Он отвёл глаза и что-то нечленораздельно пробормотал себе под нос.

— Мне, конечно, до этого дела нет никакого, — поспешила заверить Мими как можно более беспристрастным тоном, — Просто все шокированы этим твоим, хм… странным выбором. Ты же её совсем не знаешь…

Салтыков насторожился.

— А что я должен знать о ней такого? Мы современные люди…

— А я вовсе и не о том, что ты подумал. Просто ужасно неприятно смотреть на весь этот цирк. Вы же используете друг друга. Ты её, а она тебя.

— Ей-то какая во мне корысть? — хмыкнул Салтыков.

— А ты не понимаешь? У Оли в Москве большие проблемы с общением.

Салтыков неприятно поморщился.

— Не надо, МИми…

— Андрей, я желаю тебе только счастья. Извини меня, конечно, но ты слеп.

Кто-то предложил идти гулять на набережную. Все с видимым облегчением стали вставать и просачиваться в коридор.

— I'll be back! — сказал Гладиатор, покидая комнату вслед за всеми.

На улице все почувствовали себя свободнее и, словно устав от пытки молчанием, все враз загалдели, перебивая друг друга:

— Да ну, ничего особенного в этой Оливе нет!

— Маленькая какая-то, плюгавенькая…

— Да наши архангельские девчонки в тыщу раз красивее!

— Она просто никакая! Что он в ней нашёл?

— Да Салтыков просто слепой!

— Я же говорю — тут один расчёт, ему не она нужна, а доступ в Москву!

— А вторая-то, слышьте? Подруга-то её… Яна, что ли…

— Хе-хе, да он на неё и перескочит, как пить дать!

— Ага, они же там все в одной комнате спят — вот он и будет её трахать прямо на глазах у Оливы!

— Доо, Салтыков это может…

И только Мими шла рядом с Райдером и молчала. Что ж, она своё дело сделала — сказала Салтыкову то, что думает. Только вот легче ей от этого почему-то не стало ничуть.

Ночью Мими, уткнувшись лицом в своего белого медведя, плакала навзрыд. Не слышали этих слёз ни Олива, ни Салтыков.

Салтыков, Олива и Яна сидели в гостиной роскошного дома Негодяевых, чинно пили кофе с суфле и рассматривали Димкину коллекцию монет, древние старообрядческие кресты, ордена.

— Боже, империалы XVII, XIX столетий… — изумлённо бормотала Олива, разглядывая коллекцию, — Откуда у тебя такие раритеты?

— Мой прадед был потомственный дворянин, — рассказывал Дима, украдкой взглядывая на Яну, — Эта коллекция досталась мне от него в наследство.

Яна во все глаза смотрела на Диму. Блестящая обстановка дома, гостиной, куда она попала словно по волшебству, возымели на неё потрясающее действие. Но больше всего произвёл на неё впечатление сам хозяин дома и коллекций. Яна смотрела на его утончённо-правильное лицо, наполовину скрытое тёмною шапкой кудрей, и улыбалась — Дима ей очень и очень приглянулся. Олива же сидела как на иголках: с минуты на минуту должен был прийти Гладиатор.

Внизу раздался звонок в дверь. Олива соскочила и понеслась вниз по лестнице, сломя голову. Минута — и она уже висела на руках у Гладиатора. Тем временем по лестнице спустилась Яна, и Глад, недолго думая, заключил её в свои объятия.

«Тоже мне, мачо-хуячо» — с неудовольствием подумал Салтыков.

— А всё-таки, Димочка мне нравится больше, — шепнула Яна на ухо Оливе, когда парни поднялись на второй этаж, — Если смотреть, кто из них симпатичнее, то Димка на первом месте, Салтыков на втором…

— А Гладиатор на последнем? Я думала, что Салтыков по внешности им всем проигрывает, — призналась Олива.

— Нет, ну Салтыков в принципе симпатичный, — сказала Яна, — Зря ты так на него.

— Девчонки! — крикнул Салтыков сверху, опираясь на балюстраду. Яна и Олива, оставив секретничать, с постными лицами поднялись вверх по лестнице.

— Димас, а родители-то твои где? Уехали, что ли? — спросил Салтыков у Негодяева, когда настенные часы внизу пробили полночь.

— Да, они улетели сегодня утром в Майами, — ответил Дима.

— Так, Димас! — Салтыков ударил кулаком по ладони, — Чё ж ты раньше-то молчал? Я б за квартиру не платил… Всё, остаёмся у тебя!

— Салтыков, нет.

— Ну-у, Димас!

— Салтыков, я сказал — нет, значит, нет.

— Ну, дай нам хотя бы подушки, одеяла, — сказала Олива, — А то мы по части белья прям бедствуем.

Димас дал им и подушки, и одеяло, и даже спальный мешок пожертвовал. Облегчённо вздохнул только тогда, когда закрылась дверь за шумной гурьбой, и их смех, гахнувший разом за дверью, смолк далеко на улице.

— Чёрт, расстелились тут, как цыгане, — фыркнула Олива, когда все четверо уже лежали дома в постели, вернее, Яна и Гладиатор на постели, а Олива и Салтыков — на полу, на спальном мешке.

— Мелкий, — шепнул Салтыков на ухо Оливе посреди ночи, — Мелкий, моя машинка хочет в гаражик…

— Чё, прям тут, что ли?

— Ну дык, а чё…

— Перебьётся твоя машинка. Спи давай, — сухо сказала Олива.

— Ну мееелкий!

— Хорош бухтеть! — отрубил Гладиатор с постели, — А то я вас ща возьму и в душ отнесу. И запру там.

Угроза не возымела действия на Салтыкова. Он-то в душ был совсем не против. «Пара Ктулху», как обозвал Оливу и Салтыкова Гладиатор, на какое-то время затихла, но когда Яна и Гладиатор на постели начали, наконец, засыпать, на полу снова послышалась возня.

— Так! Это что такое? — послышался сердитый шёпот Оливы, — Ну-ка убери! Бесстыдник…

Жёсткая диванная подушка перелетела через голову Гладиатора и врезалась Оливе в спину. Яна, взбешённая окончательно, приподнялась на локте, отыскивая, чем бы ещё в них запульнуть.

— Это кто кинул? — спросила Олива, замахиваясь подушкой.

— Это он! — Яна спряталась за Гладиатора.

— Это ты кинул?

— Нет, это она.

— Он, он!

— А ну вас, — вспылила Олива, — Дураки какие-то.

Наконец, возня в комнате утихла, и все заснули.

Яна проснулась в четыре утра оттого, что солнце из окна светило ей прямо в глаза. С приоткрытого балкона дул прохладный ветерок ясного летнего утра, с улицы доносился крик морских чаек. В первую минуту пробуждения Яна не сразу сообразила, где находится, и поэтому несколько удивилась, увидев рядом с собой в постели Гладиатора, а на полу — Оливу и Салтыкова.

— Надо бы шторы закрыть, — шёпотом сказала Олива Салтыкову, — А то им, наверно, там солнце в глаза бьёт…

— Ничего, пусть помучаются, — ответил Салтыков, — Мы тут вообще на полу спим…

«Ничего себе — пусть помучаются! — подумала Яна про себя, — Хам какой…»

Она повернулась от солнца на другой бок, однако заснуть более не смогла. Её смущал лежащий рядом Гладиатор. Он лежал с закрытыми глазами, но Яна всё равно сомневалась, спит он или притворяется; к тому же, под одеялом вдруг послышались какие-то подозрительные звуки, похожие на чавканье. Не было никаких сомнений, что являлось причиною этих звуков, и Яна брезгливо отодвинулась вплотную к стене. Ко всему прочему, на полу опять поросёнком расхрапелся Салтыков. С психом сорвав подушку, чтобы накрыться ею с головой, Яна метнула взгляд на пол: Салтыков самозабвенно храпел, лёжа на спине, а Олива, казалось, не замечала этого; она дрыхла как ни в чём не бывало, положив голову ему на грудь, и, похоже, ей нисколько не мешал ни его храп, ни количество народу в комнате, ни даже то, что ей, как цыганке в таборе, пришлось спать на полу, на провонявшемся казённом белье.

«Нет, я так не могу», — невольно подумала Яна и, психанув, резко села на постели.

В семь утра Салтыков встал по будильнику и засобирался на работу. Олива, уже одетая, тоже не спала и стояла перед зеркалом, накручивая чёлку горячими щипцами.

— Вот что, мелкий… — Салтыков подошёл к ней сзади и понизил голос: — Дай мне ещё пятьсот рублей…

— Опять? — Олива чуть не обожгла себе щёку щипцами, — Тебе чё, на работе зарплату не платят? Или пропиваешь?

— Ну меелкий!

— Нету у меня денег! Ты меня и так уже разорил, скоро по миру пустишь!

— Хорошо, я тогда у Янки попрошу, — сказал Салтыков.

— Не вздумай! — Олива схватила его за рукав, — Не хватало ещё, чтоб ты меня перед ней опозорил! Чёрт с тобой, на, — она достала из рюкзака последнюю пятихатку.