— Останови. Поворачивай к Саващине или убью!

Он притормозил, сделал вид, что разворачивается. Потом резко, всем телом повернулся к Ларисе, ударив ее под локоть. Она нажала на спусковой крючок, грохнул выстрел, и пуля пробила боковое стекло. Машина вильнула в сторону и остановилась. Юшаков повалил Ларису на сиденье, пытаясь схватить ее за руку, но было тесно — мешал руль. Тогда он, прижав ее одной рукой, другой попытался достать из кармана свой пистолет. В этот момент Лариса изловчилась и выстрелила в него раз, второй. Он обмяк и стал сползать с сиденья вниз.

Лариса выскочила из машины и оглянулась. Вокруг никого, темень и тишина. По-прежнему моросил дождь. Она бросилась бежать, вначале даже не подумав, куда. Бежала долго, падала, поднималась и снова бежала, пока не выдохлась. Погони не было. Тут только вспомнила, что в машине остался ее узел с вещами. Но она только махнула рукой и снова бросилась бежать. Остаток ночи просидела в каком-то заброшенном сарае на окраине Саващины, а когда стало светать, спустилась в глубокий заросший кустарником овраг.

Через три дня в Огарьский лес, где в это время находилась Лариса вместе со многими бежавшими сюда горожанами и крестьянами из близлежащих сел, пришла радостная весть — наши освободили город.

ГАЛИНА

1. Задание

осле боев под Сталинградом армию вывели во второй эшелон фронта. Полки и дивизии получали пополнение, занимались боевой и политической подготовкой, готовились к предстоящим боям. Наш отдел тоже готовился, одновременно занимаясь своими обычными делами, которых по-прежнему было невпроворот. Да и, по существу, дела у нас что в первом, что во втором эшелоне мало чем отличались.

Однажды меня вызвал к себе полковник Кленов и попросил (он у нас не приказывал, а только просил) подключиться к Андрееву и помочь выяснить судьбу группы лейтенанта Соловьева.

Тут я хочу сделать небольшое отступление с тем, чтобы уделить несколько строк моей персоне и избежать тем самым возникновения, как говорится, дополнительных вопросов. После ранения на Невском плацдарме, так называемом Невском «пятачке», я провалялся в госпитале и батальоне выздоравливающих больше, чем ожидал. Сказалось, по-видимому, недостаточное блокадное питание и лютая первая военная зима. Но и этим не кончилось. Дали мне еще три месяца нестроевой. Когда я стал годен к строевой службе и был готов отправиться с маршевой ротой на фронт, направили меня через Ладогу на Большую землю, а там поездом до незнакомой мне до этого станции Разбойщина, что под Саратовом. Там в то время находилось Второе Киевское артучилище, которое я и окончил успешно за несколько месяцев. На фронте в то время обстановка была сложной, тяжелой, и некогда было осваивать полный курс обучения. В артиллерийском полку я прослужил тоже недолго, был переведен в штаб армии, стал работать в контрразведке и уже успел приобрести кое-какой опыт.

Я знал, что группу готовил капитан Андреев, очень опытный работник, и, хотя, казалось, все было продумано и предусмотрено, группа как ушла в тыл противника, так с тех пор никаких вестей о ней не поступало. Это, конечно, беспокоило руководство отдела и огорчало моего старшего коллегу. Но когда шли бои под Сталинградом, никакой возможности заниматься розысками группы не было.

Сейчас такая возможность представилась, и мне предстояло заняться этим делом вплотную.

Их было четверо: три парня и девушка-радистка. До войны жили они в той местности, куда направлялись для выполнения задания военного командования.

Линию фронта перешли без приключений. Сплошного фронта там не было, и это облегчало их задачу. Капитан Андреев мотался вместе с ними в тряской полуторке, направляясь в сторону фронта. Ехали по ухабистым полевым дорогам час или полтора. Затем остановили машину у редкого леска и нырнули в кустарник, полого спускавшийся к тихой лесной речке с темной зеленоватой водой. Из лозняка бесшумно выплыла лодка с молодым парнем на веслах. Капитан поочередно попрощался с каждым за руку, негромко пожелал:

— Успеха вам, ребята, и счастливого возвращения!

Отвел в сторону старшего группы лейтенанта Соловьева, указал взглядом на Галину:

— Там всякое может случиться. Будь ей за брата, девчонка ведь совсем…

Четверо вошли в лодку, и парень на веслах повел ее к другому берегу, который был уже оккупированной территорией.

Лес на той стороне давил на уши немой тишиной. Пахло сухой хвоей, терпко — прелыми листьями, пнями… Шли молча — где оврагами, где глухими зарослями кустов. Временами останавливались, Соловьев сверял направление по компасу и молча указывал рукой: вперед! Стремились подальше отойти от линии фронта, углубиться в тыл противника, где меньше вероятности открытого столкновения.

Ближе к рассвету остановились на краю опушки. За небольшим склоном разведчикам открылась деревенька в несколько изб. Прямо перед ними, с самого края, — сараюшка с потемневшими бревнами под тесовой крышей. Разведали. Сарай оказался доверху набит свежим пахучим сеном. Соловьев показал; всем туда. Молча забрались в сено, намереваясь переждать день, чтобы с наступлением темноты снова отправиться в путь.

— Курорт! — втягивая пьянящий запах сена, прошептал Коля Головков.

— Всем отдыхать! — скомандовал Соловьев, устраиваясь поближе к дверям — дежурить. — Меня сменит Головков, потом — Якимчук.

О Гале речи не было; ее, порядком уставшую, решили тревожить лишь в случае крайней необходимости.

Вскоре все утихомирились и уснули тем мгновенным и чутким сном, которому научились в условиях изменчивой фронтовой обстановки.

Казалось, никто не заметил их прихода. И все же Соловьев ошибся. Прильнув к щели в дверях, он увидел во дворе немцев.

…Когда углубились в лес, из которого недавно вышли к деревеньке, услышали за спиной треск мотоциклов, глухой шум моторов автомашин. Две мотоколяски подъехали к сараю, только что покинутому разведчиками… Надо было немедленно уходить. И снова, минуя деревни, открытые места и проезжие дороги, шли и шли по немому лесу.

Начала отставать Галина. Тяжелый ее вещмешок несли по очереди все трое; Соловьев, Якимчук и Головков. Головков пошучивал, бодрился перед девушкой:

— Галя! Ты все же имей в виду: твой мешочек я несу дольше всех. Значит, на привале вместе будем цветы собирать.

А чем он еще мог отвлечь ее от тяжелой, безмерной усталости? Вроде и шуточки неказистые, не шутки даже, приговоры, но Галя слабо улыбалась в ответ — значит, помогало.

На привале Соловьев распорядился:

— Головков! На опушку, наблюдать за шоссе!

Головков тотчас взял вещмешок и автомат. Глядя на командира, серьезно спросил:

— Можно, Галина со мной пойдет? А то Якимчук не дает ей отдохнуть, все пристает со своими разговорами.

Молчаливый Якимчук проворчал что-то и отвернулся.

Немного погодя услышали далекий шум поезда. Переглянулись: значит, уцелела дорога, не разобрана? Кто-то из троих обронил мысль: а что, если воспользоваться? На товарняке укрыться просто, зато сэкономятся время и силы. Вышли к насыпи и долго наблюдали. На участке все было спокойно. К тому же место приглядели удобное — подъем, где поезд замедлял ход. Показался состав, и разведчики забрались в него, благополучно проехали до того полустанка, откуда надо было сворачивать в сторону и держать направление на недалекую уже деревню Дайнову — цель своего пути. Они сократили путь почти в два перехода.

…Перед ними, метрах в трехстах, на пригорке красовалась небольшая роща с дубняком и молодыми березками. Неторная полевая дорога, изгибаясь нечаянно брошенной лентой, вела от леса к роще, потом делала пологий изгиб, тянулась дальше на север и терялась где-то в туманной болотистой низине.

— Быстро! В рощу, по одному! — скомандовал Соловьев.

Крохотная полянка оказалась сплошь заросшей травой. Юные дубки выглядывали из-за порослей густого орешника, на ветках которого кое-где виднелись орешки в причудливых резных шапочках.