Неспешно течет беседа за чашкой кофе. «Бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе сражались они». Иногда не только под кофе…

Сто лет жизни всем живым! И вечная память ушедшим!

И всем большое, большое спасибо!

Получив в отделе почту, старший участковый инспектор милиции Паромов весело шагал по своему участку, зажав под мышкой папку с бумагами и радуясь ясному солнечному утру. Даже общение с секретарем Анной Акимовной, женщиной пожилой и строгой, еще помнившей времена Сталина и Берии, а потому, по мнению сотрудников, излишне ворчливой и занудистой, настроение не портило. От поездки в трамвае или автобусе он решительно отказался. Всего-то нужно было проехать две остановки. С полкилометра. Не больше. Но чем трястись в переполненном общественном транспорте, решил пройтись пешочком. Мыслил убить этим сразу «двух зайцев»: пройтись сразу же по своему участку и остаться с не намятыми боками. Кроме того, на свежем воздухе, наедине с самим собой, можно поразмышлять о жизни и работе без помех и трамвайно-автобусной толкотни.

День обещал быть не по-весеннему жарким и душным. Но то день… Утро же бодрило прохладой и весенней свежестью, едва уловимыми токами сока по жилам деревьев, запахами набрякших почек. По асфальтированной дорожки аллеи скверика, тянувшегося вдоль улицы Харьковской шагалось легко и весело. В сотне метрах, по проспекту Кулакова, с шумом проносились стремительные легковые автомобили, с натужным сопением старались не отстать от них массивные труженики-грузовики. Время от времени с характерным постукиванием колес на стыках рельсов во встречных направлениях пробегали шустрые трамвайчики.

Несмотря на середину апреля, снег в черте города давно стаял, и городские кварталы после недавно проведенного субботника выглядели прибранными и уютными. А где-то — даже умытыми и чистым… Возможно, что за городом, в полях по оврагам и ложбинам, а также в лесопосадках и лесах снег еще лежал снег. Ноздреватый и тяжелый, перенасыщенный водой. Возможно… Но вообще-то весны стали какие-то ранние и шустрые, а зимы малоснежные. Климат менялся на глазах в сторону потепления: то ли от научно-технической деятельности людей, то ли от еще более тонких и неизученных процессов макрокосмоса.

Как бы там ни было, но росшие вдоль дороги тополя стали распускать свои нежно зеленые клейкие листочки. За ними порадовать человеческий взор свежей зеленью готовились липы и березки. Все они давно проснулись от зимней спячки и вместе с людьми радовались приходу весны, солнцу, свету и теплу. Даже ели, росшие на аллеях скверика и в парке перед дворцом культуры завода РТИ, и те пытались выглядеть нарядней, будто за ночь полностью обновили всю хвою.

Настроение у старшего участкового было чистое и ясное, как небо над головой. Ни единого облачка. Ни жизнь, а идиллия…

Последнее злосчастное, затянувшееся в исполнении коллективное заявление жильцов дома номер девять по улице Резиновой, находившееся на исполнении у участкового инспектора Сидорова, о принятии мер к кошатнице Галкиной Прасковье Федотьевне, вчера наконец-то было исполнено. Дамоклов меч уж не висел над головой, и можно было немного распрямиться. Но сколько до этого было испорчено крови и истрачено нервов, даже вспоминать не хотелось. А все из-за того, что пенсионерка Галкина то ли от скуки и одиночества, то ли действительно из-за сострадания к «братьям нашим меньшим» стала «привечать» кошек и собак. Соседи и моргнуть не успели, как их подъезд превратился в кромешный ад. Еще бы — бесчисленные полчища котов и кошечек, кобелей и сучек, их разномастное и разношерстное потомство, мяукающее, лающее, визжащее и воющее, какающее и писающее, где захочется, сделали жизнь жильцов подъезда невыносимой. Псиной провоняла не только квартира Галкиной, но и все живое и неживое, движимое и недвижимое вокруг. Психохимическая атака стала невыносимой, а Галкина и бровью не вела на замечания и просьбы избавиться от такого количества живности. Вот жильцы и ударили во все колокола, разослав жалобы в различные инстанции. И их проблема на протяжении двух недель стала головной болью не только для участкового инспектора милиции Сидорова, но и для старшего участкового инспектора Паромова. Наконец-то заявление, после мер, принятых Сидоровым, было списано в наряд с письменным уведомлением жильцов дома. Остальные заявления, запросы и требования были мелочевкой, не представлявшей каких-либо затруднений для их исполнения, и потому не вызывавшие не только болезненных эмоций, но и легкого раздражения. Потому и радовался весеннему дню Паромов, направляясь из отдела в опорный пункт.

Первым объектом на пути следования старшего участкового было женское общежитие резинщиков. Девятиэтажное, одно-подъездное кирпичное здание, желто-оранжевой свечкой возвышалось на углу улиц Харьковской и Народной. И хотя современные архитекторы не особо потели при его проектировании, здание выгодно отличалось от окружающих его серых однотипных пятиэтажек и даже девятиэтажной крупнопанельной «китайской стены».

Легко пробежавшись по бетонным ступенькам крыльца-площадки, вошел в само здание. Перебросился несколькими словами с комендантом общежития и вахтером. Получил подтверждение, что в общежитии порядок. А если по вечерам и бывают незначительные нарушения общественного порядка: как попытки иных подвыпивших Ромео попасть в комнату своих прекрасных Джульетт, то они, эти нарушения, тут же пресекаются администрацией общежития и дружинниками без каких-либо криминальных последствий.

В соответствии с действующей схемой постов и маршрутов ДНД, разработанной штабом дружины в части охраны общественного порядка на поселке резинщиков, дружинники в общежитии дежурили постоянно. Само собой разумеется, что в вечернее время. Кроме того, многие жильцы общежития и сами были народными дружинниками, точнее, дружинницами, а посему сами не стеснялись пресечь возникшее нарушение, призвать к порядку зарвавшегося молодого человека. Регулярно наведывались сотрудники патрульно-постовой службы, вневедомственной охраны. Так что, за порядок в общежитии можно было не беспокоиться.

Однако, в целях профилактики, Паромов записал парочку фамилий граждан, чаще других посещавших общежитие в состоянии алкогольного опьянения. Так, на всякий случай и возможной «профилактики»… Кроме того, в милицейской работе каждая мелочь важна: вдруг, да пригодится когда-нибудь. Да и вахтеру приятно: его труд и бдительность не пропадают даром.

Когда-то, в начале службы участковым, Паромов интересовался у Минаева, кто такие доверенные лица. Теперь он не только знал, кто это, но и имел их, в том числе и среди вахтеров. Хотя сами они — ни сном, ни духом о том.

Из женского общежития резинщиков все в том же приподнятом настроении последовал Паромов в ПТУ-6 на улице Народной. Там минут двадцать пообщался с директором Василием Григорьевичем Шевляковым. Мужчиной рослым, солидным и основательным, с курчавой, черной, как крыло ворона, шевелюрой, крупным смуглым лицом и полными губами, придающими его облику что-то африкано-негритянское.

Шевляков был не только талантливым педагогом, способным организатором и хозяйственником, но и добрым товарищем, с которым Паромова познакомил еще Минаев. С тех пор Паромов всегда старался поддерживать деловые и дружеские отношения с ним. Для поддержания порядка на территории училища по инициативе инспектора ПДН Матусовой, активном участии Паромова и Шевлякова, был создан и продуктивно работал оперативный комсомольский отряд из числа молодых преподавателей, мастеров технического обучения, воспитателей и самих учащихся, достигших совершеннолетия. А училище — это целый комплекс административных, жилых и производственно-хозяйственных зданий, занимавший полквартала. К тому же Василий Григорьевич входил в Совет общественности поселка, куда также в качестве члена Совета был введен Паромов после ухода Минаева на другую работу. Так что точек соприкосновения и взаимных интересов хватало.