, а потом поплелся на кухню.

В кухне царила темнота. Горевшие в ней свечи погасли все до одной. Я поднял пентаграмму над головой и засветил ее. Потом еще раз осмотрел кухню в ее серебристо-голубом сиянии.

Кухня была пуста. Никаких следов ни Мыша, ни Баттерса — и никаких следов борьбы. Мой страх немного унялся. Если Кумори обнаружила их, она наверняка оставила бы за собой следы насилия: кровь, перевернутую мебель. Баттерсовы записи так и лежали аккуратной стопкой на краю кухонного стола.

Дом у Мёрфи небольшой, и мест, где мог бы укрыться Баттерс, в нем не так уж много. Я прохромал в гостиную, потом по короткому коридору в спальни и ванную.

— Баттерс? — негромко окликнул я. — Это я, Гарри. Мыш?

В дверь платяного шкафа за моей спиной вдруг поскреблись, и я едва не подпрыгнул до потолка. Я совладал с резко участившимся сердцебиением и открыл дверцу шкафа.

Баттерс с Мышом сидели на полу шкафа. Баттерс сидел у задней стенки, а Мыш, несмотря на несколько помятый вид, прочно обосновался между Баттерсом и дверью. При виде меня хвост его заколотил по стенке шкафа, и он полез из него ко мне.

— Ох, слава Богу, — выдохнул Баттерс. Следом за Мышом он выбрался из шкафа. — Вы в порядке, Гарри?

— Бывало и хуже, — заверил я его. — Вы-то как? Что случилось?

— Мм… — произнес Баттерс. — Я смотрел, как вы там, во дворе. А потом… ну, потом что-то такое появилось внутри этого вашего круга из колючей проволоки. И я… Я плохо разглядел, но ветер залил окно водой, и мне показалось, я видел, как что-то двигалось за окном, и… И я закричал и вроде как в панику ударился, — он залился краской. — Извините. Я… я просто такой маленький был по сравнению с этой тварью. Я перепугался.

Он забился в нору. Что ж, возможно, это и не самая глупая реакция на появление разъяренного властелина фэйре.

— Не переживайте, — сказал я. — Мыш оставался с вами?

— Угу, — подтвердил Баттерс. — Кажется, да. Он попытался выскочить наружу, когда та тварь в круге завизжала. Я даже не понял, что держу его за ошейник, когда я… ы…

Лицо Баттерса слегка позеленело, он выдавил из себя: «Извините», — и бросился в ванную.

Я услышал, как его выворачивает наизнанку, и, нахмурившись, повернулся к Мышу.

— А знаешь что? — сказал я ему. — Мне плевать, будь Баттерс нашпигован гамма-излучением, или будь у него зеленая кожа, или розовые портки. Он при всем желании не мог бы затащить тебя в шкаф.

Мыш посмотрел на меня и с загадочным выражением склонил голову набок.