Поскольку Conoco была вынуждена отказаться от сделки, контракт достался французской Total. Спустя несколько месяцев во время проходившей в Вене конференции ОПЕК министр нефти Ирана Голам Реза Агазадех, человек Рафсанджани, в разговоре с двумя американскими журналистами о несостоявшейся сделке спросил: «В чем я недопонимаю Америку? Скажите мне, в чем я недопонимаю Америку». Ответ заключался в том, что, каким бы ни был сигнал, дверь не могла быть открыта, терроризм делает экономическое сотрудничество невозможным. Вскоре после этого, летом 1996 г. при теракте в восточной части Саудовской Аравии, который совершенно очевидно был организован собственной иранской «Хезболлой», было убито 19 американских военнослужащих и 372 ранено. Не успев приоткрыться, дверь захлопнулась еще сильнее¹⁹.

Но затем в 1997 г. надежды на нормализацию вновь возродились в результате подавляющей – и совершенно неожиданной – победы на президентских выборах Мохаммада Хатами. Представитель высшего духовенства, Хатами был реформистом, намеренным двигаться в направлении «истинного конституционного правления». Прежде чем стать президентом, он был уволен с поста министра культуры за чрезмерную терпимость по отношению к искусствам и киноиндустрии и назначен на незначительную должность главы национальной библиотеки. Его победа на президентских выборах свидетельствовала о том, что подавляющее большинство общества устало от жесткой теократии. После избрания Хатами обратился к США с инициативой по налаживанию «Диалога цивилизаций». Немного помедлив, Вашингтон дал положительный, обнадеживающий ответ, и, чтобы положить конец «отчуждению наших двух наций», президент Клинтон лично позвонил Хатами²⁰.

В то же время было трудно понять, как вести дела с Тегераном с его разделением власти между президентом и Верховным духовным лидером. Коалиция бескомпромиссных исламистов, Стражей исламской революции, службы безопасности и судебной системы, которые находились под властью Верховного лидера, проводила целенаправленную кампанию насилия и запугивания, чтобы помешать реформам Хатами, подавить его президентскую власть, ограничить гибкость во внешней политике и подорвать шансы хоть на какую-нибудь нормализацию²¹.

Никто не ожидал, что после терактов 11 сентября 2001 г. Тегеран предложит ограниченную поддержку американской кампании в Афганистане. Иранцы рассматривали «Талибан» как прямого и опасного врага, который направлял суннитский религиозный пыл против шиитского религиозного рвения иранцев, и это был враг, которого США намеревались устранить. Иран снабжал США разведданными о «Талибане», убеждал ускорить начало операции, сотрудничал в военном плане и помогал при формировании временного постталибского правительства. Впервые после исламской революции официальные представители США и Ирана регулярно встречались лицом к лицу. На одной из встреч в третью неделю января 2002 г. представители Ирана предложили провести более развернутые переговоры по «другим вопросам».

Однако за несколько дней до этого в Красном море было перехвачено грузовое судно Karine A, на борту которого находилось 50 тонн оружия иранского производства, предназначавшегося для сектора Газа. Иран отрицал всякую связь с судном. Но для Вашингтона судно Karine А было куда более убедительным фактом, чем дипломатические потуги Тегерана. Судно и его груз в очередной раз подтвердили причастность Ирана к международному терроризму. Кроме того, это произошло в поворотный для американской политики момент.

Спустя неделю после того разговора в Токио президент Джордж Буш выступил с традиционным посланием о положении в стране. Это было первое обращение после терактов 11 сентября, и в нем прозвучал призыв к мобилизации на новую войну – войну с терроризмом. Ключевая фраза речи – «ось зла» явно отсылала к существовавшему в 1930-е гг. союзу стран «оси» – нацистской Германии, фашистской Италии и Японии. Новая «ось зла» проходила через Ирак и Северную Корею. Третьей страной был Иран, заклятый враг Ирака. Ярлык «ось зла» с явным намеком на необходимость «смены режимов» охладил пыл тех в Тегеране, кто хотел разрядки отношений с Америкой, и фактически свел на нет необычное сотрудничество США и Ирана в Афганистане, но не окончательно. В Женеве, на очередной встрече стран – доноров Афганистана высокопоставленный офицер из Корпуса стражей исламской революции предложил американцам продолжить сотрудничество, включая помощь в обучении 20 000 афганских военнослужащих под руководством США. Он добавил, что Иран «все равно платит афганским военным, которые вы используете для охоты на талибов»²².

Более того, диалог в определенной мере продолжился в начале войны в Ираке, когда США уничтожили режим Саддама Хусейна, главного врага Ирана и основное препятствие на пути к расширению его влияния.

Но дверь для диалога захлопнулась в 2005 г. с победой на президентских выборах Махмуда Ахмадинежада. Бывший мэр Тегерана, инженер-строитель по образованию, защитивший докторскую диссертацию по организации дорожного движения, Ахмадинежад был ставленником Корпуса стражей исламской революции, разделявшим их идеологию. Его агрессивная риторика не оставила сомнений в намерении вернуться на тропу войны. Теракты 11 сентября, заявил он на Генеральной Ассамблее ООН, могли быть организованы представителями руководства США, чтобы «остановить падение американской экономики и усилить влияние на Ближнем Востоке». Миссия Ирана состоит в том, чтобы «заменить порочных правителей» и способствовать распространению священной религии шиитского ислама по всему миру. Он пообещал «стереть Израиль с лица земли» – или, в другом переводе, «со страниц истории» – и этот лозунг украсил иранские ракеты во время военных парадов²³.

Лишившись главного конкурента в лице Ирака, Иран открыто заявил о своих претензиях на региональное лидерство в Персидском заливе. В декабре 2006 г. на встрече региональной группы Арабский стратегический форум в Дубае Али Лариджани, бывший посредник в переговорах по ядерной программе и впоследствии спикер иранского парламента, объявил перед представителями арабских государств, что время Америки на Ближнем Востоке закончилось, она уходит, и отныне роль лидера в регионе берет на себя Иран. При этом он заверил, что Иран намерен руководствоваться принципами «добрососедства». Слушатели сидели с каменными лицами, явно не обрадованные перспективой оказаться под опекой своего фанатичного соседа²⁴.

Вот уже много лет у стран-импортеров и экспортеров нефти есть общий источник тревоги – ситуация в Ормузском проливе, через который груженные нефтью танкеры попадают из Персидского залива в открытое море и дальше на мировые рынки. Шириной 34 км в самом узком месте, пролив является главным «бутылочным горлом» для глобальных поставок нефти. Ежедневно через него проходит около 20 танкеров, которые перевозят 17,5 млн баррелей нефти. Это составляет около 20 % мирового потребления нефти и 35 % мировых поставок нефти морских путем. На севере береговая линия принадлежит Ирану, на юге – Оману и Объединенным Арабским Эмиратам²⁵.

Пролив – излюбленный объект иранских угроз. Однако стратеги утверждают, что реальная способность Ирана перекрыть пролив куда более ограниченна, чем его воинственная риторика. Физические характеристики и география пролива снижают эффективность имеющегося у Ирана арсенала. Любые подобные попытки будут пресечены с применением превосходящей военной силы, в том числе базирующегося в Бахрейне Пятого флота США, чья основная миссия состоит в обеспечении свободы судоходства в Персидском заливе.

Перекрытие этой важнейшей нефтяной артерии будет воспринято как покушение на мировую экономику. Наконец, перекрытие этой транспортной артерии серьезно ударит и по самому Ирану. Через пролив осуществляется экспорт иранской нефти, который до санкций 2012 г. приносил в его бюджет около $100 млрд в год, или более половины всех доходов²⁶.