Чавес сделал ОПЕК центром венесуэльской нефтяной политики, но на самом деле страна начала сокращать добычу еще до избрания Чавеса президентом, после встречи в Эр-Рияде в марте 1998 г. Кроме того, Венесуэла была всего лишь одним игроком на огромном поле. На фоне рухнувших цен и доходов от нефти все члены ОПЕК – и даже не входящие в ОПЕК страны – свято поверили в необходимость соблюдения квот и ограничений.

Разумеется, изменилась и глобальная картина. В то время как ОПЕК сокращала добычу, начала оправляться Азия. Неожиданно стал расти спрос. И цены. Нефтяной кризис – кризис для производителей – подошел к концу.

Экспортеры, которые прежде уныло наблюдали за тем, как цена на нефть опускается ниже катастрофической отметки $10 за баррель, теперь начали уверенно говорить о «целевом коридоре» $22–28 за баррель. Однако реальность превзошла все ожидания: к осени 2000 г. цена на нефть, подстегнутая восстановлением экономики в Азии и новой политикой ОПЕК, поднялась выше $30 за баррель, т. е. в три раза относительно уровня двухлетней давности. Резкое увеличение спроса, который с 1998 по 2000 г. подскочил на 2,5 млн баррелей в день, оказало решающее влияние на нефтяной рынок.

«Головокружительный рост цен на нефть», как кричала пресса, вызвал тревогу у стран-потребителей, которые очень быстро привыкли к дешевой нефти. Теперь они опасались «назревающего энергетического кризиса». Обеспокоенность была настолько велика, что рост цен на сырую нефть, тянувший за собой цены на бензин и мазут, стали центральной темой жарких предвыборных дебатов между Джорджем Бушем и Альбертом Гором на президентских выборах 2000 г. Через два дня после того, как цена на нефть взлетела до $37 за баррель, 22 сентября 2000 г., в самый разгар избирательной кампании администрация Клинтона выбросила на рынок часть нефти из стратегического нефтяного резерва, чтобы хоть немного умерить рост цен перед наступлением зимы¹⁹.

К тому времени Уго Чавес уже утвердился как влиятельная сила на глобальной нефтяной арене и во всем западном полушарии. Вполне возможно, что, если бы не падение в 1997–1998 гг. цен на нефть, у Чавеса действительно не было бы ни малейшего шанса всего через семь лет после неудавшейся попытки государственного переворота и нескольких лет тюрьмы воплотить в жизнь ту цель, которую он сформулировал в дневнике несколько десятилетий назад еще курсантом военного училища, и взять на себя «ответственность» за всю страну. Теперь же, как и диктатор Сиприано Кастро за столетие до него, Чавес стремился распространить боливарианские идеи за пределы Венесуэлы на остальную Латинскую Америку. Но, в отличие от предшественника, его планы были более глобальными. И растущие цены на нефть давали ему необходимые средства, чтобы попытаться претворить их в жизнь.

С наступлением XXI в. нефтяной вопрос потерял былую политическую окраску. К тому же казалось, что успешное разрешение кризиса в Персидском заливе в 1990–1991 гг. навсегда сняло проблему энергетической безопасности с повестки дня. Теперь все внимание было приковано к новым вещам, а точнее к «новейшим вещам». Революция в сфере информационных технологий и телекоммуникаций постепенно превращала мир в единое взаимосвязанное пространство. И в центре этого был Интернет. Кремниевая долина и Всемирная паутина – вот те места, где отныне нужно было находиться. Все это, вкупе с окончанием холодной войны и динамично развивающейся мировой торговлей, открыло двери в новую эру глобализации. «Расстояния» и границы исчезали по мере того, как финансовые потоки и цепочки поставок связывали производство и торговлю по всей планете в одну систему. Мир становился все более открытым, свободно общающимся, свободно торгующим, свободно путешествующим и, естественно, все более «безвизовым». Это был мир неуклонно повышающегося уровня жизни и новых широчайших возможностей. Это был мир, полный оптимизма.

11 сентября 2001 г. два самолета, угнанных боевиками «Аль-Каиды», врезались в башни-близнецы Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, а еще один – в здание Пентагона. Четвертый самолет, который должен был атаковать Капитолий, рухнул на кукурузное поле в Пенсильвании, куда его направили сами пассажиры, пытавшиеся помешать террористам. Впервые после воздушного налета японцев на Перл-Харбор 7 декабря 1941 г., вынудившего США вступить во Вторую мировую войну, Америка подверглась прямому нападению и понесла гораздо большие потери, чем в то воскресное утро на Гавайях.

В прошлом уже не раз звенели тревожные звонки – сначала взрыв во Всемирном торговом центре в 1993 г.; затем теракты у посольств США в Кении и Танзании в 1998 г., где были сотни погибших; подрыв американского эсминца Cole в порту Йемена в 2000 г.; наконец, попытка взорвать бомбу в Международном аэропорту Лос-Анджелеса накануне новогоднего праздника в 2000 г., которая была предотвращена бдительным сотрудником таможенной службы на канадской границе. Кроме того, у разведки имелось множество настораживающих сведений, например о наличии в летных школах США арабских студентов, которых интересовала только техника взлета, а не посадки, но эти сведения находились в базах данных не контактировавших между собой ЦРУ и ФБР, поэтому так и не были связаны в единую картину.

То сентябрьское утро изменило характер международных отношений. Отныне главной заботой стала безопасность. Вновь выросли границы и барьеры. Мир больше не был таким же открытым, как прежде. Осенью 2001 г. США объявили начало «войны с терроризмом» и вместе с союзниками нанесли удар по Афганистану, где находилась основная база «Аль-Каиды». Они отстранили от власти «Талибан», союзника «Аль-Каиды», и всего за несколько недель одержали решительную победу. По крайней мере, так казалось на тот момент.

Глобализация вдруг стала выглядеть иначе. Да, мир неизбежно становился все более взаимосвязанным, но плотная сеть торговых и коммуникационных каналов, на которые опирался этот глобальный мир, делала его гораздо более уязвимым. Термин «национальная безопасность» перекочевал из аналитических отчетов для президента и его приближенных в название нового крупного правительственного агентства США. 11 сентября показало обратную сторону глобализации. Пользуясь ее же инструментами – свободой перемещения, дешевой сотовой связью, повсеместно доступным Интернетом, – подпольные группы с воинственными идеологиями могли разрушить этот новый глобальный и открытый мир.

Нефть была неразрывно связана с безопасностью, властью и геополитическим положением государств с начала XX в. Теракт 11 сентября вновь высветил сопряженные с нефтью риски, включая тот факт, что Ближний Восток, ключевой регион, поставляющий нефть на мировой рынок, был приютом «Аль-Каиды». Одним из поводов для недовольства «Аль-Каиды», помимо привнесения в регион чуждых современных веяний, было присутствие в Саудовской Аравии американских войск, которые остались там после войны в Персидском заливе 1991 г. как средство сдерживания Саддама Хусейна. Воинственные проповеди в некоторых ближневосточных мечетях открыто перекликались с выступлениями лидеров «Аль-Каиды», этот же регион активно снабжал «Аль-Каиду» деньгами и новобранцами. Пятнадцать из 19 террористов-смертников, совершивших теракты 11 сентября, были подданными Саудовской Аравии.

«Особые отношения» между США и Саудовской Аравией восходили к исторической встрече президента Франклина Рузвельта и Короля Ибн Сауда на Суэцком канале в феврале 1945 г. Начиная с Гарри Трумэна, все американские президенты считали, что поддержание безопасности на Ближнем Востоке и особенно в Саудовской Аравии с ее нефтью входит в число важнейших национальных интересов США. Предельно ясно эта позиция США была выражена Джимми Картером в ответ на вторжение советских войск в Афганистан накануне Рождества 1979 г., которое, по мнению некоторых, могло стать «трамплином» для дальнейшей экспансии Советского Союза, стремившегося установить контроль над Персидским заливом и «значительной частью мировых запасов нефти».