«Млять! Ну, какого лешего я такой умный? Был бы обычным гопарём-колхозником и не думал бы ни о чём! Лишь бы набухаться, да девушек пое… Вот и всё. Не жизнь, а радость! А здесь каждый шаг, каждое действие, каждое слово подвергается жесточайшему анализу, выделяются ключевые моменты, что сопоставляются с шаблонами поведения, заложенными в моей памяти. Анализ всех взаимодействий, анализ каждого слова. Каждого действия! Блиииин! До чего же я всё продумываю! Я не делаю лишних движений вообще! Каждое слово, каждое прикосновение… каждый жест. Боже! Я как ходячий учебник психологии…»

Ккенг не мог вспоминать Оливу без презрительной усмешки. В глубине души он не менее презирал и Ириску, считая её глуповатой. Он прекрасно понимал, что рано или поздно девочке придётся сильно обжечься, и тем больнее ей будет падать с пьедестала, на который так неожиданно и быстро воздвиг её Салтыков.

«Меня очень сильно начинают бесить наивняги, которые думают, что жизнь такая сладкая и прекрасная штука. Что любовь живёт вечно, что бывает она и до гроба. И если ты им пытаешься втолковать обратное, то встречаешь лишь волну критики в свой адрес. Говорят, что просто у тебя такого никогда не было, что ты не умеешь любить.

И потом смотришь на этих людей, убитых горем от того, что их бросил(а) любимый парень/девушка. Я, конечно, сочувствую, но в душе… усмешка. Вот такие истины.

Жизнь — не сладость, как думают многие люди. Жизнь борьба — выживет сильнейший.

Хотя, может, я так считаю потому, что нахлебался горя. Сколько всего было в столь короткий период, в те двадцать лет…»

Он исписывал целые страницы в дневнике, смутно надеясь, что однажды, когда всё переменится, он уничтожит все эти записи, и вместе с ними и всё плохое, о чём писал он туда.

«Я раньше часто запихивал голову в песок, и от этого мне было плохо, мне было ужасно! А теперь, а теперь… а теперь нет.

Вот и с Жанной такая фигня. Сегодня она должна была ко мне приехать, а не приехала… не брала трубку, потом взяла и заявила, что чуть ли не я всё это придумал и вообще, я что, не понимаю, что у неё сегодня курсы, и в АГТУ надо заехать? Вчера разговор был… а ну его в жопу — этот АГТУ! Давай я с утра к тебе приеду! Вот и так. А сегодня я, как последний лох, сглотнул её наживку. Проглотил. Сказал, что да, Жанночка, ты права, а я не прав. Не подумал о твоих курсах. Потом она обещала мне перезвонить через некоторое время. И вот я сижу один и размышляю. Серёга, неужели ты такой размазня? Неужели ты не сможешь ее послать? Да она вертит тобой, как хочет! Посмотри, кто ты в её глазах! Ты никто! Ты тряпка! Да она готова тебя положить у коврика и каждый день ноги об тебя вытирать, а ты будешь рад! И будешь говорить, что она всё правильно делает! Ничтожествоооо…

Вот и сидел я в таких раздумьях и понял, что в себе копить это нельзя. И решил ей высказать всё то, что я о ней думаю. Прошёл час, звонка нет. Я позвонил ей, она не ответила. И так только на третий раз мне ответила. Я спросил любезно, а почему она не перезвонила, на что она мне ответила: «Что вы все меня сегодня достаёте?»

Секунда, мысль, взрыв: «Достаю? Да ты просто дура!!!»

На что ответ: «Что ты на меня кричишь?» и бросила трубку!

Я ей написал три сообщения, в которых выразил все свои «тёплые» чувства к ней! Не стеснялся в выражениях… дура, тупица, тварь! Излил ей всю душу!

Сказал ей, чтобы забыла моё имя, чтобы никогда мне не звонила и не писала!!! Иначе я её в клочья разорву!!!

И хотя я понимаю, что я потерял человека, потерял навсегда, но на душе так легко и приятно стало! Так пусть знает своё место! И пусть знает, что меня надо уважать!

Жаль, что я это ей не сказал в лицо, а ведь так хотелось! Хотелось сломать её сознание, подавить её волю! А, ну и ладно! И так хорошо.

Главное, чтобы смс дошли в полном составе, иначе тупо получится.

И пошла эта Ж в Жо…!!!

Всё, конец истории».

Ккенг неоднократно пытался завязывать с дневником, чувствуя, что чем больше он уделяет ему внимания, тем сильнее распаляет сам себя. После истории с Жанной он, хоть и не сразу, но почувствовал, что прошлое стало отпускать его. Тогда-то Ккенг окончательно решил всё бросить и уехать в столицу строить новую жизнь, поняв, что больше его ничего не связывает ни с этим городом, ни с этими людьми.

«Сижу дома, тухну.

Звонил вчера братишка из Москвы. Рассказывал, как там всё круто и здорово. Как носился на карте по трассе где-то в центре. Веселуха, говорит! Скорее бы в Москву».

«А, вот ещё что вспомнил. Позавчера мне на домашний звонили какие-то дуры и молчали в трубку. Я попытался их как-то разговорить, вроде слегка поговорили. Ну, они неудачницы, это сразу видно. Может, ещё в школе. А вот кто такие? Откуда мой телефон знают?

Потом они начали меня всячески оскорблять. Хм, а кому я что плохого сделал? Ну, туповатые. Оскорбления такие же… не задели никак. Я включил громкую связь, включил музыку и слушал их. Словами тупой, козёл, неудачник и ещё что-то словарный запас их был ограничен, но меня они повеселили. Всегда приятно видеть, что вот такие горе-унижатели нифига не могут меня достать. И от этого они бесятся. А это мне так нравится.

Правда, так и не понял, кто это, ну да ладно. Пусть идут с миром.

Грешно смеяться над больными людьми».

На турбазе «Илес», где расположилась большая компания форумчан, вовсю пригревало апрельское солнце. Снег в лесу ещё не растаял, и кое-кто даже катался по нему на лыжах.

Ириска с самого утра была в дурном настроении. В последнее время она стала замечать, что Салтыков как-то охладел к ней. Прежде, бывало, жить без неё не мог, то и дело твердил ей, как он её обожает. А теперь — ноль внимания, фунт презрения. Холодность его чувствовалась во всём, и сегодняшний день отнюдь не был исключением. Салтыков совершенно не уделял внимания Ириске: как ни в чём не бывало он болтал с форумчанами, а на неё даже не смотрел. Она злилась ужасно, ибо чувствовала, что то, что до сей поры считала своим, больше ей не принадлежит. Но почему? Почему он к ней охладел? Неужели… неужели опять спутался с этой мерзкой Оливой?! Как-то раз, ковыряясь у него в телефоне, Ириска нашла её эсэмэски, которые Салтыков почему-то не удалил. Ну и, понятное дело, учинила ему допрос: какая-такая Олива? Уж не та ли лахудра с форума? А какого хрена она ему ещё пишет? Ах, просто знакомая… Знаем-знаем мы знакомства-то эти. А дай-ка мне её телефон, разговор у меня к ней… женский… Ах, не дашь?! Ну, тогда мне всё ясно…

Теперь, конечно, с Оливой покончено. Вроде бы. Но Ириске от этого всё равно было не легче. Салтыков разлюбил её — это было ясно как белый день.

— Андрей! — прошипела Ириска, подойдя к компании и схватив Салтыкова за рукав, — Андрей, мне надо с тобой поговорить.

Он нехотя поднялся. Она же, вцепившись ему в руку мёртвой хваткой, повела его за угол. Он отстранённо смотрел куда-то мимо неё и молчал. Будто заранее знал всё, что она ему скажет.

— Объясни мне, что происходит?! — истерически завопила Ириска, — Я тебя спрашиваю! Ты весь день меня игнорируешь!!! Я, между прочим, всё ещё твоя девушка, если ты не забыл!

Салтыков невозмутимо молчал. И от его молчания Ириска завелась ещё больше.

— Андрей, я к тебе обращаюсь! Почему ты мне не отвечаешь? Почему ты так ведёшь себя со мной?!

— Так, перестань орать. Если ты будешь повышать на меня голос, я вообще разговаривать с тобой не буду.

— Андрей!!!

Он резко вырвал у неё свою руку и ушёл. Ириска в немом оцепенении постояла там ещё секунды две и пошла за ним. Салтыков же, увидев её, чертыхнулся и пошёл нервно курить. Он уже сто раз пожалел, зачем он с ней связался. Увлечение, пришедшее к нему зимой от нечего делать да в пьяном угаре, прошло бесследно. Она была чужим человеком, ничего общего. Салтыков уже давно начал тяготиться ею, а теперь особенно. Он знал, что если Ириска примется истерить, то это надолго. Щас ещё реветь начнёт… Тьфу, пропади ты пропадом!