Я положил черный камень на пол перед собой, сделал глубокий вдох, распрямил спину и принялся сосредотачиваться. Так, продолжая дышать глубоко и размеренно, я сложил в уме заклинание. Работа была тонкая, и всего несколько лет назад, когда я только начинал обучать Молли премудростям своего ремесла, я бы побоялся взяться за такую. Да и теперь она давалась мне не то чтобы легко.

Настроив сознание должным образом, я сделал еще один глубокий вдох.

— Voce, voco, vocius, — прошептал я и, выждав мгновение, повторил заклинание еще раз: — Voce, voco, vocius.

Так продолжалось пару минут, а я все старался изобразить говорящего по телефону древнего римлянина. Я уже начал сомневаться в том, что этот чертов камень вообще заработает, но тут лаборатория вокруг меня исчезла, сменившись непроглядной чернотой. На ее фоне сделалось видимым энергетическое поле моего круга: бледно-голубой мерцающий цилиндр, начинавшийся от пола и уходивший вверх, словно бы в бесконечность. Правда, мерцание его никак не освещало окружения, словно свету просто не от чего было отражаться.

— Э… — произнес я, и голос мой вернулся ко мне причудливым эхом. — Алё?

— Не гони лошадей, — ворчливо отозвался далекий голос. — Иду.

Мгновение спустя блеснула вспышка, и прямо передо мной возник второй цилиндр, такой же, как у меня. В нем сидел, скрестив ноги, Эбинизер, перед которым лежал черный камень, двойник моего. Выглядел он усталым — волосы всклокочены, глаза ввалились. Из одежды — только пижамные штаны, я даже удивился, как Эбинизеру, в его-то возрасте, удалось сохранить отменную мускулатуру. Но, конечно же, большую часть последних десятилетий он провел, работая у себя на ферме. Такие вещи положительно сказываются на мышцах.

— Хосс, — произнес он вместо приветствия. — Ты где?

— Дома.

— Что там?

— Обереги отключены. Я не один, но не хочу здесь задерживаться надолго. В дело вовлечены полиция и ФБР, и за последние два дня Красные уже дважды пытались меня убрать. А вы где?

— А давай я лучше не буду тебе говорить, — хмыкнул Эбинизер. — Мерлин готовит контрудар, и мы пытаемся выяснить, как много они об этом знают.

— Под этим «мы», я так понимаю, имеется в виду Серый Совет?

Серым Советом мы назвали нашу маленькую нелегальную организацию, действовавшую внутри Белого Совета. В нее входили люди, которые видели молнии и слышали гром, а следовательно, отдавали себе отчет в том, что чародеям по всему миру грозила все большая опасность оказаться уничтоженными или порабощенными нашими противниками вроде вампиров Красной Коллегии или Черного Совета.

Черный Совет — организация в значительной мере гипотетическая. Ряды ее состоят из некоторого количества загадочных типов в черных мантиях с капюшонами на манер толкиновских Кольценосцев. Они обожают призывать в нашу реальность разных смертельно опасных демонов и вообще водить шашни со всеми сверхъестественными расами, до которых им удается дотянуться. Цели их не всегда ясны, но нашему Совету они чинят помехи уже довольно давно. Мне доводилось встречаться с отдельными их представителями, однако твердых доказательств существования этой организации нет ни у меня, ни у кого-либо еще.

Слухи об их существовании встречались большинством членов Белого Совета насмешками и обвинениями в паранойе — вплоть до прошлого года, когда агент Черного Совета убил больше шести десятков чародеев, а прежде сумел внедриться в той или иной степени в мозги почти девяноста пяти процентов работавших в эдинбургской штаб-квартире. Воздействия не избежали даже члены Совета Старейшин.

Предателя вычислили и нейтрализовали, но дорогой ценой. После этого Белый Совет смирился-таки с мыслью о том, что в мире действует безликая, безымянная организация, и что некоторое количество ее представителей, возможно, входит в Белый Совет, действуя конспиративно.

Паранойя и недоверие. Они все сильнее овладевали умами Белого Совета, в то время как его предводитель, Мерлин, так и отказывался признавать существование Черного Совета — возможно, из боязни того, что его соратники начнут переходить на сторону врага. Однако этот его выбор оказал на и без того запуганных, измотанных войной чародеев прямо противоположное воздействие. Вместо того чтобы пролить свет на сложившуюся ситуацию, Мерлин добился только того, что его братья-чародеи сделались еще уязвимее для страха.

Это и привело к созданию Серого Совета, состоявшего из меня, Эбинизера и некоторого количества других, организованных в мелкие ячейки — так любому другому Совету, Черному или Белому, было бы сложнее узнать о нашем существовании и уничтожить одним ударом. В общем, мы старались сохранить здравый рассудок в безумное время. Все это могло обойтись нам очень и очень дорого, но, полагаю, всегда найдутся люди, физически не способные стоять и смотреть на то, как творится зло. Они просто обязаны что-то с этим поделать.

— Угу, — подтвердил Эбинизер. — Я имел в виду именно это.

— Мне нужна помощь Серого Совета, — произнес я.

— Хосс… мы тут все под дамокловым мечом сидим, и он вот-вот готов упасть. То, что творится сейчас в Эдинбурге, может означать конец организованного, контролируемого чародейства. Конец Законов Магии. Это может ввергнуть нас в хаос древних эпох, навлечь на человечество новую волну чернокнижников, порожденных ими монстров и самозваных полубогов.

— В силу ряда причин, сэр, мне всегда спокойнее, когда я сижу под этим мечом. Привычка, должно быть.

— Хосс… — нахмурился Эбинизер.

— Мне нужна информация, — настойчиво продолжал я. — Есть одна девочка. Кому-то что-то должно быть известно о ее местонахождении. И мне известно, что Совет мог бы нарыть что-нибудь. Белый Совет захлопнул дверь у меня перед носом. — Я упрямо задрал подбородок. — А как насчет Серого?

Эбинизер вздохнул, и его усталое лицо показалось мне еще более усталым.

— То, что ты сейчас делаешь, правильно и справедливо. Но неумно. И это урок, которого ты еще не усвоил.

— Какой еще урок?

— Случается, Хосс, — очень мягко произнес он, — что ты проигрываешь. Иногда тьма забирает всех. Иногда монстр уходит из твоей западни, чтобы наутро снова убивать. И ты ничегошеньки, ни одной чертовой капли не можешь сделать, чтобы помешать этому.

— То есть, — взорвался я, — вы хотите сказать, что я должен оставить ее умирать?

— Я хочу, чтобы ты спас миллионы, а то и миллиарды девочек, — произнес он словно через силу. — И не обрекал их всех ради спасения одной-единственной.

— Я не брошу ее, — прорычал я. — Она…

Эбинизер сделал движение правой рукой, и мои голосовые связки перестали действовать. То есть губы мои шевелились, я мог вдыхать и выдыхать — но говорить не мог.

Глаза его вспыхнули гневом, что случалось при мне очень и очень нечасто.

— Черт подери, парень, будь умнее! Ты что, не видишь, что творится? Ты же даришь Арианне именно то, чего она хочет. Ты пляшешь как марионетка на ее струнах. Реагируешь именно так, как выгодно ей — это же тебя угробит!

— Я давным-давно говорил тебе, что жизнь настоящего чародея — это жертва, — продолжал он чуть спокойнее, но все еще ворчливо. — Я говорил, что тебе, возможно, придется поступать так, как диктует совесть, пусть даже весь остальной мир и утверждает обратное. Или что тебе придется иногда совершать страшные, но необходимые поступки. Помнишь?

Я помнил. Прекрасно помнил. Я даже вспомнил запах дыма от костра, у которого мы сидели.

Я кивнул.

— Вот тут ты и узнаешь себе цену, — сказал он ровным, чуть хрипловатым голосом. — Работы у нас непочатый край, а времени в обрез, так что у меня нет возможности тратить его на споры с тобой о том, что тебе полагалось бы уже понимать. — Он зажмурился и сделал глубокий вдох, словно брал себя в руки. — Встретимся в Торонто, в обычном месте, через двенадцать часов. — Последние слова он произнес беспрекословно-командным тоном, что я за всю свою жизнь слышал от него всего несколько раз. Он явно ожидал, что я повинуюсь.