— Ты кого это стукачом назвал? — уставился мутными глазами Бекет на собутыльника, не разобрав, что речь идет вообще-то не о нем, а так, о чем-то неопределенно-возможном. — Не меня ли часов, фраер гнойный, петух помойный?

— А чо? — набычился Вася, напрочь игнорируя звук «т» в слове «что». — Нельзя что ли?

Вася вряд ли понимал, что базарил и с кем базарил. Выпитый за день самогон, сдобренный между делом денатуратом и тройным одеколоном, отшиб ему последние мозги.

— А чо? — бубнил он, строя из себя крутого урку. — Кто тут, чем недоволен? «Урою» — и точка!

— Это кого ты «уроешь», крыса вонючая, параша камерная?! — наливался злобой Бекет.

— А кого хошь, урою!

— И меня?

— И тебя.

— Ты?

— Я!

— Ты за свой базар ответ держишь? — начинал от собственного озлобления трезветь Бекет.

— Держу… — буровил спьяну Вася Сухозадов.

Тут между ними пошел в ход короткий и выразительный лексикон бывших зэков, озвучивать который не стоит, чтобы до конца не смущать читателя и не вгонять его в краску.

Мара тупо переводила взгляд с одного собутыльника на другого и повторяла, как попугай:

— Кончай базар!

Разгоряченным ссорой бывшим зэкам слышалось только: «Кончай! Кончай!» И вот Бекет встает, хватает со стола нож и шипит:

— Пришью, козла!

Нож кухонный, небольшой. С тонким лезвием и пластмассовой ручкой. Таких, как этот, в каждом хозяйственном магазине десятки лежат. Лезвие ножа тусклое, замызганное жиром и давно не точенное.

— Сам козел, — не сдается Сухозадов, также вставая из-за стола, — самого пришью…

И достает из кармана брюк складной нож «Белочку», вполне легально приобретенный им в магазине «Культтовары» на углу улиц Обоянской и Резиновой. И не только достает, но и открывает лезвие.

Клинок ножа хоть и не из самой качественной стали изготовлен, но для бытовых нужд сойдет. Его длина не менее десяти сантиметров, а ширина около трех. И отличная заточка. Вася старался, чтоб хлеб было лучше на тонкие ломтики пластать, да огурчики с помидорчиками шинковать.

Ссора слегка протрезвила обоих. Точнее, вывела из нейтрально агрессивной прострации в реально агрессивное состояние. Взгляд глаз из затуманенного превратился в осмысленно-озлобленный. А сама ссора — из абстрактной бредятины двух пьяных мужиков, в конкретный личностный конфликт, предшествующий пьяной драки с поножовщиной.

Первым удар ножом нанес Бекет. Тут же, за столом. Целился почему-то в голову. И промазал. То ли рука дрогнула в последний миг, то ли Вася как-то умудрился уклониться, отделавшись лишь поверхностным порезом кожи на левой скуле.

Махнул и Вася своим складнем — и угодил в левую часть груди, в область сердца. Да что там, в область, — в само сердце. И нож там оставил. То ли из Васиной потной руки выскользнул, то ли осмысленно, в качестве своеобразной пробки, чтобы кровь не текла.

И не спасли Бекета ни его куртка, ни свитер, ни еще пяток разномастных футболок и маек. Видно, забыл он, что Вася не только за кражу и хулиганство чалился, но и подрез человека. А должен был помнить. Когда знакомились, то Вася отрекомендовался по всем статьям. Но за активным возлиянием самогона забыл особо опасный рецидивист Бекет о Васином опыте в ножички играться, или самоуверенно проигнорировал данный факт из биографии нового дружка. А зря. Может быть, еще покоптил на белом свете чуток, если бы не затеял ссору и не взмахнул ножом. Качнулся Бекет и молча рухнул на колченогий табурет, на котором только что сидел. Загремел под стол табурет, а за ним и Бекетов Валера, точнее, уже его труп. Удачно попал Вася. Всего один удар — и не стало Валерия Ивановича Бекетова!

Как ни пьяна была Мара, но поняла: кердык пришел Бекету. И не просто кердык, а кердык в ее квартире… Полнейший абзац! Вмиг протрезвела.

— Убил… — выдохнула глухо, раскачиваясь всем телом на скрипучем стуле. И повторила тверже и безысходней: — Убил!

Вася молчал, только глаза свои пучил, не понимая, и не врубаясь…

— Что ж ты, козел вонючий, наделал? — змеей шипела Мара. — Что ты наделал…

— А чо? А чо? — наконец-то прорезался вновь голос у Сухозадова. — Он сам… Ты же видела: сам… первый… А я чо… Он сам… первый.

— Чо, чо — хрен через плечо! — передразнив Сухозадова, начала выходить Мара из шокового состояния. — Ничего я не видела… Ничего! И ты то же! Понял?!!

Вася, с открытым ртом, моргал, ничего не понимая. Наконец промямлил:

— Не понимаю…

— Оно и видно, что только самогон жрать умеешь и ножом махать. Башка, как у лошади, а ума нет. Слушай и запоминай. Первым делом надо избавиться от трупа, пока кровью мне тут все не перемазал. Чтобы не было его в квартире. Вторым делом надо подумать, как себе алибу состряпать…

По-видимому, Мара была еще очень пьяна, так как решила блеснуть знанием юридической терминологии, правда, коверкая слово на свой лад. На трезвую голову такое бы ей на ум не пришло.

— А третьим делом надо, от греха подальше, отсюда сваливать.

— А как от трупа избавиться? — негромко задал вполне осмысленный вопрос Сухозадов, по-видимому, начав соображать и ориентироваться в происходящем.

— Да на улицу выбросить, придурок чертов! — так же тихо, почти полушепотом, продолжала Мара и ругать, и наставлять убийцу. — Ментов нужно со следа сбить. Найдут они труп на улице — и думай на кого хочешь. У Бекета много друзей, а врагов еще больше. Мало ли кто мог его ножом в драке пырнуть?! На тебя никто и не подумает, губашлеп деревенский.

— А как на улицу выбросить? — загорелся Вася идеей. — Вдруг твои соседи увидят, когда по коридору буду выносить.

— Не увидят. Спят они давно.

— А вдруг кому-нибудь приспичит в туалет, по нужде? — Проявил благоразумие Сухозадов. — А я — с трупом на плечах. Нет, так не пойдет. Надо что-то другое придумать…

С каждой минутой его слова становились все более и более осмысленными. Шок от содеянного стал проходить, вместе с опьянением, и с их уходом возвращался инстинкт самосохранения и осторожности.

— Через окно! — нашла вариант избавления от трупа в квартире Мара. — Сейчас свет погасим, створки окна откроем и выбросим.

— Я нож заберу… — наклонился было Сухозадов над трупом Бекета, намериваясь вытащить свой складень.

— Не смей, дурак! — зашипела Мара. — Кровью все измажем… — И более спокойно и деловито добавила. — Это ты молодец, что ножичек сразу не вытащил, а в дырке оставил! А то бы было сейчас кровищи. Страсть!

— Может ты и права, но нож надо забрать. На нем мои отпечатки пальцев остались… — подчинясь Маре и не вынимая пока ножа из раны, блеснул криминальной грамотностью Вася. Мол, и я не пальцем деланный. Мол, и я что-то знаю. — По отпечаткам менты могут вычислить…

— На улице и заберешь, когда уходить будем.

— Хорошо, — согласился он, — а как эту самую… алибу будем делать?

— Да к сестре моей пойдем. Скажем, чтобы всем говорила, что эту ночь мы у нее ночевали. Сестра не сдаст. Вот нам и алиба будет!

Она внимательно, совсем по трезвому, взглянула на Сухозадова, и тот скорее почувствовал кожей, чем увидел глазами этот взгляд.

— Чего уставилась?

— А тебя хочу!

— Совсем сдурела. У нас труп, а тебе приспичило. Спятила, баба?!!

— Труп, во-первых, не у нас, а у тебя. Это ты его сделал. А во-вторых, он меня и возбуждает. Это кому еще удастся трахаться над трупом?! Никому. А мне удастся!

— И не думай!

— Это ты не думай, а дело делай! А то…

— А чо «а то»? — угрожающе прошипел Вася.

— А то… алибу делать не буду, — разрядила ситуацию Мара.

Подошла к двери и выключила свет. Потом вернулась к Сухозадову и стала расстегивать ширинку на его брюках.

— А чо, при свете пугаешься? — ухмыльнулся Вася, сдаваясь и помогая засопевшей Маре выпрастывать на волю предмет ее похотливости.

— Это чтобы ты не испугался, когда на мои телеса голые взглянешь, — вполне серьезно ответила Мара.

…Как и планировали, труп Бекета они вытолкали через окно на лицу. Да так аккуратно, что он, придерживаемый сверху за руки, мягко опустился вдоль стены и остался на бетонных отмостках в полулежащем, в полусидящем положении. Чем не случайно прикорнувший алкаш?!!