— Да ты, хатт тебе в задницу, говорящий? — усмехнулся клон. — Ну, тварь, расскажи-ка мне, чем это тебе не нравится — то, как мы поступаем с вами? Ведь ты сражался против нас, не так ли? В Централии, например?

— Война… — попытался было оправдаться нова-гвардеец, но сломанный второй палец прервал его поток оправданий. — Да, сражался! Командовал полком на Фелуции… Вы храбро сражались… А-А-А-А!

Мастер, услышав название планеты, бесцеремонно ударил раскрытой ладонью по локтевому сгибу руки противника, сломав ее. В линзах шлема блеснул белоснежный обломок кости.

— Фелуция, значит, — процедил Мастер. — Это я удачно зашел. Будь любезен, расскажи-ка, что там произошло? Хочу услышать слова очевидца.

Айлонец шипел от боли, но ничего не говорил. Мастер, бесцеремонно вынул из ножен вибронож и всадил оружие в бедро врага.

— Чем больше ты говоришь, тем дольше проживешь. Я слушаю!

— Мы атаковали… Командир приказал распылить противобластерный аэрозоль — чтобы мы могли сойтись с вашими солдатами в рукопашную. Это великая честь — сражаться лицом к лицу…

Хрустнул еще один палец.

— Дальше…

— Первые эшелоны уничтожила ваша артиллерия, — противник часто задышал. Его слова чередовались бульканьем натекшей из разбитого лица крови. — Дарт Крайт приказал распылить отравляющее вещество…

Мастер похолодел. Фелуция превратилась в огненный шар и подробностей происходящего там до конца так и не удалось выяснить. Слухи ходили самые противоречивые. Но теперь у него есть слова из первоисточника — недаром он включил запись на своем шлеме, едва услышал название планеты.

— Вот она ваша честь, да, айлонец? — скрежетнул зубами Мастер. — Отравить и сжечь планету? Солдат, мирных жителей? И ты еще спрашиваешь, почему мы вам вырезаем как бант? О, вы еще не то заслужили, мрази.

— Мы не сжигали планету! — с натужностью произнес айлонец. — Это сделали ваши бойцы!

— Как это? Вы же отравили их!

— Некоторые выжили, — прохрипел айлонец. — Мы столкнулись с ними, когда подошли к вашей базе.

— И перебили обессиленных и умирающих…

— Они убили половину моего полка, заманив нас в свой форт, — возразил айлонец. — И две трети оставшихся, когда перешли в контрнаступление!

Контрнаступление? Пораженные боевыми отравляющими веществами? Простые пехотинцы? У которых нет даже фильтров в шлемах?

Мастер почувствовал, как по спине пробежали мурашки…

Айлонец говорил и говорил. О славном сражении, о великолепной рукопашной. О том, как командир-родианец (Дизи Азмо, припомнил Мастер) остался в одиночестве и взорвал базу, чтобы имперская техника не досталась айлонцам и их командиру. О том, как вспыхнула мутировавшая флора Фелуции. И как сгорали в огненном инферно выжившие, но раненые айлонцы, в то время как сам лежащий под ногами Мастера полковник-айлонец вытаскивал с планеты Дарта Крайта.

Наконец, когда он закончил, Мастер в оцепенении поднялся с него. Ошарашенный услышанным, он никак не мог прийти в себя. Уму непостижимо! Простые пехотинцы сражались, умирая, контратакуя, вырезая прославленных айлонцев словно тупых дроидов.

— Мы не видели бойцов храбрее, — бывший полковник встал на колени, повернув к Мастеру изуродованное лицо. — Я записал их подвиг в личной хронике… Вы должны гордиться ими… Они умирали с честью. Ни один из полков Нова-Гвардии не может похвастаться перед своими потомками, что столкнулся с противником, уступающим им численно, но превосходящим по боевым качествам и отваге…

— И ты уже никому не расскажешь этого, — маршал отключил функцию записи. Коснулся на наручном компьютере систем связи, переправляя запись командирам других корпусов. Хрустнув костяшками пальцев, подошел к противнику. — Последнее, что ты запомнишь — мой образ. Ты последний из тех, кто был на Фелуции?

Айлонец кивнул.

— Значит, настало время справедливости, — скрежетнул зубами Мастер. — Здесь и сейчас!

Без предупреждения, он ударил кулаком по гортани противника, перебив трахею. Затем, не позволяя айлонцу отойти от шока, схватил его за голову и со всей злостью, на какую был способен, впечатал в его лицо свое бронированное колено, ломая кости черепа и вбивая носовые хрящи и кости в мозг бывшего полковника.

Тело опрокинулось на спину, но этого ровным счетом ничего не значило.

Мастер вырвал из боковой части бедра противника свой вибронож и вернул его в ножны на груди. Посмотрев на окровавленное тело, с криком ярости прыгнул на грудь противника, ломая ребра. Затем, опустился на колени, нанося удары кулаками по изуродованному лицу.

За каждого убитого на Фелуции. За отравленного газом. За обессиленного и умирающего в страшных муках. За каждого шедшего в контратаку. За каждого ни в чем не виновного фелуцианца, ставшего для айлонцев и сепаратистов «сопутствующим ущербом».

И за собственное бессилие. За то, что не оказался рядом — ни он, ни кто другой из Штурмового корпуса. За всю ту боль, что испытали имперские пехотинцы, память о которых ныне будет жить вечно. Но это — слабое утешение для родственников тех, кто захлебываясь своей кровью в неестественных муках не отступили и выполнили свой долг до конца.

Остановился он только тогда, когда металлические детали перчаток ударились о пермакритовый пол. Только когда собственная боль заглушила кровавую ярость, плещущуюся внутри доспеха.

— Я тебе этого не простить… — услышал он тоненький, почти детский голосок откуда-то из дальнего угла подвала.

Оторвавшись от каши, в которую его дробильные перчатки превратили мышцы, кожу, волосы, череп и мозги бывшего полковника, Мастер посмотрел в сторону источника звука.

Там, сжимая в руках архаичного вида пулевик, стоял молодой айлонец. В легком доспехе, с открытым забралом. Видна накаченная мускулатура, но не впечатляет. Ему на вид — лет пятнадцать по человеческим меркам. Скорее всего — относительно свежий рекрут, не успел заматереть.

— А, ты должно быть гаденыш этого куска говна? — оскалился под шлемом клон. Будь у мальчишки тяжелый бластер — можно было бы переживать за себя. Но пулевик… Как бы пиздюк сам себя не застрелил рикошетом от брони клона. Были уже прецеденты.

— Он быть мой отец, — с обидой и дрожью в голосе произнес мальчишка. — Я мстить, я…

— Мне плевать, как тебя зовут, — отмахнулся клон. — Хоть «писю теребить». Или ты хочешь спросить с меня за его смерть?

Он небрежно обтер окровавленные сапоги о ступеньку лестницы, ведущей наверх.

— Я очень это хотеть, — выкрикнул мальчишка. — Я вырасти и убивать тебя! Долго-долго!

— Ошибаешься, — вздохнул Мастер. — Не вырастешь.

Брошенный молниеносным движением вибронож вошел мальчишке прямиком меж бровей, разом разрушив мозг и подарив ему быструю смерть.

— Поверь, мальчик, — клон наклонился, вынимая оружие из раны. — Эта смерть намного гуманнее всего того, что мы теперь сделаем с вашим миром и народом. Никто не скроется от имперского штурмовика. Где бы твои сородичи-ублюдки не находились сейчас — на этой планете или за тысячи световых лет отсюда. Мы найдем и перебьем вас до единого. Справедливость — здесь и сейчас.

Усталость накатила как-то сразу. Маршал, вернувшись к лестнице, медленно побрел наверх. Справедливость не может ждать ни минуты.

Рука с вибромечом упала, кто-то зашипел от боли. Бене стукнула атаковавшего рукояткой и махнула мечом вправо, отразив ещё один выстрел.

Кеймейкер, саданув прикладом противника в горло, вернул оружие в первоначальное положение и сдвоенным выстрелом прожег в его груди дыру, в которую запросто можно было просунуть увесистый кулак.

Девчонка на высоте. Умело прикрывает.

Сражение в огромном бункере, используемом противником в качестве бомбоубежища, переходило в финальную стадию. Последние защитники пали.

И горе побежденным, которые тщетно думали скрыться от имперских бойцов во внутренних помещениях бункера, на ходу изобретая баррикады, более не надеясь на защиту отряда нова-гвардейцев, которых только что порвали на куски закованные в «Инфильтраторы» солдаты Империи.