— Нагорная это где?.. Смольный Буян… Павла Усова? Херасе, как они там оказались?!

— Саня, выруливай сразу на Шабалина, так короче…

Саня дал газу. У Салтыкова зуб на зуб не попадал от холода и напряжения. Только теперь, сидя в машине, до него дошёл в полной мере весь смысл произошедшего.

— Господи, только бы не было поздно… Господи, какая же я скотина!!! — скулил он, рвя на себе волосы и чуть не плача, — Мелкий, бедный мелкий… О-о-о-о!!!

— Салтыков, кончай причитать. В «скорую» лучше звони, вызывай по тому адресу! — пихнул его в бок Дима Негодяев.

— Дак, куда? Нам их ещё найти надо! «Скорая» вдруг заблудится, вообще не доедет, и мелкий… О-о-о-о!.. — Салтыков снова схватил себя за голову.

— Да хорош уже скулить! Дай сюда! — Дима силой вырвал у него из рук телефон, — Алё, «Скорая»? На девушку напали собаки! Записывайте адрес…

Когда Яна, влекомая животными криками терзаемой собаками Оливы, обогнула гаражи и выбралась на пустырь у железнодорожной насыпи, глазам её предстало страшное зрелище. Штук десять бездомных собак, голодных и озлобленных, яростно рыча, пытались растащить на куски лежащее на снегу тело в уже растерзанной ими дублёнке. Крик застрял в горле Яны, когда она поняла, что случилось с её подругой. Сейчас, в данную минуту, уже ничего не имело значения: ни обиды, ни раздоры. Слепящая ярость волной ударила ей в голову и, схватив с земли первую попавшуюся большую палку, Яна ринулась в кишащую кучу злых зверей.

— Пошли вон!!! Вон!!! Вон пошли, стервятники!!!

Почувствовав злую волю человека, который явно был сильнее их, и спасаясь от сокрушительных ударов тяжёлой дубинкой, бездомные собаки поджали хвосты и, всё ещё рыча, затрусили врассыпную.

— Оля, ты как? — кинулась Яна к лежащей на снегу подруге.

Олива испустила стон. Дублёнка её была вся растерзана; толстым болоньевым штанам на ногах повезло больше, что частично спасло её от укусов. Искусаны оказались руки в области локтя и предплечий, а также бок. Только то обстоятельство, что одета она была по-зимнему тепло, спасло её от участи быть загрызенной до смерти и растасканной на куски.

Яна, зарыдав, бросилась звонить на мобильник Салтыкову, но соединения не было. Тогда она принялась звонить Сане, с которым накануне обменялась номерами телефонов. Трубку он взял почти сразу.

— Саня, срочно приезжай!!! — истерически проревела она.

— Что случилось? — спросил Саня.

— Оливу… собаки… напали!!! В гаражах… — вырывались из её груди бессвязные вопли, перемежаемые плачем.

— В каких гаражах? Девчонки, вы где?!

— Я не зна-аю!!! — окончательно разрыдалась Яна.

— Так, Яна. Пожалуйста, успокойся и расскажи, что произошло.

— Мы заблудились!!! Мы на пустыре!!! Саня, скорее…

Тинь! Разговор оборвался, так как на телефоне у Яны закончились деньги.

— А-а-а-а-а!!! — заревела Яна, в бессильной ярости топая ногами, — Вставай, хватит охать, чёрт тебя возьми!!! — накинулась она на Оливу, — Всё время ты ищешь приключения на свою задницу и влипаешь во всякое дерьмо!!! Вот куда нам теперь, а?! Куда?! Дура тупая!!!

Брань её прервал звонок Сани Негодяева.

— Значит так, Яна. Будьте там, никуда не уходите, слышите? Мы сейчас приедем, через пятнадцать минут!

Легко сказать «через пятнадцать минут», а как просидеть эти пятнадцать минут без движения на жестоком морозе? Пальцы Яны на руках и ногах уже не сгибались; она сидела, скорчившись, на снегу, и, хоть умом понимала, что сидеть нельзя, а надо двигаться, иначе уснёшь и не проснёшься — ужасная слабость парализовала её члены. Она потеряла счёт времени; даже, когда в отдалении услышала знакомые крики, не смогла отозваться — холод сковал намертво её челюсти.

Парни, между тем, уже приехали на место, но никого не увидели. К тому же, без фонарей здесь темень была такая, хоть глаз коли.

— Блин, темно, как у осла в заднице, — прокомментировал Дима Негодяев, — Как их ещё угораздило сюда забуриться…

— А вдруг они не здесь? Вдруг это не то место? — заволновался Салтыков.

Саня включил подсветку в телефоне и осмотрелся. Что-то тёмное лежало на снегу чуть поодаль. Саня наклонился и осветил предмет. Это был чемодан Оливы.

— Мелкого чемодан! — сразу опознал Салтыков, — Значит, всё правильно. Но где же они?!

— Яна-а! Олива-а!!! — крикнул Дима, сложив руки рупором у рта.

Но лишь зловещая тишина была им ответом.

— Яна-а!!! — громко крикнул Саня.

— А-а-а… — донёс до них ветер слабый девичий стон.

Салтыков узнал этот стон; он ножом резанул ему по сердцу.

— Мелкий, мелкий!.. — плачущим голосом позвал он.

— Идём за гаражи; они, должно быть, где-то там, — велел Дима.

Он не ошибся. Девушки сидели, скорчившись, на снегу, прислонившись спинами к железной стене одного из гаражей.

— Мелкий!!! — Салтыков кинулся к Оливе, — Мелкий мой, скажи хоть что-нибудь, я умоляю тебя!!!

— Андрей, «скорая» приехала, — Дима тронул его за плечо и направился к Яне.

Саня уже поднял её со снега и, обернув в свою куртку, вёл к машине.

— Её надо домой, и чаем горячим напоить, — сказал он.

В машине включили печку; но Яна всё равно чувствовала себя промёрзшей до мозга кости. Её начал трясти сильный колотун.

— Ты в порядке? — спросил её сидящий рядом Саня.

Яна ответила не сразу. Она попыталась улыбнуться, но лишь жалкая гримаса исказила её лицо.

— Как… мне… холодно….

И, словно оттаяв, слёзы обильными ручьями потекли по её щекам.

Олива, хоть и родилась в понедельник, и вообще считала себя очень невезучей, на самом деле, можно сказать, в рубашке родилась. Так, по крайней мере, сказал врач в больнице, куда её доставили на «скорой». Укусы в бок едва-едва не задели брюшную полость, что, в свою очередь, могло кончиться сепсисом, перитонитом и летальным исходом.

— Считайте, что вы отделались лёгким испугом, — сказали ей, — Но госпитализацию и курс инъекций от бешенства и столбняка вам пройти всё же придётся.

Олива не возражала. В конце концов, решила она, лучше уж остаться в больнице, чем ехать в Москву и объяснять матери, почему свадьба не состоялась. Хотя, рано или поздно, ехать всё равно пришлось бы, но в данный момент думать об этом было выше её сил.

Хлопотами Салтыкова и Негодяевых её поместили в отдельную палату, несмотря на то, что у неё с собой не было даже полиса. Олива видела, что Салтыков пытается загладить свою вину перед ней; но также понимала она, что он всё это делает лишь из чувства долга, а сам только и ждёт, чтобы поскорее свалить с себя эту обузу и отправить её в Москву, и сердце Оливы наполняла едкая горечь.

— Хорошие у вас друзья, — заметила медсестра Люда, готовя шприц для инъекции, — Заботятся о вас, как о родной. Особенно Андрей…

— Вину свою заглаживает, — отрезала Олива, — Даже имени его слышать не хочу.

Люда возражать не стала, а молча сделала укол. В конце концов, что она могла знать о ситуации. Только лишь, унося поднос с ампулами, она вновь заглянула в палату.

— Тут к вам пришёл ваш молодой человек. Не пускать?

— Нет, отчего же не пускать, — отозвалась Олива сварливо, — Пусть заходит, раз пришёл…

Салтыков вошёл, волоча за собой большой полиэтиленовый пакет. Олива при виде его легла и, скрестив руки на груди, демонстративно уставилась в потолок.

— Чего тебе? — не слишком-то приветливо пробурчала она.

— Мелкий, как ты себя чувствуешь? — спросил Салтыков, присаживаясь у неё в ногах.

— Превосходно, — отрезала Олива, — Лучше не бывает.

Сделав вид, будто не замечает её сарказма, Салтыков нагнулся и принялся рыться в своём пакете.

— А я вот тут тебе… апельсинчиков принёс, — он достал сетку с апельсинами и положил на тумбочку.

— В жопу себе засунь свои апельсины.

— Ну, зачем так грубо, мелкий.

Олива резко села на кровати.