— Ты тоже Эшли? — спросил я.

— Да, Роберт Джон Эшли. Мой дед был младшим братом деда нынешнего лорда, — хвастливо рассказал он.

— У тебя есть шансы на титул? — поинтересовался я.

В Англии поместье вместе с титулом получает только старший сын. Младшие, в отличие от потомков континентальной знати, дворянами не считаются. Раньше они назывались джентри, а теперь считаются эсквайрами, если есть какая-нибудь земельная собственность, перешедшая по наследству от матери, другого родственника или купленная (мистер Тетерингтон), или джентльменами, если являются рантье и/или живут на доходы от военной, государственной или церковной службы. Впрочем, понятие джентльмен начало расползаться. Сейчас это любой образованный и, желательно, воспитанный человек, кто не зарабатывает физическим трудом и имеет знатных предков или хотя бы говорит, что имеет их.

— Я — второй сын, а отец — третий, и у нынешнего лорда уже родился внук, так что шансы мои мизерны, — честно признался юноша и помечтал: — Я буду отважно служить, стану лейтенантом, потом капитаном…

Заметив мою улыбку, он смутился, заалел щеками.

— Тот не мичман, кто не мечтает стать адмиралом, — поддержал я.

— Ты тоже хочешь стать адмиралом?! — удивился Роберт Эшли такому дерзкому покушению на его мечту.

— Меня вполне устроит чин капитана, хотя и от адмиральского не откажусь, — ответил я.

— Да, адмиралом быть здорово! — произнес мечтательно Роберт Эшли.

Каждое место кажется прекрасным, пока не доберешься до него. Тогда начинаешь постигать скрытые недостатки. Я на собственной шкуре узнал, что адмирала целый день донимают идиоты, которым что-то надо, причем быстро и без затрат. Впрочем, лучше уж быть адмиралом, чем идиотом, вынужденным что-то выпрашивать.

В Портсмут мы прибыли ночью, в одиннадцатом часу. За время поездки я и остальные пассажиры узнали всё о семье юного мичмана. Во время первой остановки он перекусил наскоро в трактире и выпил кружку пива, после чего заговорил еще откровеннее и громче. Я не ошибся, волосы ему завила старшая сестра, которая должна выйти замуж за сборщика налогов, живущего по соседству, когда он накопит денег на покупку собственного дома. Никто не сомневался, что это случится скоро. Быстрее сборщиков налогов богатели только таможенники. Отец юноши служил в мэрии, но что входило в его обязанности, юноша не знал или не хотел знать. По крайней мере, старшему сыну отец не пожелал передать свое место. Может быть, его займет младший сын, которому всего девять лет, если по примеру старшего не сбежит на флот.

— У нас там так скучно! — пожаловался Роберт Эшли.

Подозреваю, что на корабле ему покажется слишком весело, особенно первые дни.

Спитхед — внешний рейд Портсмута и заодно Саутгемптона — расположен между островом Уайт и берегом Хемпшира в проливе То-Солент. Получил свое название от банки Спит, уходящей в море мили на три. Здесь хороший грунт для стоянки на якоре — ил с песком и небольшие глубины — от пяти до двадцати метров. Остров Британия защищает рейд от северных ветров, остров Уайт — от преобладающих здесь западных и юго-западных. При южных и восточных ветрах стоять на рейде удовлетворительно, а при юго-восточных, которые бывают редко, не очень хорошо. Даже не могу подсчитать, сколько раз я коротал контракт на этом рейде в двадцать первом веке. Если приходишь к выходным или праздничным дням, какой бы важный груз ни привез, простоишь на рейде до начала рабочего дня. В двадцать первом веке среди английских грузчиков редко встретишь белого человека и никогда (мне не доводилось) коренного англичанина, поскольку последние к тому времени окончательно оджентльменились и разучились заниматься физическим трудом в любом его проявлении. Грузчики-иммигранты качают права на зависть аборигенам. Несколько раз погрузка или выгрузка внезапно прерывалась на несколько часов или дней по причине «согласования» — так судовые агенты культурно называли наглые забастовки.

В конце восемнадцатого века иммигранты в Англии тоже есть, но в основном это знатные французы, сбежавшие от гильотины, которые грузчиками не будут работать, даже если с голоду начнут подыхать. Все грузчики сейчас из аборигенов, пока не проникшихся идеалами джентльменства. Лодочники тоже все местные и, как ни странно, по большей части женщины.

— Шиллинг — и доставлю офицеров на любой корабль, — предложила нам свои услуги коренастая дама с широкими красными кистями рук, у которой на плечи был накинут короткий, до пояса, потертый кожаный плащ с капюшоном.

Роберт Эшли посмотрел на меня. По дороге до Портсмута я сумел убедить его, что швыряние деньгами — признак быстро разбогатевшего бедняка. Если ты не любишь деньги, то они у тебя не будут задерживаться. До сих пор помню, как в понтовитой Италии в супермаркете на меня смотрела вся очередь, когда я пренебрежительно отмахнулся от двух центов сдачи. Самый осуждающий взгляд был у кассирши, которой они бы достались. Представляю, что было бы в Голландии, если бы я выкинул там такой номер. Эти два цента лежат в моем доме в деревне для напоминания, что не надо быть транжирой.

— Мы согласны, — сказал я, потому что у гостиничного слуги узнал, что шиллинг за лодку — обычная такса для офицеров, а матросов возят в два раза дешевле.

Впрочем, матросы редко добираются на наемных лодках. Они лучше пропьют эти деньги, дожидаясь корабельный катер.

У меня еще не до конца выветрилось советское воспитание, поэтому чувствовал себя неудобно, сидя на кормовой банке и наблюдая, как работает веслами женщина. Между нами стояли сундуки, мой и коллеги, и корзина с продуктами. Мой кожаный мешок с оружием держал на коленях Роберт Эшли, который сидел на носовой банке. Юноша постоянно поворачивал голову, чтобы посмотреть на наш корабль. Уверен, что Роберт Эшли запомнит этот день на всю оставшуюся жизнь. Наверное, думает, что именно сегодня эта жизнь и начнется, а все предыдущие годы были всего лишь подготовкой к ней. Я тоже в юности не верил, когда мне говорили, что человек живет всего десять лет: семь лет до школы и три года на пенсии. Впрочем, до пенсии тогда я не дожил, а сейчас даже понятия такого нет.

Заморосил мелкий дождь. Надеюсь, к счастливой дороге. Как мне рассказывал мистер Тетерингтон, в последние годы климат потеплел, зимы стали совсем кислые. Видимо, сейчас, как и в начале двадцать первого века, в Англии всего два времени года — весна и осень, плавно перетекающие друг в друга по несколько раз в год. Бывает, конечно, и лето, но только опытные старожилы умеют вычленить этот день из череды весенне-осенних. Лодочница накинула капюшон короткого плаща поверх белого чепца, надвинутого по самые густые брови, и загребла быстрее. Нам с Робертом Эшли оставалось ссутулиться и потерпеть.

Линейный корабль третьего ранга «Бедфорд» стоял на двух якорях, повернувшись носом на северо-запад. Длина — пятьдесят один метр, ширина — четырнадцать с четвертью (отношение три с половиной к одному), осадка около шести метров, водоизмещение примерно тысяча шестьсот тонн. Спущен на воду девятнадцать лет назад на королевской верфи в Вулвиче. На гондеке двадцать восемь пушек калибром тридцать два фунта, на опердеке — двадцать восемь восемнадцатифунтовок, на шканцах — четырнадцать и на баке четыре девятифунтовки. Есть еще пара погонных девятифунтовок, но они в счет не идут. Корпус ниже ватерлинии обшит медными листами, новыми, еще не потускневшими, а выше покрашен недавно в черный цвет. Крышки пушечных портов желтого цвета. Ватерлиния была белого цвета, а одна батарейная палуба отделялась от другой широкой желтой полосой, которая шла от транцевой кормы до форштевня. Носовая фигура в виде красного льва, вставшего на задние лапы — с герба герцогов Бедфордов. Паруса на всех трех мачтах были принайтованы к реям. Издали казалось, что корабль готов отправиться в поход хоть сегодня, но я знал из письма капитана Гулда мистеру Тетерингтону, что в экипаже всего четыреста человек из шестисот двадцати необходимых, солонины на месяц, хотя желательно иметь на полгода, а пороха нет совсем, потому что весь забрали корабли, ушедшие на перехват конвоя, везущего французам пшеницу из Америки. На ближнем к нам, правом борту, который с уровня воды казался очень высоким, был оборудован трап, основательный, с леерами, привязанными к металлическим стойкам, подвешенный на тросах, свисающих с кран-балки, заведенной за борт. Нижний конец трапа был сантиметров на двадцать выше воды и с мокрыми нижними ступеньками.