— Ты пховехял?

— Да проверял, точно в Москве прописана. Дык она не хочет там жить-то, вот в чём прикол! План-то мой кирдыкнулся, — сказал Салтыков, — И самое хуёвое, Майкл, меня это не останавливает! Я втюрился как лошпед, со мной такого никогда не было…

— Духаки мы с тобой оба, — заметил Майкл, — У меня вот тоже Волкова из головы не идёт…

— Ну, пипец, Санта-Барбара! — отреагировал Салтыков, — Угораздило нас с тобой, да, Майкл?

— Слушай, Андхей, только давай пхо это особо в Аххангельске не хаспхостханяться… Да и ходители на это неизвестно ещё, как посмотхят. Пхосто сам понимаешь, какие могут быть непхиятности у всех…

— А чё ты решил насчёт Волковой?

— Да ничего я не хешил… — отвечал Майкл, — Вообще, мне кажется, до добха это не доведёт. Надо пхекхатить эти путешествия из Петехбухга в Москву, пока не поздно…

— Вот именно, Майкл, что поздно!

— Мне вот интехесно, как ты Оливу тепехь ходителям пхедъявишь. Не думаю, шо они будут в востохге…

— Это да… — помрачнел Салтыков, — Но, блин, я щас всё равно ни о чём другом думать не могу.

— В общем, шо я могу сказать, — Майкл закашлял в кулак, сдерживая смех, — Недахом Димас говохил, шо у Салтыкова в жилах вместо кхови течёт бензин…

— Меня так всего и колбасит, как представлю её… Чё ж теперь делать-то, Майкл?.. У меня реально крыша едет…

— Да хасслабься ты…

— Не могу, Майкл! Я спать не могу, как вспомню её тело, так меня всего плющит… Ммммммм! — заорал он как жеребец.

— Не охи ты, чёхт! Всех побудишь…

— Да как же мне не орать? Да я не знаю, чё бы я щас сделал… Окно бы вышиб! Выпрыгнул бы с поезда на ходу! Мааайкл! Ну скажи, что мне делать?! Майкл!.. Майкл?.. Ты чё, спишь что ли, Майкл?..

— Хррррр… — только и раздалось в ответ.

Салтыков сконфуженно замолчал. А Майкл, уставший за сутки, уже вовсю дрых на своей нижней полке и видел десятые сны.

Олива проснулась около десяти часов утра. В номере было подозрительно тихо. Оливе хотелось бы поспать ещё, но тут она вспомнила, что надо уходить, пока за ней не пришли.

Ключ администратору, вопреки её опасениям, она сдала без проблем, но с облегчением вздохнула только тогда, когда села в полупустой вагон метро. И теперь она, наконец, могла в спокойной обстановке привести мысли в порядок.

Итак, Салтыков сделал ей предложение. Она, которая всего каких-то пару лет назад даже подумать не смела о том, что её, убогого Филипка, кто-нибудь возьмёт замуж — теперь невеста. А это уже многое меняет. Что, безусловно, есть гуд.

Но, с другой стороны, предложение поступило от Салтыкова — человека с, мягко говоря, скверной репутацией. Мими Целикова, с которой Олива вела переписку и встречалась зимой в Архангельске, рассказывала ей и про Ириску, и про Дикую Кошку, и про пьяные драки Салтыкова в ночных клубах. Да и то, как он забанил Оливу позапрошлой зимой на форуме, не могло прибавить ему очков.

«Да, он подлый человек, гнилой и беспринципный, — рассуждала Олива сама с собой, — Но, может, он изменится? Бывают же случаи, когда бабники и прожигатели жизни, встретив настоящую любовь, становятся примерными семьянинами! Люди меняются, я тоже изменилась, так почему не может он?..»

Олива вышла из метро, и, погружённая в свои мысли, не заметила идущего ей навстречу бывшего одноклассника.

— Привет, Оль, — окликнул он её.

И правда, люди меняются, отметила про себя Олива. Вот ведь как: уже не «а-а-а, Филипок!», а «Привет, Оль». Хотя, может, они просто повзрослели…

«Но он нечистоплотен, он примитивен как животное, — Олива снова вернулась к мыслям о Салтыкове, — Глуп, неопрятен. В обществе стыдно появляться… — она вспомнила сцену в ресторане и как он обоссался на мосту, и перекосилась от отвращения, — Труслив, к тому же. Да если б я знала тогда, два года назад, когда с ним переписывалась… Стыдно вспомнить! А теперь замуж за него выходить… Нет, нет, это исключено!»

Но, наряду с этим, Оливе было уже трудно представить себя без него. Приключения, которые они пережили вместе за минувшие два дня, каким-то странным образом повязали их одной верёвочкой. Салтыков стал близок ей, гораздо ближе, чем Даниил, которого она, хоть и любила страстно, но никогда не могла до конца понять. Салтыков же был до примитивного прост и понятен, можно даже сказать — в доску свой. Разумеется, ведь он же не был ни оборотнем-драконом, как Даниил, ни ангелом, как Никки.

Дома Олива, сделав себе бутерброд с колбасой, села на телефон. Надо было срочно обзвонить подруг и поделиться новостью, а главное — посоветоваться. Ведь всё свалилось на неё так неожиданно…

Вообще-то в глубине души она надеялась, что подруги будут отговаривать её выходить замуж за Салтыкова. Однако реакция Яны и Насти была, скорее, противоположной.

— Дура ты, вот и всё, — выдала Яна в ответ на рассказ Оливы.

— Это ещё почему? — обиделась та.

— Тебе предложили з а м у ж, а ты носом крутишь! У тебя что — женихи в очереди стоят? Дорогая моя, тебе двадцать один год. Или, может, ты думаешь, что дождёшься принца заморского?

— Но выходить замуж без любви…

— Ой, я тебя умоляю! С Даней у тебя была любовь — и что? — резонно возразила Яна, — К чему это привело? Если хочешь знать, самые крепкие браки — как раз-таки по расчёту. Вот он и деньги тебе давал — зачем не взяла?

— А ты что, взяла бы? — спросила её Олива.

— Я бы взяла. Почему нет? Дают — бери, бьют — беги.

— Я так не могу. Я порядочный человек.

— Ха-ха, — надменно пустила Яна, — Извини, но кому в наше время нужна эта твоя «порядочность»? Сейчас и слова-то такого не существует…

После разговора с Яной Олива позвонила Насте. Та отреагировала несколько иначе:

— Забавные Филипки! — рассмеялась она. — Поверь мне, Фил, этот вечнопьяный гоп — твоя судьба!

— Нет, я серьёзно…

— Я тоже, — сказала Настя, — Реально, Фил, выходи за него. Расплодитесь, и создадите целую деревню — Малые Филипки!

— Блин, у меня жизнь решается, а тебе бы всё зубоскалить, — отмахнулась Олива, — Ты-то сама чё думаешь насчёт Медведа? Он запал на тебя, между прочим.

— Мишка классный, конечно, — не сразу ответила Настя, — Но есть одно «но».

— Какое?

— Я не уверена, что Мишка будет бороться за своё счастье.

Опасения Майкла насчёт родителей Салтыкова вскоре подтвердились. Андрей приехал домой, и в первый же вечер у него с отцом состоялся серьёзный разговор.

— Отец, — сказал Салтыков-младший, придя к нему в кабинет, — Отец, я женюсь.

Сергей Александрович запер в сейф бумаги и вопросительно посмотрел на сына.

— На ком? — только и вымолвил он.

— Ты её не знаешь, отец: эта девушка из Москвы.

— Гм… — Сергей Александрович поднялся с кресла и, грузно ступая по ковру, прошёлся до двери кабинета и обратно. Затем сел обратно в кресло, но через секунду опять встал и заходил по кабинету.

— Так-с… Жениться, значит, собрался… Ну что ж, сынок, и это дело. Из Москвы, говоришь… Что ж, это хорошо — переедешь к ней, будешь жить в столице…

В кабинет вошла мать Салтыкова, робкая и некрасивая женщина. По всему было видно, что в этой семье она не имеет права голоса — всё здесь решал отец. Но, едва услышав, что её любимый сын хочет жениться и уехать в столицу из родительского гнезда, она всплеснула руками:

— Господи! Да как же ты поедешь туда, сынок? Как же ты жить там будешь — там ведь ни кола, ни двора у нас, ни знакомых. А здесь тебя отец и на работу устроит, и опять же, связи…

— Не говори глупостей, — резко осадил жену Салтыков-старший, — Здесь я его на четырнадцать тыщ устрою — а там он со своей специальностью тыщ сорок заработает. Какой бы дурак стал отказываться от такой возможности — жениться на москвичке и поселиться в столице? Ты, баба, не понимаешь, и помалкивай.

— Иди, мать, иди, у нас с отцом мужской разговор, — подхватил Салтыков-младший, выпроваживая её за дверь.