Будучи личным другом Генерального секретаря КПСС Леонида Ильича Брежнева, Щелоков сделал довольно много, чтобы поднять статус советского милиционера. Но и требовал строго.

Так Паромов впервые принял участие в раскрытии особо тяжкого преступления. Если, конечно, его пассивные действия — охрана территории, прочесывание ее и нахождение в засаде на адресе — вообще можно считать за участие.

Отрапортовав о раскрытии, руководство УВД стало искать «козлов отпущения». И нашло. Черняев, как и предполагал, получил «строгий выговор». За «низкий уровень профилактической работы с лицами, злоупотребляющими спиртными напитками и ведущими антиобщественный образ жизни» — такой была официальная формулировка в приказе по УВД Курского облисполкома. Но он уже был оперуполномоченным уголовного розыска и работал на зоне «Волокно», поэтому по поводу взыскания особо не расстраивался.

Не был забыт и старший участковый Минаев Виталий Васильевич. Получил выговор за «недостаточную организацию профилактической работы с подчиненными участковыми».

— Еще, слава Богу, малой кровью отделались, — про-комментировал он «разборку полетов». — Могла быть и хуже…

Начальнику Промышленного РОВД полковнику милиции Воробьеву было строго указано на низкий уровень воспитательной работы с личным составом. Но он, по понятным причинам, от гласного комментирования приказа вышестоящего руководства воздержался.

Зато другим приказом начальника УВД генерал-майора Панкина Вячеслава Кирилловича за «умелые действия на месте происшествия и организацию работы по раскрытию особо тяжкого преступления по «горячим следам» были поощрены в виде денежной премии руководители отделов УВД, которые только присутствовали на месте происшествия и ничего не делали. Не считать же за дело то, что они постоянно отрывали начальника РОВД от работы ненужными и пустыми вопросами и замечаниями.

Не минула горькая участь наказания и работников областного здравоохранения: патронажной сестре и участковому врачу психоневрологического диспансера вкатили по выговоряшнику. Вкатили за то, что «вовремя» не распознали приступ агрессивности у пациента и не изолировали от общества.

«Вот так работку я себе выбрал, — размышлял Паромов, из-за малого стажа работы не попавший под раздачу «пряников», — не знаешь, за что получишь по шее!»

Но перед этим, вечером того злополучного ноябрьского дня, когда после всех тревог, засад участковые инспектора милиции, а также Подушкин и Клепиков собрались в опорном пункте, он одолевал всех вопросом: «Неужели все преступления так быстро раскрываются?»

— Случается, — был немногословен Минаев.

— Убийства — довольно часто, — оказался словоохотливее Черняев. — То ли чистое везение, то ли одновременное задействование такой силищи, которая на другие преступления никогда не задействуется. Шутка ли — целый отдел милиции «пахал»! Убийство — это тебе не хухры-мухры! Это самое тяжкое преступление, на раскрытие которого бросаются все силы. Впрочем, бытовухи не так уж сложны в раскрытии. Это почти что очевидное преступление. Верно, Василич?

— Верно, — буркнул Минаев.

— Раз на раз не приходится, — как всегда был осторожен с выводами Клепиков. — Но, вообще-то говоря, традиционно быстрее всего раскрываются именно особо тяжкие преступления. Хуже обстоит дело с раскрытием краж, совершенных в условиях неочевидности.

— Это потому, что на кражу такую ораву не бросают, — не удержался от комментарий Черняев. — Бросили бы такие силы, как на убийство, то и кражонку расколоть — раз плюнуть… Проще грецкого ореха. А то поручат оперу или участковому — и раскрывай в одиночку, бегай, высунув язык. Только один, как говорится, в поле не воин…

— Возможно, что и так, — не стал спорить Клепиков.

— Гуртом и отца бить хорошо, — засмеялся Подушкин, — не то, что преступления раскрывать. Как в детской песенке: «На медведя я, друзья, выйду без испуга, если с другом буду я, а медведь без друга…» — пропел баском он.

Вопрос был задан, ответы — получены, только удовлетворение не наступило…

Прошло пару месяцев, как Паромов приступил к исполнению обязанностей участкового инспектора. За это время он, благодаря стараниям внештатных сотрудников и Черняева (Минаев по участку ходить не любил), неплохо изучил не только свой участок, но и всю зону. Знал в лицо и по фамилиям многих поднадзорных и судимых. Почти у каждого из них, впрочем, как и у тунеядцев, были прозвища («погоняла» на специфическом жаргоне милиции). У одних — с зон, где отбывали наказание, у других — со школьной поры.

В беседах с «подопечными» Паромов не бравировал знаниями их прозвищ, обращался или по фамилии, или по имени-отчеству. В зависимости от обстановки и сложившегося психологического контакта.

«Добывай информацию всеми возможными путями, — наставлял Минаев. — Будешь владеть информацией, значит, будешь владеть обстановкой, будешь раскрывать преступления. Диалектика жизни, брат, против нее не попрешь… даже если ты мент».

И Паромов старался выуживать необходимые сведения в таких беседах. Не получалось с первого раза, пробовал во второй, третий, десятый. До тех пор, пока не понимал, что получилось. А источников для сбора всевозможной информации было предостаточно: и беседы со старушками на лавочках у подъездов домов, и невольно оброненные слова судимыми в доверительных беседах, и «наводки» дружинников, и «подсказки» внештатников.

Черняев еще в первые дни поделился опытом исполнения различных запросов и заявлений граждан. Заявлений обычно было не более десятка. В основном писали соседи друг на друга, жены на мужей-пьяниц. Сортируя заявления, Черняев говорил: «Это можно исполнить вечером — все будут находиться дома. А вот это — днем, так как пишут пенсионеры друг на друга. Днем они с радостью откроют дверь любому, а вечером побоятся даже участковому открыть. Тем более, когда участковый без формы и удостоверения».

Удостоверения новому участковому в отделе кадров почему-то не выдавали. «Нет бланков», — отговаривались кадровики. На что Василий Иванович, знавший «кухню» кадровиков, пояснял: «Не хотят себя загружать лишней работой. Если выдадут сейчас удостоверение, оформив кучу бумаг, то им придется через два-три месяца, когда присвоят звание, выдавать удостоверение повторно. А, значит, опять заполнять кучу разных бумаг. С бумагами не только опера не любят возиться, но и кадровики. Сплошные мультики».

Но выход был найден. Воспользовались корочкой удостоверения внештатного сотрудника, вклеив туда фотокарточку Паромова и заверив подлинность гербовой печатью РОВД. Тем более что внешнее оформление корочек внештаников было намного качественней, чем удостоверений сотрудников милиции. Ярко красный ледерин, золотое теснение. А у сотрудников обложка была коричневого цвета, с некачественным теснением названия и герба.

Если заявлений было немного, то запросов из различных организации и учреждений, в основном, здравоохранения: наркологического, венерологического, туберкулезного диспансеров, поступало сотнями. И везде: «срочно оказать содействие» в доставлении к ним на лечение тех или иных пациентов. Десятками поступали сообщения, уведомления из учреждений ИТУ, спецкомендатур, ЛТП. И на все надо было немедленно дать ответ. Но прежде — провести проверку: опросить родственников, членов семей, соседей; отобрать расписки, подписки.

Каких только курьезов при этом не было. Просит, к примеру, администрация наркологического диспансера обязать явкой в диспансер некого Сидорова, который, по их мнению, злостно уклоняется от лечения. А Сидоров уже как два года помер. Или из вендиспансера требуют доставить к ним Петрову, якобы уклоняющуюся от лечения сифилиса, а та уже отбывает наказание по ст. 115 УК РСФСР.