И теперь Олива, стоя на балконе и кляня себя за бесхарактерность, готова была взорваться в любую минуту. Её уже подрывало на истерику, тряслись руки.
— Мелкий… — Салтыков вышел на балкон и хозяйским жестом похлопал Оливу по попе.
— Я тебе не мелкий. Запомни это! — зло отчеканила она сквозь зубы, — Если ты всех своих многочисленных бывших девушек настолько не уважал и называл всех без исключения этими пошлыми уменьшительными именами, то со мной это не выйдет! Я требую уважения к себе! И не смей меня так хлопать по жопе! Я тебе не проститутка какая-нибудь!
Олива, лихорадочно уцепившись ногтями за парапет, высунулась с балкона, глядя вниз. Салтыков испуганно схватил её за руку.
— Не трогай меня!!! — вырываясь, крикнула она.
— Отойди от края, у меня голова кружится, глядя на тебя! Ты же упадёшь!
— Ну и что? Я лучше упаду туда вниз, и разобьюсь, чем буду жить с тобой! — истерично крикнула Олива, — Я ненавижу тебя! Презираю!!! Я не хочу быть очередной игрушкой в твоих грязных лапах! Убирайся отсюда вон!!!
«Опять начинается…» — промелькнуло в голове у Салтыкова. Но он не уходил с балкона, благоразумно решив переждать «грозу».
— Почему? Почему ты всё время строишь из себя «хозяина жизни»?! — Олива резко обернулась к нему, гневно сверкнула глазами из-под чёлки, — Почему ты думаешь, что ты такой крутой перец, что тебе всё можно?! Президентом себя возомнил? Да ты никто, ничто, и звать тебя никак!!!
Салтыков остолбенел. Никогда ещё никто не осмеливался говорить ему таких вещей. Он побагровел: Олива задела его в самую точку.
— Ты ошибаешься, мелкий…
— В чём я ошибаюсь? В том, что ты ничтожество? — она приблизила к нему своё искажённое гневом лицо, — А ты хоть раз пробовал узнать, что думают о тебе люди? Сходи, узнай, или спроси меня — я тебе скажу!
— Почему ты такого низкого мнения обо мне?
— Почему? Посмотри сюда, и ты поймёшь, почему! — Олива выхватила маленькое зеркальце и сунула его в лицо Салтыкову, — На, смотри, кто ты есть! Урод!
Салтыков увидел в зеркальце часть своего квадратного прыщавого лица, бугристый покатый лоб, заплывшие маленькие глаза, большой пухлый рот. Он это видел в зеркале всю жизнь, но ему никогда и в голову не приходило, что лицо его безобразно. И только теперь, когда Олива унизила его, он впервые в жизни осознал, что некрасив, и досадливо отвернулся от зеркала.
— Так какое право ты имел распоряжаться моей жизнью? Да лучше бы я с Гладиатором замутила, чем с тобой! Он в тыщу раз лучше и совершеннее тебя!!!
Этого Салтыков уже вынести не мог. Он молча вышел с балкона и лёг в постель. Он подумал сперва, что вообще-то по-хорошему за такие слова Оливу следовало бы послать куда подальше — пусть валит к своему Гладиатору, если считает, что он лучше. Но всё упёрлось в досадный вопрос денег, ведь за квартиру заплатила Олива, а не Салтыков. Понятно, почему она так осмелела и надерзила ему — ведь выгнать отсюда он её уже не сможет.
— Где сигареты?! — Олива пулей влетела в комнату.
— Зачем тебе? Ты же не куришь…
— Надо. Где? Где?!
— Оля, послушай…
— Нет! Тебе чё, жалко? Где сигареты, я тебя спрашиваю?!
— На балконе там лежат…
Олива выкурила сигарету и сразу успокоилась. И руки перестали трястись.
«Ладно, чё уж теперь, — подумала она, — Ну, такой вот он, я-то сама, наверное, не подарок. Может, проще надо ко всему относиться…»
Глава 8
Яна, московская Оливина подруга, ещё ни разу в жизни не была в Архангельске. Но по тому, как Олива в красках расписывала ей и Архангельск, и своих многочисленных друзей, которые там живут, и свои захватывающие приключения в этом городе, Яна вошла во вкус этих рассказов и сама стала подумывать о том, что же это за удивительный город такой, где столько всего интересного. Так же, как и у Оливы, в Москве жизнь Яны проходила скучно и однообразно: работа-дом, дом-работа. Парня у Яны, несмотря на её красоту, так и не было; не было у неё в Москве и компании, где можно было бы от души веселиться и развлекаться.
Оливины рассказы про Архангельск, признаться, сначала мало интересовали Яну. Но этот Новый год, в то время как Олива веселилась в Архангельске со своими друзьями, ходила по гостям да миловалась со своим парнем на Кузнечевском мосту, Яна провела хуже некуда. Новый год она справляла дома с родителями; отец опять напился и стал скандалить за столом. Яна вскочила, в слезах убежала в свою комнату, хлопнув дверью. Ей даже некому было позвонить, облегчить душу: Настя уехала на праздники куда-то с родителями, а Олива развлекалась в своём Архангельске.
«Везёт же всяким чмошницам! — обливаясь слезами на своей постели, думала Яна, — Ну почему я, красивая, должна в Новый год тухнуть тут одна и выслушивать истерики пьяного папаши, в то время как она развлекается с парнями и отрывается там на полную катушку? Почему она, а не я? Ишь, хитрая какая — в Москве не прижилась, так давай архангельских парней окучивать! А меня не позвала с собой, одна поехала… Да если б оказалась там я, ещё неизвестно, на кого из нас они обратили бы больше внимания!»
Однако когда Олива, приехав в Москву, позвонила Яне и стала взахлёб рассказывать ей про то, как здорово она провела время в Архангельске с Даниилом, как они, обнявшись, гуляли по ночному городу, как целовались, словно сумасшедшие, в подъезде, как ходили в гости к Денису, Лису, Мими, и, конечно же, не преминула в красках описать красивых братьев Негодяевых и их роскошный дом, Яна оборвала её рассказ на половине.
— Мне совершенно не интересно то, что ты мне сейчас рассказываешь, — со злостью отчеканила она, — Мне нет никакого дела ни до твоего Даниила, ни до этих Негодяевых. Оставь меня в покое!
— Почему ты так со мной разговариваешь? Что я тебе сделала? — обиделась Олива, — Между прочим, вместо того, чтобы злиться непонятно на что, почему бы тебе самой не познакомиться с Димой Негодяевым, например? Я уверена, что он тебе понравится…
— Засунь себе своего Диму Негодяева в жопу, вместе со всем Архангельском! — вспылила Яна и бросила трубку.
Впрочем, через день Яна поостыла и, позвонив Оливе, извинилась перед ней за грубость. И Олива, делая скидку на то, что Яне и так не слишком-то весело живётся, тотчас же простила подругу.
И вот теперь Яна, едва узнав, что Олива выходит замуж, и не за кого-нибудь, а за Салтыкова, того самого Салтыкова, по рассказам Оливы известного своей скандальной репутацией лидера и бабника, ей и в самом деле стало интересно посмотреть своими глазами, правда это или нет. К тому же, фотографии Димы Негодяева, которые Олива раздобыла у Салтыкова, окончательно раздразнили Янино любопытство. И вот она решила впервые в жизни пойти на авантюру и отправиться одна в этот Архангельск, где её подруга уже обосновалась как у себя дома.
Cалтыков, всё ещё чувствующий свою вину перед Оливой, к приезду Яны расстарался: в день её прибытия созвал встречу форума Агтустуд в кафе «Остров», и даже решил вызвонить по такому случаю старшего Негодяева.
— Димас, бросай всё и подгребай сегодня вечером к ж/д, — без обиняков велел Салтыков, — Из Москвы приезжает Яна — подруга Оливии. Будем тебя с ней знакомить!
— Салтыков, нет, — отрезал Дима.
— Ну что ты за человек такой, а, Негодяев? Девчонка едет за полторы тыщи километров, а ты морду воротишь…
— Салтыков, я не люблю москвичей. Особенно москвичек, — последовал ответ, — Если Олива так хочет меня с кем-то познакомить, то пусть ищет подружек из Архангельска хотя бы.
— Блин, Димас, да какая хуй разница? — воскликнул Салтыков, — Я не думаю, что она там гламурная шопиздец! Просто пообщаться едет…
— Нет, ты немножко недопонимаешь, для меня фактор расстояния, к примеру, критичен.
— Ой, Негодяев, Негодяев…
Вечером Салтыков, придя с работы, пошёл вместе с Оливой на вокзал. Поезд из Москвы, в котором ехала Яна, должен был прибывать через двадцать минут, и они, чтобы убить время, ходили по пустынной платформе взад и вперёд.