Олива слушала восторженные излияния подруги, и ещё больше кручинилась. Да, она была согласна с тем, что Дима идеальный. Олива вполне разделяла вкусы Яны и, пожалуй, сама влюбилась бы в Димку, если бы уже не была занята, и если он не был бы объектом воздыханий её лучшей подруги. А правил дружбы Олива придерживалась твёрдо, опровергая кем-то исстари заведённую чепуху о том, что женской дружбы не бывает. Она была бы только рада, если б у Яны всё получилось с Димой, но и тут было одно «но». Во-первых, Дима тоже был другом Оливы, а во-вторых… А во-вторых, как только с ним начинали заговаривать о Яне, Дима начинал нервничать и сворачивать разговор. Олива уже боялась поднимать с ним эту тему, да и Дима в последнее время стал избегать общения с Оливой. Может, он что-то понял, а может, была ещё другая причина, а может быть, всё сразу. Однажды Олива попробовала поговорить на эту тему с Салтыковым, но он тут же резко обрубил её, сказав, что Диме Яна не нравится, и с этим уже ничего не поделаешь.

— Но, может быть, не всё так плохо? — робко возразила Олива, — Может быть, всё-таки можно что-то сделать?

— А что тут сделаешь? — отмахнулся Салтыков, — Насильно мил не будешь.

— И неужели у неё совсем нет никакой-никакой надежды?

— Абсолютно никакой. Полный ноль. Бедный Янго, одним словом…

«Да, плохи её дела, — размышляла Олива наедине с собой, — Жалко: человек так преобразился, свет и счастье в жизни увидел… Как вот ей правду теперь скажешь? Что ж, крылья ей подшибать, что ли? Только мечтами да грёзами и держится она на плаву. А правду скажешь — озлится на весь белый свет, или вон как Майкл, когда правду про Волкову узнал, как подшибленный стал, никакой радости в человеке не осталось… Нет, не буду ей ничего говорить. Пусть мечтает. А там, Бог даст, может и случится чудо, и Димка ответит ей взаимностью…»

Но одной надежды на чудо было мало. Ситуация не разрешалась сама собой, и Олива чувствовала, что постепенно всё это заходит в тупик. Было нелегко знать правду и молчать, видя при этом, что нагромождаемые Яной воздушные замки разрастаются до неприличных размеров, и однажды всё это может кончиться грандиозным обвалом. А после похода на Черкизовский рынок, где Яна ухнула чуть ли не всю свою зарплату, накупив подарков для Димы, которые ещё неизвестно, возьмёт ли он, Олива поняла, что дальше так продолжаться не может, и решила этим же вечером серьёзно побеседовать с Негодяевым.

— Яна любит тебя, — без обиняков заявила она Диме, — Она уже подарки для тебя покупает. Поэтому не вздумай на Новый год куда-то сматываться, она этого не вынесет!

— Блин! Я-то тут при чём? — раздражённо выпалил Дима.

— Как это при чём? Ведь она ж тебя любит, не меня!.. Постой, не вырубайся, ты слушай, что я тебе скажу…

Олива, хоть и прочла много книжек про взаимоотношения людей, всё же была неважным психологом. Только потом, спустя время, она поняла, что, беседуя о таких деликатных вещах с Димой, изначально взяла неверный тон. Искренне желая счастья и Яне, и Диме, она забыла о том, что человек — не вещь, и нельзя ему насильно навязать что-то или кого-то, не считаясь с его вкусами и желаниями. Кто знает, не затей она этого разговора, может, впоследствии всё сложилось бы совсем иначе. Но получилось так, как получилось.

— Это будет свинство, если ты её обломаешь. Если в тебе осталась хоть капля совести, ты этого не сделаешь…

— Оставь меня в покое! — вдруг взорвался Негодяев, — Я не хочу её видеть, я никого не хочу видеть! Отстаньте от меня все!!!

— Ах, ты её не хочешь видеть?! — взорвалась, в свою очередь, Олива, — Человек к тебе со всей душой, а ты морду воротишь?! Тогда я скажу тебе всё, что о тебе думаю — ты просто чёрствый сухарь!!!

И Дима с Оливой разругались окончательно.

— Смотхи спокойнее, — наставлял Димку Майкл, — Ну пхиедет Яна, пообщаетесь, ну что такого? Сказал бы: да, давай пообщаюсь…

— Да меня уже достали насчёт этого, что знакомые у родителей, что остальные, даже Шумиловна обещала со своей дочкой познакомить, — отвечал Дима, — А теперь ещё Яна, но дело в том, что я-то ничего практически не знал.

— Слушай, Дима, ну ты уж хазбехись тогда уж всё-таки с девчонкой! — сказал Майкл, — Если не нхавится, так и скажи.

— Я не могу сказать ни да, ни нет, так как общался с Янкой в сумме часа три.

Олива же как в омут с головой кинулась в проблему взаимоотношений Яны и Димы. Она усиленно ломала голову над тем, как теперь всё у них исправить, невольно пытаясь укрыться в чужой проблеме от своей собственной. Пытаясь склеить чужие отношения, она частично отвлекалась от того, что её собственные отношения с Салтыковым давно уже трещат по швам. С каждой неделей всё заметнее становилось его безразличие, его холодность и отчуждённость, так и сквозившие в его редких, словно бы «для галочки» эсэмэсках.

Между тем, Новый год уже стоял на пороге. Олива и Яна уже, можно сказать, сидели на чемоданах. Яна считала дни до встречи с Димочкой, а Олива, готовясь в дорогу, только хмурилась да вздыхала: как-то встретит её там Салтыков…

— Поезд у нас уже завтра, — говорила Олива Яне, — А Салтыков всё не звонит, даже не интересуется какой у нас вагон. Не нравится мне всё это…

— Да расслабься ты, — отвечала Яна, — Я ему сказала, что у нас второй вагон.

— Когда?

— Вчера, когда по асе разговаривали…

— А про меня-то хоть спрашивал? Он ведь даже не звонит мне…

— Да спросил, типа как там мелкий, — сказала Яна, — Я ответила, что всё нормально, мы едем.

Олива вздохнула с облегчением. Всё-таки он нас ждёт, подумала она. Может, позвонить ему самой? Хоть сказать, когда выезжаем…

Однако Олива не решилась звонить парню первой и ограничилась смской, в которой сообщала, что завтра вечером они выезжают, и чтобы он взял с собой Димку помочь дотащить их вещи. Салтыков немедленно перезвонил ей на мобильный.

— Да, всё в порядке, мелкий. Я уже снял для нас квартиру…

— Правда всё в порядке? — спросила Олива со скрытой тревогой в голосе, — Ты так давно не звонил…

— Работы много, мелкий, — ответил Салтыков и, уловив грусть в её голосе, добавил, — Ладно, мелкий, ложись спать и ни о чём не переживай. Я люблю тебя.

И повесил трубку.

— Какая станция-то?

— Брусеница вроде.

— Ого! — Олива спрыгнула с верхней полки и начала быстро приводить себя в порядок. До Архангельска оставалось меньше часа…

Она собралась за пятнадцать минут и всё оставшееся время как сумасшедшая прыгала по вагону, безуспешно пытаясь разглядеть вид за тёмными, покрытыми наледью окнами. Яна сидела на своей кушетке на удивление спокойно, хоть и спросила Оливу раза три наверное, придёт ли к перрону их встречать среди прочих её Димочка Негодяев.

Олива знала, что он не придёт. Она также знала, что Яна напрасно везёт с собой своё красное вечернее платье и гламурный мех, а также дары для Димочки, которые она так тщательно выбирала, и которые — Олива тоже знала — пропадут зазря. Но она не стала ничего говорить Яне. Пусть всё идёт, как идёт, решила Олива, сейчас главное приехать. Как же ей хотелось поскорее дорваться до Архангельска, поскорее обнять своих друзей, и… чего уж там скрывать, Олива всё-таки очень сильно соскучилась по Салтыкову. За последние полтора месяца они практически не общались ни по телефону, ни по смс, ни даже по аське. Олива многое передумала за это время, её терзали смутные сомнения, и даже в поезде они терзали её — ей казалось, что Салтыков разлюбил её, да что ей только не казалось! Но она не хотела ни о чём думать именно сейчас. Все её мысли сосредоточились лишь на приближающемся перроне, куда Олива и соскочила по приезде в числе первых пассажиров, и тут же оказалась в объятиях друзей, которые всей толпой пришли встречать девчонок к поезду. Среди них был и Хром Вайт, и Паха Мочалыч, и Кузька, и Пикачу, и даже Макс Капалин, который приехал на новогодние каникулы из Питера.

— Здорово, здорово! Вот мы и приехали! — радостно восклицала Олива, поочерёдно обнимая и целуя всех.