Прокурор, словно крадучись, вошел на кухню и, не сходя с места, осмотрел ее, а затем шагнул к убитому, двумя пальцами приподнял пальто над его головой и снова опустил.

— Немедленно врача! Эксперта вызвали?

— Эксперт будет через полчаса. Самолетом, — отозвался Хромых. — А врачи сейчас подойдут.

Вошли Гурген Макарьян и Кучерова. Кучерова склонилась над Луниным и сразу же, тяжело вздохнув, выпрямилась и молча посмотрела на прокурора.

— Ясно, — буркнул прокурор. — Когда прекратился снегопад?

— В три часа ночи, — ответил начальник милиции.

— Убийство произошло скорее всего вечером, — вставил Хромых.

— Почему так думаете? — повернулся к нему прокурор.

— В печке совсем мало шлака, а в ведре угля больше половины.

У Макарьяна на глазах блестели слезы. Он чиркнул спичкой и прикурил.

— Курить бы не надо! — строго сказал Хромых.

Макарьян торопливо прижал пальцами горящую папиросу и скривился от боли.

— Пожалуйста, станьте вон туда, в угол, — сказал Хромых Макарьяну и Кучеровой. — Идите сюда, Сергеев, — он протянул руку к младшему лейтенанту. — Фотографируйте отсюда и отсюда...

Вспыхнули «блицы» лампы.

— Теперь снимите пальто...

Снова защелкал затвор фотоаппарата. Хромых обвел мелом контур тела Лунина.

— Всюду половики... Никаких следов... Отпечатки... — Он кивнул сержанту: — Дверь, шкаф, рукоятка топора, кружка, стол, полено... В общем, смотрите сами...

Хромых поднял очки.

— Это очки пострадавшего? — он посмотрел на Макарьяна.

— Да, его.

В углу валялась поршневая ручка.

— А это?

— Его. Это точно.

Хромых через лупу внимательно исследовал клеенку. Потом опустился на пол. Под стеклом мелькали шерстинки, крошки хлеба, бумажки... Хромых заглянул под стол. Рядом с ножкой он увидел небольшой осколок стекла, чуть дальше — другой. «Плексиглас. Часы Лунина висят на гвоздике над столом, значит преступник разбил свои часы!» И еще маленький осколок...

Хромых завернул их в бумажку и сунул в карман. В щели пола он увидел какую-то светло-желтую шелуху. Присмотрелся: что-то вроде насекомого. «Это же сухая дафния». Он поддел ее кусочком бумажки и, поднявшись, стал рассматривать в лупу. Сомнений не было.

— Сержант, посмотрите, нет ли в доме аквариума?

— Нет, Вениамин Павлович.

— Смотрите, Юрий Семенович, дафния...

— А что это такое? Ах, дафния... Интересно...

— А вот осколки часового плексигласа.

— Значит, Лунин оказывал сопротивление. Впрочем, следов борьбы не видно. — Прокурор сел на табурет и потер лоб.

Хромых осмотрел все комнаты и негромко объявил:

— Никаких признаков ограбления.

— Это сразу было видно: на вешалке — новое зимнее пальто Лунина, отличная меховая шапка, — устало заметил прокурор.

— Товарищ прокурор, там пришел почтальон... принес телеграмму Лунину, — заглянул в дверь Кондратий Иванович.

— Пропустите.

Вошел пенсионер Самохин — разносчик телеграмм. Он уже знал, что убили главного врача, но при виде убитого он закачался, дрожащей рукой снял шапку и так и застыл, забыл пригладить нелепо торчащие космы седых волос.

— Дайте сюда телеграмму. — Прокурор прочитал: «Дорогой папа, выезжай в пятницу вечером. Оля, Сергей». Куда это его вызывают?

— В Харьков, на свадьбу, — отозвался Макарьян, — его дочь выходит замуж.

— Адрес харьковский знаете? — спросил прокурор.

— Я не знаю, — Макарьян пожал плечами. — Вы не знаете, Варвара Антоновна? — спросил он у Кучеровой.

— Откуда мне знать?..

Вошел грузный мужчина в сопровождении тоненькой девушки в пушистой голубоватой шапочке.

— Судмедэксперт Мариничев, — отрекомендовался он, — а это моя ассистентка. — И он молча поздоровался с прокурором за руку, снял пальто и стал на колени возле тела Лунина.

— Я думаю, что с момента смерти прошло не менее двенадцати часов. Только после вскрытия, пожалуй, можно заключить точнее.

— Нашел адрес дочери! — Хромых держал в руке блокнот Лунина. — В кармане костюма лежал.

— Оповестите дочку от моего имени! — Прокурор встал.

Лунина вынесли. Вышли все посторонние.

— Что вы думаете об убийстве, товарищ следователь? — спросил прокурор, машинально растирая пальцами подбородок.

— Ничего не думаю, товарищ прокурор, ибо это не ограбление и, как говорится, не почва ревности, — грустно улыбнулся Хромых. — Хулиганство без каких-либо побуждений... месть.

— Месть? А что вы имеете в виду?

— Ничего не имею, просто перебираю версии...

— Лунин ведь был на Краснодарском процессе? — подался вперед прокурор. — Когда товарищ следователь упомянул железную дорогу, я подумал, что его мысль работает в этом же направлении. В общем, вывод напрашивается сам собой... Здесь дело серьезное, так что самим нам не разобраться... Убийца дерзкий и прямолинейный; даже наплевал на инсценировку ограбления. Что это, глупость или уверенность в недосягаемости? Буду звонить в Брянск. Свяжусь с управлением госбезопасности.

Вот уже пять дней Мартовой не находил себе места. Каждый раз, возвращаясь домой, он со страхом, дрожащими руками нажимал кнопку звонка и входил в свою квартиру, словно крадучись, боясь увидеть там человека, встреча с которым сулила ему гибель — ведь Лунин мог приехать и до субботы — дня, на который назначена свадьба.

Сегодня была пятница. Вчера вечером была послана Лунину телеграмма. Сергей хотел дать ее еще утром, но Мартовой сам вызвался послать ее и отправил только вечером, после работы, с таким расчетом, чтобы она в дом Лунина попала только сегодня. Сегодня была пятница — решающий день. Сегодня он узнает, удалась ли Зиргусу эта операция?

Не дождавшись конца рабочего дня, Мартовой ушел с работы. Ему не терпелось поскорее попасть на почту. А вдруг там нет телеграммы? Что тогда? Что думать, что предпринимать? Ах, не стоит заранее терзаться, авось будет все хорошо! — успокаивал он себя. Сейчас он все узнает...

Мартовой сошел на остановке «переулок Короленко» и поспешил на почту. Он подождал, пока уляжется волнение, и протянул в окошечко паспорт. Девушка подала ему телеграмму, и он отошел в глубь зала. Телеграмма была из Витебска. Послана утром.

«Диссертацию защитил, осложнений не было, привет всем друзьям. Айнар».

«Ну, слава богу!» — вздохнул Мартовой.

Он вышел на улицу. Перед ним плясали разноцветные буквы, высвечивая слово «Центральный».

«Зайти, что ли, в ресторан, пропустить стаканчик на радостях? — заколебался он, но вдруг его обожгла мысль: — А что, если Айнар обманул? Только успокаивает меня, а сам... Черт знает, что может прийти на ум этому бандиту!.. Не сегодня, так завтра я все равно узнаю правду, какую ни есть». Он круто повернулся и зашагал домой.

Дверь ему открыла Нина Дмитриевна. На него смотрели ее блестевшие от слез глаза.

Мартовой устало смежил веки и рванул воротник пальто. Его лицо исказила гримаса отчаяния.

«Все!.. Не удалось! Вот и конец!» — он вообразил, что за ним уже пришли чекисты и ожидают в квартире.

— Что с тобой? Ты уже знаешь? Откуда? — шепотом спросила жена.

— О чем ты говоришь? Что случилось?

— Олин отец...

— Что случилось? — истерично крикнул Мартовой, хотя он уже все понял, и этим криком, как стоном, облегчил свою скованную страхом душу.

— Умер Анатолий Романович. Только что пришла телеграмма.

Мартовой схватил телеграмму: его рука тряслась, буквы прыгали перед глазами.

— «...скоропостижно скончался»... — эти слова гипнотизировали его. Он поднял голову и поочередно обвел взглядом жену, Олю, Сергея:

— Сердечный приступ? Он болел?

— Нет, не болел, не болел, — растерянно лепетала Оля, — но такие случаи знает медицина...

— «Карпов»... Кто такой?

— Не знаю, Василий Михайлович. В больнице как будто нет такого врача... Да что же мы стоим?! Сережа... Мы с Сергеем едем в Пасечное.

— Сейчас?! — воскликнул Мартовой.