— А пытался кто-нибудь? — спросил Трофимов.

— Пробовали. Впрочем, сами колхозники из «Огородного» вывели своих горе-руководителей на чистую воду.

— В чем же их обвиняют?

— А они, видите ли, колхозное хозяйство за свое личное посчитали. Колхоз «Огородный» у нас в районе «деликатесным» называется — парники… Так вот они эти деликатесы, вместо того чтобы везти на колхозный рынок, стали сбывать незаконными путями.

— Кому?

— Да кому хотите. Плати — и твое. На дворе еще зима, снег, а в «Огородном» свежие огурчики, редис, лучок. Заманчиво! Всякий купит!

— Кто же все-таки покупал?

— Кто? — недоуменно переспросил Громов. — Да любая хозяйка в нашем городе могла купить. Признаюсь, при следствии я этим вопросом не занимался.

— Скажите лучше так: упустили этот вопрос.

— Следствие проводилось по всем правилам, — обиженно пожал плечами Громов. — Хищения обнаружены, виновные установлены.

— Все ли?

— Все.

— Вот в этом-то я и не уверен. Скажите, товарищ Громов, колхоз «Огородный» считался до объединения отстающим?

Задавая следователю этот вопрос, Трофимов руководствовался тем, что слышал, присутствуя при разговоре Рощина и Чуклинова с Антоновым.

— Нет. Успехами не блистал, но хозяйствовал с доходом.

— Так. А сколько получили в прошлом году колхозники «Огородного» на трудодень?

— Что-то около двадцати рублей. Точно не скажу.

— Напрасно. Трудодень колхозника мог бы дать вам очень важные свидетельские показания.

— Я же говорю: около двадцати рублей и, конечно, продукты.

— А выводы из этого какие?

— Трудодень не плохой.

— Верно. Значит, те самые люди, которые разбазаривали колхозное добро, не такие уж плохие руководители?

— Выходит, так, — замялся Громов.

— Ну, а воровство и хорошее руководство могут быть у нас совместимыми?

— Нет.

— Правильно, не могут. Выходит, мы здесь столкнулись не с простым воровством, не с торговлей огурчиками и лучком по ключевским квартирам, а с чем-то другим. С чем же?

— Не знаю, товарищ младший советник юстиции.

— Обязаны знать. В этом и заключалась ваша работа следователя.

— Прикажете следствие продолжить?

— Начать снова. Вы пошли по ложному пути. Вам казалось, что все виновники налицо, мне же думается, что нет. Когда мы сталкиваемся с таким серьезным преступлением, как нарушение Устава сельскохозяйственной артели, мы не можем смотреть на это дело, как на обыкновенное воровство. Завтра же, товарищ Громов, возвращайтесь обратно в село Искра.

— Слушаюсь.

— Попробуйте проследить каналы, по которым сбывались овощи в город. Вот пока все, что я могу вам подсказать.

— Учту, товарищ младший советник юстиции. — Громов виновато переступил с ноги на ногу. — Разрешите доложить дело о порче овощей в сельпо?

— Тоже в селе Искра и тоже овощи.

— Тоже. Но тут просто халатность.

— Просто халатность? Возможно, возможно… Правда, колхозники в своем письме в прокуратуру характеризовали это дело несколько иначе… Да и опыт нас учит другому… А что, товарищ Громов, нет ли тут связи между делом о расхищении колхозного имущества в «Огородном» и делом о халатности в искровском сельпо? Попробуйте-ка подумать над этим…

— Подумаю, товарищ младший советник юстиции.

— Вот тогда сразу обо всем и доложите.

— Слушаюсь.

Громов сел.

— Что, хороши ли огурчики в «Огородном»? — смеясь, наклонился к нему Находин.

— Горчат! — утирая платком вспотевшую шею, пробурчал Громов. — Ужо отведаешь и ты!

— По делу Лукина, — поднялась со своего места Власова.

— Слушаю вас, — кивнул ей Трофимов.

— Товарищи! Серьезно задумавшись над этим делом, я и младший юрист Бражников пришли к выводу, что все здесь действительно не так просто, как казалось нам раньше.

— Даже очень сложно! — привстал со своего места Бражников.

— Итак, почему Лукин ударил свою жену? — Власова в раздумье посмотрела на Трофимова. — Это ведь не хищение овощей, не подделка отчетов. Тут факты неуловимы, тут только можно строить предположения…

— Но опять же на фактах! — снова приподнялся со своего места Бражников.

— Каких? — спросил Трофимов.

— А таких, что Лукин в последнее время часто бывал в гостях у своего начальника! — вскочил Бражников. — Таня рассказывала, что он много раз ездил с Глушаевым на охоту! Не ночевал дома!

— Погодите, товарищ Бражников, — улыбаясь горячности молодого человека, остановил его Трофимов. — Ольга Петровна, продолжайте.

— Бражников изложил почти все, что мы знаем, — сказала Власова. — Нет ничего предосудительного в том, что Лукин в выходные дни ездил с Глушаевым на охоту. Лукин — хороший охотник.

— Конечно, ничего плохого в этом нет, — согласился Трофимов.

— Но именно эти-то поездки, как думает Татьяна Лукина, и изменили характер ее мужа.

— А она понимает, почему это произошло? — спросил Трофимов.

— Нет, не понимает.

— Каково ваше мнение о Глушаеве?

— Глушаев — человек у нас известный… — Власова говорила медленно, как бы взвешивая каждое слово. — Опытный хозяйственник… Если же говорить о моих личных впечатлениях, то он представляется мне человеком занятным, неглупым, но… — Власова помолчала. — Но неясный он какой-то, Сергей Прохорович… Правда, для следователя это не вывод… — Власова смущенно улыбнулась. — Татьяна Лукина сообщила нам и кое-что более определенное. Например, дни, когда Лукин не ночевал дома. Бражникову же удалось установить, что в эти именно дни или, вернее, ночи Глушаев уезжал вместе с Лукиным в лес на охоту. Товарищи Лукина рассказывают, что он возвращался из этих поездок пьяным. Нет, о выводах говорить рано, но разобраться, что он за человек, этот Глушаев, следует…

— Да, о выводах говорить рано, — сказал Трофимов. — А вот задуматься над некоторой странностью этой дружбы начальника и подчиненного, человека пожилого с молоденьким пареньком, — задуматься над этим следует. Добро бы, если бы они только вместе охотились, но ведь они и пили вместе. Зачем? Зачем понадобилось Глушаеву спаивать Лукина? Неспроста это… Вот что, товарищ Находин, — обращаясь к своему помощнику по уголовным делам, продолжал Трофимов: — Глушаев, по его словам, местный житель, коренной уралец. Допускаю. Но уж очень он любит об этом и к месту и не к месту разглагольствовать. Да и влюбленность его в родные края какая-то странная, с затхлым душком… Прошу вас подобрать для меня биографические данные о Глушаеве.

— Будет сделано, товарищ младший советник юстиции, — понимающе кивнул Находин.

— И сделайте это до суда над Лукиным, — сказал Трофимов.

Через несколько дней после ночного разговора с Трофимовым Марина по телефону условилась с Рощиным о встрече и вечером прямо с работы пошла в райком.

Рощин принял Марину точно в условленное время, сам вышел ей навстречу и, дружески взяв под руку, ввел в кабинет.

— А у меня для вас сюрприз, Марина Николаевна, — сказал он по обыкновению негромко и так приветливо улыбнулся, что Марина сразу почувствовала себя просто и хорошо.

— Какой же, Андрей Ильич?

— А это уж вы сами решайте, какой, — рассмеялся Рощин. — Может быть, по душе, а может быть, и нет. — И он указал Марине на сидевшего в кресле у стола Степана Чуклинова.

— Степан Егорович? — Марина вопросительно взглянула на Рощина.

— Разве вы не по городским делам ко мне? — спросил тот ее.

— По городским, но… — Марина замялась, не зная, что сказать.

— Небось, опять с жалобой на меня, — добродушно сказал Чуклинов, поднимаясь навстречу Марине. — Здравствуйте, Марина Николаевна.

— Здравствуйте… Нет, на этот раз вы не угадали, Степан Егорович. — Марина обернулась к Рощину. — Я к вам по личному делу, Андрей Ильич, но это даже хорошо, что здесь товарищ Чуклинов.

— Выходит, пригласив председателя горсовета, я не ошибся? — спросил Рощин. — Вы же с ним неразлучные друзья…

Он усадил Марину в кресло и уже серьезно сказал: