Не спала и его молодая жена Раиса, переживая за мужа. И только их маленькая дочь Гелина сладко посапывала в детской кроватке-качалке.

Следующий рабочий день начался с того, что Паромов пришел в опорный пункт к восьми часам. Надо было к девяти, но зуд новизны гнал его пораньше. Следуя на трамвае с поселка КЗТЗ, надеялся, что кто-нибудь из его новых коллег уже открыл помещение. У самого ключей еще не было.

Однако его надежды не оправдались. Опорный был закрыт и безучастно смотрел на мир и своего участкового зашторенными глазницами окон. Вход в опорный был со стороны первого подъезда. И Паромову пришлось стоять в одиночестве либо сидеть на лавочке возле этого подъезда. Хорошо, что день был погожий. Безветренный. Хоть и примораживало, но особых хлопот морозец не доставлял. Хорошо было и то, что большого интереса к его одинокой персоне никто и не проявлял. Так, взглянут мельком, мазнут взглядом — и побежали далее по своим делам. Но даже и от этих, мельком брошенных, взглядов было неуютно.

Около девяти часов к опорному подошли сразу Минаев, Подушкин и Клепиков Василий Иванович. Минаев был в форменной одежде, но шапку почему-то нес в руке, легонько размахивая ею, в такт шагов.

Они о чем-то разговаривали, причем, довольно оживленно, поэтому еще какое-то время не обращали внимание на Паромова. Но вот Василий Иванович заметил и громко произнес:

— Василич, смотри: молодой участковый уже на боевом посту.

И тут же Паромову:

— Ты давно тут стоишь? Наверное, заждался?

И, не давая Паромову возможности ответить на вопрос, сразу же налетел на Подушкина.

— Ты, «штаб», опять дал маху. Ключи-то не вручил новому участковому… Нам, старым, — имея в виду себя и Минаева, продолжал он шутливо «наезжать» на Подушкина, — простительно — склероз. Но ты-то молодой… Или пухленькие дружинницы, что вчера весь вечер возле увивались, отбили паморки?..

Подойдя к Паромову и улыбаясь шутке Василия Ивановича, Подушкин протянул руку для рукопожатия.

— Привет! — произнес басовито. — Давно томишься?

— Чуть более получаса, — здороваясь, ответил Паромов.

Рукопожатие у Подушкина было сильным и энергичным. Чувствовалось, что в этом крепко сбитом парне таится настоящая мужская сила и уверенность в себе. Впрочем, по-другому и быть не могло. Руководить штабом ДНД хиляка не назначат.

Пока Паромов здоровался с остальными, Подушкин открыл дверь, и все гурьбой ввалились в помещение опорного пункта. Вскоре туда пришел внештатный сотрудник Ладыгин Виктор, с которым Минаев тут же познакомил Паромова.

— Наш боевой помощник. Один из лучших.

Ладыгин был белобрыс, голубоглаз, худощав и подвижен, как капля ртути. Не успел войти, а уже по десятку разных вопросов задал и Подушкину, и Минаему, и Клепикову. Одним словом — живчик.

— Вот что, — сказал Минаев Ладыгину, — возьми-ка ты, друг, Паромова, да и пройдись с ним по его участку. Поводи его не только по улицам, но и по всем закоулкам и злачным местам. Ты, ведь, у нас старожил на поселке, да и в дружине не первый год — всю погань тут знаешь. По пути проверьте притоны и тунеядцев с семейными дебоширами. — Минаев секунду помолчал, словно обдумывая, чтобы еще поручить внештатному сотруднику и участковому инспектору. — А вечерком проверите ранее судимых и поднадзорных. Список этих «господ» у Паромова есть, еще вчера подготовил.

— Понятно, — отозвался Ладыгин, выслушав Минаева. — Разрешите действовать?

— Если понятно, то действуйте, — окончил старший участковый инструктаж. — Возвратитесь — доложите о результатах.

— Пошли, Николай, — заторопился Ладыгин. — День хоть и большой, но и участок не мал…

— Пойдем, Виктор. Буду рад любой помощи, — отозвался Паромов.

Он взял со стола папку с бумагами и бланками протоколов, сунул под мышки и вместе с Ладыгиным направился к выходу. Но Минаев придержал:

— Похвально, что не откладываете дело в долгий ящик. Только будьте внимательней и осторожней: у Паромова нет еще служебного удостоверения…

— Обойдемся моим… — достал Ладыгин из внутреннего кармана куртки удостоверение внештатного сотрудника милиции в ярко красной обложке. — Всегда со мной.

С последними словами он отправил удостоверение на место.

— Без него никак нельзя!

— Ладно, идите. А мы тут, — имея в виду Подушкина и Клепикова, заканчивал напутствие Минаев, — кое-какими бумагами займемся. Проверка вот-вот начнется. Еще вчера грозились приехать, да, видно, праздник помешал…

Выслушав Минаева, Паромов и Ладыгин покинули опорный пункт, еще не ставший новому участковому родным, но уже как-то им обжитый. Начались трудовые будни.

На участке Паромова были улицы государственного и частного сектора. Соответственно — многоэтажные дома и небольшие домовладения. А еще — предприятия, организации и учреждения.

В государственном секторе дома в основном были послевоенной постройки. Двухэтажные, шлакоблочные, с двумя-тремя подъездами, они теснились друг к другу, образуя четко выраженный квартал. Колер окраски штукатурки незамысловат — однотонный желто-оранжевый цвет. Цвет «детской невинности», как говорили жильцы этих домов.

Маршевые лестницы в них были деревянные, со скрипучими, вытертыми от систематического шарканья ног порожками. Как и перила, их ограждающие, они неоднократно крашены темным суриком. Но краска сохранилась только по краям порожков. Центр истерт так, что краской там и не пахло…

Подъездные двери в этих домах монументальны. Видать, делались на совесть, с учетом менталитета жильцов, мало заботящихся о состоянии общего имущества. Покрашены также суриком, словно других красок не имелось.

Однако было и около двух десятков домов — пятиэтажек, построенных в более позднее время из силикатного кирпича или же из готовых панелей.

Общей чертой двухэтажных и пятиэтажных домов было то, что стены в подъездах там и там были испещрены разными надписями, типа того, что «Петя + Таня = любовь», а «Вовка — козёл».

Кое-где по побелке гвоздем или каким-либо иным острым предметом были выцарапаны символы футбольных команд «Динамо» и «Спартака». По-видимому, авторы этих рисунков не лишены были некоторых художественных способностей и творческой жилки. Но больше всего было написано и нацарапано слов, обозначающих гениталии человека.

Работники домоуправлений и ЖКО постоянно вели борьбу с этим эпистолярным жанром, о чем говорили следы свежей побелки стен. Но, несмотря на борьбу, постоянно оказывались в проигрыше…

Частный сектор представляли улицы Прилужная, Арматурная, Утренняя, Монтажников, Краснополянская, Народная и ряд других. Некоторые из них пересекались «вонючкой» — ручьем, искусственно созданным для отвода технических вод с территории пивзавода. Само название этого ручья говорило о многом. Он даже в зимние трескучие морозы не покрывался льдом, щедро делясь с местным населением ароматами промышленного прогресса.

«Интересно, — подумал Паромов, — после прелестей «вонючки» тянет ли жителей к прелестям пива»? Но спрашивать об этом Ладыгина не стал.

Улицы частного сектора, за исключением Народной, шли параллельно друг другу, каждая протяженностью не менее полутора километров. В некоторых местах они соединялись между собой узенькими, для пешеходов, проходами. Об их существовании любезно поведал Ладыгин, показывая Паромову, как можно быстрее попасть с одной улицы на другую. Человеку, не знакомому с тайнами такого градостроения, или впервые попавшему сюда, ни за что на свете не удалось бы самостоятельно отыскать эти проходы-невидимки. Пришлось бы шагать или на начало улицы или в ее конец, чтобы перейти с одной на другую.

Дома вдоль улиц — одноэтажные, деревянные. Однако в подавляющем большинстве своем облицованы силикатным кирпичом. Некоторые — досками и выкрашены в яркие цвета синего или зеленого колера. Каждое домовладение с фасадной стороны огорожено высоким забором, покрашенным под цвет самого дома. Но на многих заборах краска от воздействия солнечных лучей и дождей выцвела, осыпалась, пропала, и они стояли серыми и безрадостными.