Масштабы возобновляемой энергетики можно оценить в денежном выражении. Глобальный объем инвестиций в мощности с использованием возобновляемых источников энергии в 2012 г. достиг $180 млрд по сравнению с $5 млрд в 2000 г. Сегодня на возобновляемые источники энергии приходится всего около 3 % всех мировых энергогенерирующих мощностей. Но их доля во вновь вводимых генерирующих мощностях быстро растет – в 2011 г. она составила почти 50 %. Короче говоря, возобновляемые источники энергии становятся значимой индустрией. Однако произошло это позже, чем предполагалось на заре их освоения³².

Вместе с тем необходимо заметить, что не одно десятилетие ушло на разработку и внедрение технологий. К тому же на некоторые вопросы насчет масштабов и стоимости ответы до сих пор не получены.

И все же в сфере возобновляемых источников энергии многое изменилось. Это индустрия, которая пользуется популярностью, причем в международном масштабе³³. Если переход на возобновляемые источники энергии будет действительно широкомасштабным, он по своей значимости не уступит переходу на нефть в XX в., как с геополитической и экономической точки зрения, так и с точки зрения воздействия на окружающую среду. Однако путь этот, скорее всего, будет долгим. Как показывает история, переходы на новые источники энергии обычно занимают десятилетия.

Таким образом, даже при условии быстрого роста к 2030 г. возобновляемые источники энергии вряд ли будут основным энергоресурсом. Их фактическая роль и рыночная доля зависят от политики, экономики и инноваций. Какого-то единого сценария развития возобновляемых источников энергии не существует. Тут, скорее, нужно говорить об очень разных технологиях, у каждой из которых своя история и свои перспективы. А также свои проблемы.

Некоторые улицы и площади без преувеличения можно назвать легендарными. У каждой из них своя история, и даже название представляет целый пласт культуры: Уолл-стрит, Пенсильвания-авеню, Елисейские Поля, Красная площадь, Уайтхолл и, конечно, Родео-драйв.

К ним относится и Сэнд-Хилл-роуд, которая проходит в западной части Стэнфордского университета в Пало-Альто, штат Калифорния. По одну сторону улицы располагается стэнфордский линейный ускоритель, где проводятся сложные ядерные эксперименты, по другую – трех– и четырехэтажные здания за густой листвой деревьев.

Сэнд-Хилл-роуд, может, и не так знаменита, как другие улицы, но для тех, кто ее знает, она является синонимом Кремниевой долины, а также инноваций и технологий, которые меняют мир. Именно на Сэнд-Хилл-роуд обосновались многие венчурные капиталисты, создатели новых компаний, поначалу из Кремниевой долины, а теперь со всего мира. Еще несколько десятков венчурных фирм располагаются на примыкающей к ней Юниверсити-авеню. Они занимаются привлечением средств пенсионных фондов, университетских фондов и богатых семей, которые затем предоставляют людям, начинающим бизнес. Их конечная цель – принести инвесторам в течение трех-пяти лет и даже быстрее прибыль, многократно превышающую первоначальное капиталовложение.

Венчурные капиталисты создают себе имя и прибыль для инвесторов главным образом в сфере технологий – информационных технологий, компьютеров, программного обеспечения, средств связи и биотехнологий. Но в последние годы многие увидели следующий рубеж венчурного инвестирования в «экологически чистых технологиях».

Венчурные капиталисты не одиноки в подобных взглядах. Сегодня в бульоне энергетических инноваций наблюдается такое «большое кипение», которого не было никогда ранее. И происходит оно по всему энергетическому спектру – традиционные источники энергии, возобновляемые источники энергии, альтернативные источники энергии, энергоэффективность. В энергетической индустрии никогда ранее не было такой концентрации на инновациях и технологическом прогрессе. Но кто будет агентами прогресса? Где ожидать прорывов? Кто будет продвигать их из лаборатории на рынок?

Энергетика всегда была сферой науки и технологий. Это в полной мере относится к большинству известных энергетических компаний. В нефтегазовой индустрии доминируют инженеры и исследователи, многие из которых имеют диплом магистра и кандидата наук. Но технологический прогресс в энергетической индустрии сфокусирован на традиционных видах топлива – нефть, природный газ, уголь и атомная энергия. Этот прогресс является результатом непрерывного совершенствования, раздвигания границ технологий. Впрочем, случаются и прорывы, которые коренным образом меняют представление о запасах энергоносителей.

Компании, специализирующиеся на традиционных источниках энергии, занимаются разработкой и альтернативных источников энергии. Сегодня об этом мало кто помнит, но крупные нефтяные компании поначалу были в числе игроков индустрии фотоэлектрических преобразователей. Сегодня некоторые из них являются крупными игроками ветроэнергетики. Но основные их усилия в сфере альтернативных источников энергии сосредоточены на новых видах биотоплива, которое можно транспортировать по трубам и заливать в автомобильные баки и которое относительно совместимо с существующей инфраструктурой.

Венчурные капиталисты, возможно, ищут именно такие новшества. Но также они ищут то, что профессор Гарвардской школы бизнеса Клей Кристенсен называет «подрывными технологиями», – технологии, изменяющие существующий порядок вещей. Многие стремятся найти, профинансировать и поставить на ноги подобие Google в энергетической индустрии, чтобы получить неплохую, пусть и меньшую, чем в случае с Google, отдачу от инвестиций. Они обычно не занимаются созданием новых технологий, а находят, финансируют и направляют новаторов с идеями, новые компании, внедряющие передовые технологии, а также помогают им выйти на рынок¹.

Но откуда берутся новые технологии? Изменения в сфере энергетики, как правило, базируются на фундаментальных исследованиях и прикладных разработках и являются результатом деятельности ученых и инженеров, а также креативных и упорных, а иногда упрямых и отбрасывающих стереотипы новаторов.

В США серьезным игроком в сфере базовых исследований и разработок в послевоенные годы был частный сектор. До 1980-х гг. крупные корпоративные лаборатории таких компаний, как Bell Labs, Westinghouse, RCA и General Electric, занимались фундаментальными исследованиями. Молодые физики нередко считали работу в этих лабораториях более перспективной с точки зрения фундаментальных исследований, чем работа университетского преподавателя. «Руководство Bell Labs предоставляло нам финансирование, защищало нас от внешней бюрократии и все время говорило, что мы не должны довольствоваться лишь научными интересами», – вспоминал бывший министр энергетики США Стивен Чу, который девять лет проработал в Bell Labs².

В период расцвета Bell Labs около тысячи ее сотрудников занимались фундаментальными исследованиями – «делали что-то только потому, что хотели лучше понять то или иное явление», заметил Джон Талли, профессор химии Йельского университета, который проработал в Bell Labs 25 лет. «Одним из ключевых моментов была страсть познания. Она была действительно заразительной». Существенно упрощало весь процесс то, что «финансирование предоставлялось автоматически. Вам не нужно было подавать множество бумаг, как делается тогда, когда заканчивается грант и нужно получить новый».

Однако с ростом требований к квартальным результатам со стороны инвестиционного сообщества «фары» корпоративных исследований были переключены на ближний свет. Фундаментальные исследования стали рассматривать как менее значимые в контексте неотложных краткосрочных потребностей большинства компаний. Или, как выразился один исследователь, в частном секторе «был сужен диапазон терпения». Со временем большинство крупных корпоративных лабораторий исчезли. Штат Bell Labs был постепенно сокращен. «Ваша работа должна была оправдываться в течение более короткого времени», – сказал Талли. В 2008 г. новый владелец Bell Labs, компания Alcatel-Lucent, объявила о сворачивании работ в сфере фундаментальных исследований³.