Ему хотелось на улицу, на воздух, шагать против солнца по лоснящемуся льду тротуара. Какое наслаждение в жизни — гулять! Просто идти, дышать, передвигаться... Но острота этого чувства ведома лишь тем, кто перенес тяжелую болезнь или избежал смертельной опасности. Зиргус впервые оценил свою работу именно за то, что она давала ему относительную свободу распоряжаться своим временем.

...Он вышел из магазина и не спеша прошел по многолюдной улице Кришьяна Барона, по бульвару Падомью... Сверил свои часы со временем на часах «Лайма» и свернул на улицу Ленина, к своему дому.

Едва он успел раздеться, как принесли телеграмму. Он ничего не понимал. Тоскливое чувство тревоги скомкало его благодушное настроение и мешало сосредоточиться.

«Какая телеграмма? Что случилось? Почему я ее не получил? Пропала? А что, если ее перехватили?» — горло сдавил тошнотворный комок, в висках стучала кровь.

После обусловленной телеграммы, которую Зиргус послал Мартовому из Витебска, они, не сговариваясь, притихли и с тех пор связи не поддерживали.

«Нет, глупости... Зачем? Чтобы меня насторожить? О чем же он спрашивает? Беспокойный тип... Сойдет с ума, неврастеник, — и меня провалит. Немедленно выяснить, что ему нужно»...

Угасал день. В домах, как по сигналу, начали вспыхивать желтые прямоугольники окон — по одному, по два, сразу по четыре, — будто заполнялись световые табло.

Борисов отошел от окна и, не зажигая в кабинете свет, сел на диван. Он ждал сообщения Руткиса.

«А вдруг осечка? Жизнь настолько затейливая и неистощимая на сюрпризы штука, что подчас даже в логике находит брешь. Нет, все должно быть правильно. Просто я устал...»

Томительно тянулось время...

Загрохотал телефон. Борисов поднял трубку и услышал задорный голос Руткиса:

— Глеб Андреевич, поздравляю вас с победой! Все встало на свои места: Зиргус-художник задержан при попытке отправить телеграмму Мартовому.

Самолет международной авиационной компании «Северное кольцо» совершал обычный рейс в Москву, имея на борту восемьдесят шесть пассажиров. Рыжеволосая Ева Нойберт — старшая стюардесса — чувствовала себя спокойно: в салоне первого класса не было ни одной американской миллионерши с выцветшей от возраста невыносимого нрава болонкой и непрерывных по этой причине вызовов. Из VIP[3] на борту находился один-единственный пассажир — моложавый и вежливый швед, заместитель министра. Он в первую же минуту полета попросил бутылку минеральной воды, разложил на столике бумаги, которые достал из видавшего виды портфеля, и уткнулся в них. Все, что ему требовалось, — время от времени менять пепельницы.

Население туристского класса также не предвещало особых хлопот. Человек девять похожих, как близнецы, финских инженеров. Летят куда-то за Урал монтировать оборудование для производства бумаги. В Москве у них пересадка на самолет «Аэрофлота». У всех девятерых в багаже складные алюминиевые лыжи и еще какое-то спортивное снаряжение. Чудаки ребята! У каждого из-под толстого, домашней вязки свитера выглядывают кожаные ножны «пуукко» — традиционного финского ножа. Когда полетят обратно, ножей уже не будет, можно ручаться. Пойдут на сувениры.

Двадцать голландских девушек-школьниц под присмотром двух учительниц. Летят на месяц в СССР для практики в русском языке. Счастливо щебечут, словно волнистые попугайчики в вольере зоомагазина. И такие же пестрые. Хорошие девочки, правда, придется убрать за ними вороха оберток от чуингама и леденцов.

Еще одна группа — двадцать три советских туриста. Возвращаются домой. С этими никогда никаких хлопот не бывает. Редко кто попросит стакан содовой. В прошлом рейсе один молодой русский полчаса с самым серьезным видом морочил ей голову, просил по-английски назначить ему свидание в Москве. Шутил, конечно, но весело и необидно. Жаль немного, что шутил. Она-то знает, что русские носят обручальные кольца не на левой, а на правой руке. У этого веселого тоже было на правой. В ее стране он мог бы сойти за вдовца.

Остальные пассажиры в туристском салоне были друг с другом уже никак не связаны. Рейс короткий. Подавать обед не придется. Все как обычно. Спокойно. Без хлопот. Без чрезвычайных происшествий.

Чрезвычайное все же случилось. В туристском классе, на местах 14а и 14в, где сидели две симпатичные русские дамы. С ними стало плохо. Позвонила соседка — с 14с. Тоже русская.

Поначалу Еве Нойберт показалось, что у пассажирок обычное недомогание от воздушной болезни. На реактивных самолетах это теперь редкость, но все же иногда случается. Она принесла нашатырный спирт, гигиенические пакеты. Потом раздавила пластиковые флаконы с патентованным средством, помогающим при обмороках. Пока возилась с тампонами, у пассажирок появилась икота, они резко побледнели, на лбу выступил обильный пот.

Срочно запросили по радио Стокгольм, Копенгаген и Москву. Медицинские специалисты не смогли по скудости симптомов подсказать ничего путного. Учитывая, как быстро развились у обеих женщин угрожающие признаки, предложили немедленно совершить посадку на ближайшем аэродроме.

Ближайшим портом была Рига.

В рижском аэропорту международный лайнер уже ожидала карета «скорой помощи». Рослые блондины с красными крестами на белоснежных шапочках, сопровождаемые не проронившим ни одного слова офицером-пограничником, вынесли из самолета уже потерявших сознание пассажирок.

Никогда в жизни Ева Нойберт их больше не увидит, только прочитает коротенькую заметочку в газете, когда вернется домой, что стало с двумя русскими женщинами позже. Никогда не забудет она этого чрезвычайного происшествия еще и потому, что ей придется, и не раз, давать по этому поводу показания уже и своей уголовной полиции.

...Автомобиль «скорой помощи» с включенной сиреной мчал, не снижая скорости на мгновенно перекрываемых перекрестках, по улицам вечерней Риги. Опытные, видавшие на своем веку всякое врачи «скорой», не теряя ни одной секунды, тут же в «амбулансе» начали работать.

В приемный покой клинической больницы пострадавших доставили минут через сорок после, появления у них первых признаков непонятного заболевания. Над спасением женщин, по-прежнему не приходящих в себя, работала лучшая бригада врачей под руководством заведующей отделением Марты Эмильевны Спаре и главного реаниматора клиники Игоря Викторовича Калины. Коллеги, коротко обменявшись соображениями, единодушно пришли к выводу, что причина неожиданного и грозного приступа у обеих снятых с самолета женщин — неизвестное отравляющее вещество.

Срочно вызванные в клинику эксперты — специалисты из Рижского медицинского института — никакой ясности в диагноз внести не сумели. Ничего не дали и анализы. Ни один лаборант в своей практике или в литературе с загадочным ядом не встречался.

Через два часа одна из женщин скончалась. Вторую усилиями врачей удалось из коматозного состояния вывести. Самолет с другими пассажирами, задержанный в аэропорту, смог продолжить полет до Москвы. Места снятых пассажирок заняли настороженные врачи. Они сидели, не отрывая рук от служебных саквояжей, в нарушение правил поставленных на колени, и не спускали глаз с притихших пассажиров. Впрочем, ничего тревожного в самолете больше не произошло и медицинская помощь никому из туристов не потребовалась.