— Прокурор района, — сказал Трофимов. — Разочарованы?

— Прокурор? А как же Михайлов?

— Направляется на учебу.

— Да… дела… — не пытаясь скрыть своего огорчения, протянул Антонов. — А я-то как раз собирался к нему за советами идти… Ведь какой опыт у человека! По любому вопросу посоветует. — Антонов внимательно, словно вновь знакомясь, посмотрел на Трофимова: — Значит, на учебу его? Так…

В этом «так» и в настороженном взгляде парторга колхоза Трофимов почувствовал такое откровенное недоверие, что невольно смутился, и, досадуя на себя за это смущение, прямо спросил:

— Ну, а ко мне вы за советом не придете?

— К вам? Отчего же… Понадобится, и к вам приду… Кстати, есть у меня до прокуратуры очень серьезный разговор.

— А у меня до тебя, Яков Осипович, — снова прервал его Рощин. — Давай уж по порядку. Сначала мы к тебе с вопросами, а потом — ты к нам.

— Давайте, Андрей Ильич, — с готовностью согласился Антонов. — За этим к вам и приехал.

— Зачем ты приехал, это я тебе в конце нашего разговора скажу, — улыбнулся Рощин. — А пока поделись с нами, что в Искре.

— Объединились, Андрей Ильич. — Антонов широко раскинул руки и, взглянув на Трофимова, пояснил: — Все три колхоза нашего села слились теперь в один — имени Сталина. И такое у нас теперь хозяйство, что ни в сказке оказать, ни пером описать!

— А языком партийного работника придется и на бюро рассказать и в газете описать, — пошутил Рощин.

Но Антонов не заметил этой шутки и, храня прежнюю серьезность, даже торжественность, продолжал:

— От прежнего колхоза имени Сталина у нас богатейшее зерновое хозяйство. Агротехнику мы, сталинцы, ввели у себя, почитай, с тридцатого года. Своя агролаборатория, своя элита, свой режим минеральных удобрений. — Антонов снова сел, точно спохватился, что заговорил слишком громко. — И чего я тут рассказываю, — вам ли не знать!

— Нет, говори, говори, — сказал Рощин. — И нам лишний раз послушать полезно, а товарищу, — Рощин кивнул в сторону Трофимова, — тем более.

— Да… — Антонов тоже поглядел на Трофимова, и снова во взгляде его промелькнуло сомнение, и, видно, вспомнился ему Михайлов, которого почему-то решили заменить этим молодым и новым здесь человеком. — Ну, для товарища Трофимова всего и не перескажешь, — покачал он головой. — Надо ему все собственными глазами увидеть. Пусть поездит да с народом поговорит. Так-то верней…

— Правильно, — сказал Рощин, — совет хороший.

— Хотя в данном случае излишний! — заметил Трофимов, чувствуя, что говорит слишком резко. Но если можно было понять настороженность, с которой отнесся к нему Лукин, то предубеждение Антонова казалось несправедливым и вызывало невольное чувство досады. — Как же товарищ Антонов представляет себе мою работу? Конечно, буду ездить по району и разговаривать с людьми. Это первая моя забота.

Сдерживая себя Трофимов выговаривал слова медленно и четко. Говорить так в минуты волнения он научился, еще работая следователем. Бывало стиснет пальцы в кулак, посмотрит в упор на собеседника и негромко, разве что слегка глуховатым голосом, начнет говорить, смиряя себя каждым слогом медленно текущих слов.

— Ну-ну, горяч! — сказал Рощин, и по его голосу нельзя было понять, осуждает или одобряет он Трофимова. — Что ж тут обидного, что на тебя поначалу смотрят с недоверием? Народ у нас, Сергей Прохорович, приглядистый, строгий. Зато уж если поверит, то поверит до конца, если полюбит, то полюбит крепко. Так, ведь, Яков Осипович?

— Твердой повадки человек, хорошо! — точно разглядев в Трофимове что-то приметное лишь ему, кивнул Антонов.

Он долго смотрел на Трофимова и внезапно, перегнувшись к нему через стол, задушевно и просто сказал:

— Так вот я и говорю: от колхоза имени Сталина в укрупненный перешло богатейшее зерновое хозяйство. Вместе с землями прежнего колхоза «Уралец» — это, доложу я вам, сила! Не говоря уж о молочных фермах, о птицефермах, о пасеках. Все это соединилось друг другу в подкрепление.

Антонов говорил, обращаясь уже не только к одному Трофимову, но тот не замечал этого. Тревожные мысли владели сейчас его сознанием. Лишь теперь, оценивая уважение, с которым Антонов отозвался о Михайлове, Трофимов начинал понимать, что, заступив место старого прокурора, он взялся за дело очень и очень трудное. И не легок был его путь к сердцам таких вот прямых и простых людей, как Лукин и Антонов, доверие которых не так-то просто будет завоевать.

— А вы ведь меня не слушаете, — обернулся к Трофимову Антонов. — Смотрите куда-то мимо и не слушаете.

— Мало ли о чем может задуматься прокурор… — понимающе взглянул на Трофимова Рощин. — Впрочем, ты не прав: Сергей Прохорович тебя слушает, и даже внимательно слушает… Продолжай…

— Разговор-то как раз к главному подходит, Андрей Ильич… — Антонов озабоченно посмотрел на Рощина и с досадой хлопнул широкими ладонями по столу. — Колхоз «Огородный» — третий из тех, что слились у нас в один, очень, ну просто резко отличается и от колхоза имени Сталина и от колхоза «Уралец».

— Чем же?

— Да хотя бы с названия начать: «Огородный». Вот он и есть огородный, подсобный, так сказать, для города и поселка. Ничего, кроме овощей да меда, он отродясь не производил. Председатель «Огородного» Стрыгин, сами знаете, — человек тихий, неприметный, ну и дела там не очень-то приметные…

— А результаты как будто бы не плохие, — сказал Чуклинов. — За прошлый год, как я слышал, в этом колхозе на трудодень вышло что-то около двадцати рублей. Такой трудодень у плохих хозяев не бывает.

— Так-то оно так… Только вот как эти хозяева теперь отчитаются в своей работе, не знаю. На объединительном собрании колхозники из «Огородного» очень резко критиковали своего председателя и правленцев.

— Я ждал этого, — сказал Рощин. — Колхоз давно тревожил меня узостью своих огородных интересов. Правда, с объединением однобокость исчезнет, но есть опасность, что старые ошибки еще окажутся…

— Понимаю, Андрей Ильич. И вот боюсь, очень боюсь, что проглядели в «Огородном» вопиющие нарушения Устава сельхозартели.

— У тебя есть факты?

— Фактов пока нет, но предполагаю… Сейчас как раз Стрыгин сдает дела, вот тут-то факты и объявятся…

Рощин с тревогой смотрел на Антонова.

— Нужно, товарищ Антонов, по-новому организовать партийную работу. Колхозы объединили свои хозяйства — отлично. Но главное у нас всегда и во всем — люди. Подумайте: три партийные организации слились у вас в одну! Вот это сила! И ваша задача — так повести свою работу, так организовать коммунистов и колхозный актив, чтобы в новое хозяйство не проникли старые грехи.

— В этом-то все дело, Андрей Ильич, — сказал Антонов.

— Так почему же ты здесь? — строго спросил его Рощин. — Тебе надо быть сейчас у себя в Искре и помогать Анне Петровне Осокиной налаживать работу.

— Я собираюсь завтра же вернуться назад. Хотел только…

— Да знаю я, знаю, зачем пожаловал… — усмехнулся Рощин. — Хотел к себе на объединенное партийное собрание зазвать, верно?

— Верно, — признался Антонов.

— Ну, а я и без приглашения приеду.

— Значит, до скорой встречи! — поднимаясь, радостно сказал Антонов. Он попрощался с Рощиным и Чуклиновым и подошел к Трофимову. — О наших колхозных делах я и хотел посоветоваться с Михайловым. Он ведь там у нас всех знает…

— У меня к вам просьба, товарищ Антонов, — сказал Трофимов.

— Слушаю.

— Как только приедете в Искру и разберетесь в делах с «Огородным», сообщите в прокуратуру свои выводы.

— Обязательно обо всем вам напишу, товарищ Трофимов. Как разберемся, так и напишу.

— Хитрый мужик! — сказал Чуклинов, когда дверь за Антоновым затворилась. — Вот посмотрите, он весь районный актив на свое собрание созовет. За тем и приехал. Кстати, Андрей Ильич, когда поедете в Искру, захватите и меня. Надо мне с Осокиной потолковать. Думаю, что сталинцы помогут городу и поселку в осушке болот. Да и в строительстве дороги помогут, хотя она к ним и не подходит. Сталинцы — народ артельный.