Это только опера подкалывают, что у участковых работа непыльная и несерьезная, не требующая ни ума, ни нервов. На самом деле — не работа, а сплошной стресс!

Не успел от этого отойти, как надо весенний «набор» в ЛТП осуществлять. Вставали в пять, ложились в двенадцать. Спасибо внештатным сотрудникам. Тоже день и ночь проводили на опорном, помогая оформлять, охранять, чтобы не разбежались будущие трезвенники, водить по медкомиссиям. А медкомиссии у них были почище, чем у сотрудников. И рентген, и флюорография, и десятки анализов крови, мочи и кала.

— Как космонавтов обследуют! — возмущались участковые дотошности врачей. — Простому смертному такое и не снилось. Надо стать алкашом, чтобы получить квалифицированное медицинское обследование. Во, страна!

Словом, Астахову было не до Бекета. Точнее, не до одного Бекета. О себе и думать не приходилось, хотя желудок все чаще и чаще напоминал о необходимости ложиться в санчасть на лечение.

Но о себе потом. Сначала работа. Главное — это работа.

— За что, братцы, еще выпьем? — отрывая наполненный сухим вином стакан от столешницы, спросил больше себя, чем остальных постоянных обитателей ОПОП начальник штаба ДНД завода РТИ. — За удачу выпивали, за дружбу — тоже, за меня — еще раньше, в самом начале. Так, за что?

Подушкин Владимир Павлович был чуть на взводе. Не часто расстаешься с друзьями. Не часто меняешь работу. Еще неизвестно, как там, на новом месте, сложится. И потому немного расслабился.

— За окончание весеннего синдрома, — подсказал очередной тост старший участковый. — Может, дурдом наконец-то прекратится! Как-никак, а уже двадцать девятое число заканчивается. Первомай на носу.

Выпили.

Кто, как Подушкин, винца, кто — водочки…

Стали, не спеша, закусывать.

Было около двадцати трех часов. Рабочий день кончился. Давно по домам разошлись дружинники и внештатные сотрудники милиции. Давно убыл на своем УАЗике водитель Наседкин, отвозя данные о профилактической и административной работе за вечер в дежурную часть Промышленного РОВД. И только трое участковых, да инспектор по делам несовершеннолетних, да начальник штаба ДНД все еще не покидали «родные пенаты», устроившись за накрытым столом в кабинете Подушкина.

Палыч переходил в охрану завода заместителем начальника охраны и по данному поводу учинил прощальный ужин. Вообще-то, всегда нескупой, напоследок он совсем расщедрился. На столе стояла вместе с уже традиционным сухим вином и пивом бутылка «Золотого кольца» с винтовой крышечкой. Нарядная и пухленькая, как доярка в колхозе-миллионере. Закусь был если не обильный, то довольно разнообразный и калорийный.

«Бойцы вспоминали минувшие дни и битвы, где вместе сражались они». Не торопясь, обстоятельно. Это еще когда удастся так вот собраться?..

— А помнишь, Володь, как Ероху из твоего дома успокаивали после семейного скандала? — спросил Сидоров Подушкина. — А он, одурев от водки, за нож схватился. Помнишь?

— Что-то подобное припоминаю.

— Да, как же! Припоминаю! — передразнил Сидоров с небольшим возмущением, что Подушкин не может вспомнить этот эпизод. — Ты еще подушку у них с кровати взял, чтобы в случае чего, защититься… Ну?

— Это тот, что себя ножом в пах сдуру саданул и потом месяц в больнице отлеживался: лезвие-то оказалось с ржавчиной?

— Вот, именно! — обрадовался Сидоров. — А то: не помню, не помню…

— Ты сам лучше вспомни, как из сотового дома труп Ласточкина в морг на мотоцикле отправлял. А тот, как памятник, из люльки торчал и почему-то своей негнущейся рукой путь к светлому будущему указывал. — Засмеялся Подушкин.

— Живем — мучаемся, и помрем — сплошное издевательство, — вклинился Паромов. — Ни родное министерство, ни местная власть, так любящая кричать про заботу о простом человеке, до настоящего времени так и не удосужились обеспечить труповозкой город. Только в фильмах: санитарная машина отвозит умерших в морг. Только в фильмах. А у нас — участковый. И санитар, и труповоз. Что попало под руки, на том и повез… как бревно.

О чем бы не шел разговор, Паромов всегда — о наболевшем. В данном случае об отсутствии специального транспорта.

Сколько раз на различных семинарах и совещаниях бедные участковые поднимали этот вопрос, в том числе и лично перед начальником УВД Панкиным Вячеславом Кирилловичем. Бесполезно! Большие начальники лишь руками разводят. Спрашивать с подчиненных — это все мастера. Принять конкретное решение и оказать практическую помощь — бессильны.

— Кстати, о трупах, — засмеялась Матусова. — Слышали, как опер с КЗТЗ Миша Чесноков труп потерял? Совсем недавно. Не слышали? Тогда послушайте.

Дежурит, значит, Чесноков в оперативной группе. И на тебе — трупяшник! В квартире. Без криминала. Правда, не пожилой мужчина Богу душу отдал, а еще молодой. То ли болел, то ли еще что — не знаю. Участкового не оказалось под рукой, и пришлось Чеснокову его в морг отправлять. Где-то нашел он УАЗик старенький, «козлом» в народе рекомый. Загрузил труп в него сзади через лючок, да так, что полтела в салоне на полу лежит, а полтела снаружи торчит. На весу. И повез. Сам с водителем тары бара растабаривает, байки милицейские травит. Анекдотики смешком сопровождает. На улице погода слякотная, мокрый снежок, больше похожий на дождик, идет. А он в тепле, под крышей. Сплошной комфорт.

Прибыли к моргу. Звонит. И не убедившись в наличии трупа, снова прыг в машину — чего зря на холоде стоять в ожидании выхода сторожа. А тот выходить не спешит. Спит, что ли в обнимку с трупами.

— Вот это точно! — хихикнул Сидоров. — Знаем — возили…

А Таисия Михайловна продолжает, как ни в чем не бывало:

— Выходит студентик — подрабатывал малость ночным дежурством в морге. Спрашивает: «С чем пожаловали, господа хорошие»?

— Со жмуриком свежим! — отвечает радостно Миша. — Вон, позади «козлика» ноги козла торчат». Скверный у опера Миши характер и скверный язык. Впрочем, чего уж там: с кем поведешься, от того и наберешься. Кто от дружинниц, — легкая шпилька в адрес теперь уже бывшего начальника штаба, и тот оскалился, как шерский кот; кто от кумушек… — и пришла очередь растянуть губы в снисходительной улыбке Михаилу Ивановичу; а кто от сексапильных сестер Варюхи-горюхи. — Тут пришла очередь реакции участковому Сидорову, и он грохнул на весь опорный:

— Га-га-га!

— Тише, братан, людей перепугаешь! — пришлось Подушкину приструнить не в меру расхохотавшегося участкового.

Остра и зла на язычок была инспектор по делам несовершеннолетних.

— А сыщик Миша, прямо скажем, не с лучшей частью населения города Курска общался. Да, не с лучшей.

Обошел студентик вокруг УАЗика и говорит Мише: «Толи у вас труп какой-то невидимый, то ли шутки глупые! Нет там никакого трупа»! — И пропел: «Жил-был у бабушки серенький козлик, серенький козлик, серый козел…»

А ты, товарищ оперуполномоченный, понимай, как хочешь, о каком таком козле поет студент. Не обидел Господь мученика наук юмором.

«…И не осталось от козлика ни рожек, ни ножек, да и сам козлик как-то пропал!» — закончил импровизированную арию ночной хранитель морга и ученик Эскулапа.

С юмором был студиозис, с юмором…

Чесноков прыг из салона — и вокруг машины… Нет трупа! Был — и нет… Ужас… Не воскрес же он на самом деле да и спрыгнул на ходу… Наконец дошло: потеряли дорогой.

Разворачивают машину — и назад, по своим следам…

Матусова передохнула, отхлебнув из стакана винца. Все внимательно слушали, даже жевать перестали. Вот это байка, так байка. Это тебе не просто труп в мотоциклетной коляске везти… Или как один участковый из Ленинского РОВД, на ручной тележке — до морга недалеко было. Это высший пилотаж милицейского дурдома!

— Я забыла сказать, что труп Чесноков повез рано утром, — продолжила Таисия Михайловна. — Народ только просыпаться стал. Лишь редкие прохожие по своим делам торопились, да легковушки изредка туда-сюда шныряли. Но пока разобрался, что к чему, рассвело, будь здоров. Однако, ближе к телу, как говорится…