Гладиатор занимался бодибилдингом вот уже несколько лет, о чём свидетельствовала его мощная, накачанная фигура. В нагрузку к этому он изучал немецкий и даже стажировался в Германии. К тому же, с этой фигурой в сочетании со светлыми коротко стриженными волосами, большими голубыми глазами, волевым подбородком и арийскими чертами лица, он и сам был похож на немца-эсэсовца.

— Дай угадаю, какая твоя любимая музыка, — сказала ему Олива, — Раммштайн, верно?

— Верно, — отвечал Гладиатор, — А песня?

— Ду Хаст, естессно!

— А еда?

— Мясооо!

Но тут подошёл автобус, и пришлось отставить разговоры. А там, рассевшись в самом заду и подпрыгивая на колдобинах, продолжать переговариваться через сидящего между ними Салтыкова было уже не совсем удобно.

— Надо купить хавки для похода, — заявил Гладиатор безапелляционным тоном и, несмотря на то, что у них уже было с собой четыре пластиковых корыта с шашлыком, никто не посмел ему возразить.

— А шашлык хорош должен быть, — изрёк Флудман, пока Гладиатор делал покупки в магазине, — Это хорошо ещё, я успел достать в «Полюсе». Панамыч нас с мясом тусанул, конечно…

— Сука, Помоич он, а не Панамыч! — заржал Салтыков, — И мясо он наверняка из помойки бы достал…

— Андрюха, иди помоги жрачку упаковать! — крикнул Глад из магазина.

Когда ребята вошли и увидели, что, вернее, в каком количестве Глад накупил жранья, у всех просто глаза на лоб полезли. В несколько баулов с трудом умещались два пакета макарон, два мешка сахара, несколько пакетов с картошкой, несколько огромных банок с говяжьей тушёнкой, кетчуп, майонез, помидоры, огурцы, палка сырокопчёной колбасы, кусок большой сыру, пять буханок чёрного хлеба, два мешка солёного крекера, ещё пуд соли. Плюс палатка, спальники, чайник, шампуры, посуда, топор, пила и прочие походные причиндалы. Это с учётом того, что им ещё предстояло идти с этими баулами пёхом пятнадцать километров по лесной трассе…

— Зачем в походе сахар? — изумилась Олива, помогая парням упаковывать всё в сумки.

— Как зачем? Чай там пить, — сказал Гладиатор, выкатив по привычке свои большие, немного выпуклые глаза.

— Да, но куда столько-то? А это зачем? — Олива взяла в руку банку тушёнки, — У нас же шашлык есть!

— Я буду делать макароны по-флотски, — Гладиатор уже терял терпение.

— Да кто их есть-то будет? Нам шашлыка вот так хватит, под завязку! Боже мой, и хлеб… Глад, ну ты чё, на Северный полюс, что ли, собрался? Мы не съедим столько за два дня!

— Съедим, — отрезал Гладиатор и, давая понять, что разговор окончен, обратился к парням, — Ну вы чё встали-то? Укладывайте всё в сумки!

С трудом упаковав тяжеленные сумки, ребята двинулись через лес строевым шагом. Впереди всех шёл, нагруженный огромным рюкзаком, Гладиатор. За ним шли Салтыков с Оливой. Замыкал шествие Флудман, сгибаясь под тяжестью набитой до отказа гладиаторовой жрачкой дорожной сумки.

— Сука-Помоич наебал нас с мясом и не звонит даже, — съязвил Салтыков, — Как вернёмся из похода, я ему на форуме профиль поменяю — будет он у нас не Панамыч, а Помоич.

— Зачем же так жестоко, — произнёс Флудман, — Может, человек убухался так, что не в состоянии куда-либо идти теперь.

— А мне пох! — сказал Салтыков, — Хоть он там в мясо нажрался!

— Помоича на-кус-ки! Однозначно! — добавил Гладиатор, — Однозначно накуски!

Олива шла и молча слушала, о чём они говорят. «Оказывается, компании парней мало чем отличаются от компаний девчонок, — отметила она про себя, — Так же, как мои одноклассницы в школе сплетничали и перемывали кости какой-нибудь отсутствующей девчонке, так и эти парни сейчас идут и обс. ирают за глаза этого Помоича, главным образом потому, что его здесь нет…»

— Помоич он и есть Помоич, — продолжал свою «умную» речь Салтыков, — Живёт в помойке. Питается отходами из помойки. Спит на мусорной куче…

— И учится на специальности «утилизация отходов и стеклотары», — поддакнул Флудман.

— Я и не знала, что у вас в АГТУ есть такая специальность, — съязвила Олива.

Разговор их прервал звонок мобильника. Это Гладиатору звонил Хром Вайт — ещё один форумчанин Агтустуда. Он тоже намылился с ними в поход, но задержался на час.

— Хром бежит бегом через всю трассу! Скоро будет, — объявил Гладиатор.

— Ну чё, делаем привал? — сказал выдохшийся от ходьбы Салтыков. — Я ноги себе натёр, шопиздец!

— Ты задрал уже скулить, — оборвала его Олива, которая явно была не в духе.

На привал остановились у железной дороги. Олива открыла сумку Салтыкова, чтобы достать хлеба и колбасы для перекуса — и ахнула. Этот остолоп впопыхах положил вниз сахар и овощи, а сверху буханки хлеба и тяжеленные банки с тушёнкой. Немудрено, что пакеты с сахаром все к чертям собачьим разорвались, и весь сахар вперемежку с кетчупом вылился на дно сумки, задев его куртку, которая лежала там же.

— Ну не идиот ли?! — Олива ногой пихнула сумку к Салтыкову, — Ты посмотри, чё ты наделал! Кто ж это теперь жрать-то будет?!

Салтыков, насупившись, склонился над раскрытой сумкой.

— Семейные разборки, — понимающе бросил Флудман и многозначительно переглянулся с Гладиатором.

Наконец, прибыл Хром Вайт, худенький светловолосый парнишка с огромными, в пол-лица, серыми глазами. Он был младше всех в компании, на вид ему можно было дать не более шестнадцати лет. Дождавшись его, ребята уже впятером двинулись дальше через лес.

Они шли где-то около часа. Но вот деревья начали редеть, и впереди показалось Медозеро. Перед взором путников открылась чистая водная гладь красивого лесного озера. Солнце между тем уже клонилось к горизонту, освещая прозрачную воду золотыми своим сиянием.

— Давайте скорее купаться!!! — в восторге заверещала Олива, уже на ходу стягивая с себя одежду.

— Нет, — жёстко отрубил Гладиатор, — Сначала надо нарубить дрова, затем разобрать палатку. Выкладывайте съестные припасы. Хром, Флудман — ставьте палатку. Я пойду валить лес.

Сделав такое распоряжение по вверенному ему гарнизону, наш товарищ командир-походник взял топор и отправился валить сосны. Олива подавила вздох и принялась разгружать съестные припасы. Покончив с этим, быстро переоделась в купальник и с разбега нырнула в озеро.

Вода в Медозере была превосходна. Чистая, прозрачная, тёплая как парное молоко. Олива легко рассекала воду на умеренной скорости по направлению к противоположному берегу. Салтыков, три тысячи рублей и её дурное настроение были сброшены вместе с одеждой и оставлены далеко позади.

Как хорошо было скользить по чистой водной глади, смотреть на небо, чуть подсвеченное отблеском заходящего солнца, танцевать в воде, ощущая себя частью природы! Вокруг — никого и ничего, только небо и мягкая, позолоченная закатным небом, словно мёд, вода…

«Так вот, почему Медозеро называют Медозером! — подумала Олива, переворачиваясь со спины на живот и скользя по золотой воде руками, — Потому что вода здесь как мёд…»

Олива усмехнулась, представив себе, как она вылезла бы на берег и сказала о своём открытии Салтыкову. «Не, он не поймёт… — подумала она, — А вот Даниил бы понял…»

Она нырнула с головой под воду, проплыла ихтиандром несколько метров. Ей не хотелось сейчас вспоминать Даниила. Слишком большая была разница между ним и Салтыковым, и Олива боялась признаться самой себе, что Салтыков хуже, и что она его не любит.

«Но ведь Даниил предал меня, — промелькнуло у неё в голове, — Да, мы были с ним невыразимо счастливы и тогда, на Ламповом заводе, и на Кузнечевском мосту, и когда бродили по ночному Архангельску, целовались… С Салтыковым я, конечно, никогда уже не смогу всего этого испытать, но, по крайней мере, он любит меня и хочет на мне жениться…»

— Олива! Плыви назад! — заорал Салтыков с берега.

— Нет, это ты плыви сюда! — крикнула Олива и засмеялась, — Плыви скорее, ну плыви же! Смотри, как тут хорошо…

Салтыков нерешительно топтался на берегу, потом всё-таки собрался с духом и вошёл в воду. Однако, не проплыв и пяти метров, стал задыхаться.