— Славная у нас растет смена, — выдал что-то типа тоста Уильям Хотэм, взяв свой бокал и сделав маленький глоток.

Губы его скривились, будто попробовал что-то удивительно гадкое, а потом расползлись в довольной улыбке.

Вино было французское, то есть кислое, но с приятным послевкусием. Первым блюдом была баранья нога с цветной капустой. Вторым — тушеный свиной окорок в бульоне со специями и булочками из пшеничной муки. Третьим — жареная индюшка с зеленым салатом. За ней последовали бараньи ребра, запеченные на гриле. На десерт подали творожный пудинг, свежую землянику со сливками, белым вином, розовой водой и сахаром. Во время еды говорили мало. Адмирал иногда задавал кому-нибудь вопрос и, получив короткий ответ, кивал и продолжал есть. Меня не беспокоил.

Когда обед закончился, лакеи мигом убрали посуду и скатерть. На столе появились чистые бокалы и по бутылке испанского хереса на каждого гостя. Наливали вино лакеи. Первый тост был за короля, второй — за захваченный мною приз, а дальше просто пили. Я старался не частить, потому что догадался, что нахожусь в компании стойких бойцов, закаленными ежедневными тренировками. Сидящие за столом разбились на пары и принялись болтать: адмирал со своим старым приятелем Гулдом, интендант с хирургом, флаг капитаны между собой, причем так оживленно, словно давно не виделись. Предоставленный самому себе, я настолько увлекся внутренним диалогом, что не услышал вопрос адмирала.

— Простите, сэр? — переспросил я.

— Тебе, наверно, скучно с нами, стариками, — сказал Уильям Хотэм.

— Нет, что вы, сэр! Для меня большая честь находится в обществе таких прославленных моряков! — лизнул я.

— Ох, уж эти молодые льстецы! — произнес адмирал, но при этом не смог скрыть удовольствия от услышанного. — Можешь вернуться на свой корабль, — разрешил он и спросил: — Что-нибудь на него надо?

— Пополнить личный состав, — сообщил я.

— Продиктуешь ему, — показал Уильям Хотэм на клерка и приказал тому: — Напиши приказ о назначении его коммандером тем числом, когда сдал экзамен на лейтенанта.

— Хорошо, сэр, — произнес клерк и жестом пригласил меня к столу у открытого иллюминатора подветренного борта.

Я напомнил клерку свое полное имя и название корабля, после чего перечислил, кого мне не хватает на люггере:

— Лейтенанта Джеймса Фаирфакса, который сейчас служит у вас аттестованным мичманом. Двух мичманов — Роберта Эшли с «Бедфорда» и второго не моложе восемнадцати лет. Тиммермана или опытного помощника тиммермана. Помощника хирурга. Пять морских пехотинцев, не самых тупых.

— Последний пункт сложно выполнить, — улыбнувшись, молвил клерк.

Я улыбнулся в ответ и сказал:

— Ладно, давайте, какие есть, но было бы неплохо, если бы ими командовал сержант Джон Бетсон, который сейчас служит капралом у меня.

— Это не сложно, — сделав пометки, сказал он.

Остановившись возле трапа, я поставил в известность аттестованного мичмана Джеймса Фаирфакса:

— Оказывается и у тебя есть протекция. Завтра станешь лейтенантом.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил он.

— Как мне не знать, кто будет служить под моим командованием?! — бросил я через плечо, спускаясь по трапу.

Пусть Джеймс привыкнет к счастью, а то еще сдуру не признает его, обидится и ляпнет что-нибудь непростительное. Как после такого командовать им?!

Интендант Петер Деладжой прибыл на приз рано утром. Он догадывался, что адмиралу не терпится узнать, сколько получит призовых, и старался угодить. В полдень флот отправлялся в поход, не дожидаясь прибытия пополнения из девяти кораблей под командованием контр-адмирала Манна, который запаздывал. По сведениям нашей разведки французский флот вышел седьмого июня в море в составе девятнадцати вымпелов, но с существенным некомплектом экипажей, потому что многие моряки сбежали во время беспорядков в Тулоне. Куда направился вражеский флот, никто не знал. Наши фрегаты еще вчера были посланы на поиски. Вместе с интендантом и двумя его постоянными молчаливыми помощниками, прибыли две бочки.

— В бочках соленые лимоны, — поставил меня в известность Петер Деладжой. — По приказу Адмиралтейства будете выдавливать из них сок и в обязательном порядке добавлять в грог членам экипажа, чтобы не болели цингой. За невыполнение этого приказа капитана ждет наказание.

— Будем добавлять, — не стал я спорить, хотя у нас была возможность покупать свежие фрукты, овощи и мясо.

Я грог не пью. У меня в каюте стоит бочонок красного вина с предыдущего приза. Матросы отлили мне литров двадцать из большой бочки, литров на тысячу, а заодно и сами нахлебались от души. Поскольку никто не возмутился по поводу недостачи вина, с последнего приза мы выгребли всё, что можно без ущерба для его мореходности, и несколько мешков пшеницы, которую в ближайшие дни отвезем на ветряную мельницу, а муку будем использовать для выпечки хлеба, булочек, пудингов.

Осмотр интендант провел быстро. Стоимость груза пшеницы он заранее определил по документам, а бригантины — на глаз.

— Пшеницу заберет казна, а бригантину выставим на торги, — сообщил Петер Деладжой. — Общая сумма будет не меньше четырех тысяч двухсот фунтов стерлингов. Я сегодня же сообщу об этом твоему агенту. Сколько тебе причитается долей? Две восьмых?

— Три, — ответил я. — Получу еще и за офицеров, потому что их нет.

— Адмирал получит пятьсот двадцать пять фунтов, а ты — тысячу пятьсот семьдесят, — подсчитал он в уме быстрее меня.

Я так привык, что считаю намного быстрее всех, что неприятно удивился. Видимо, в следующей эпохе я уже не буду выглядеть умником.

— Очень приличные деньги для молодого лейтенанта, — сделал вывод интендант.

Кто-то бы стал спорить, а я разве буду?! Теперь чувствовал себя большим и сильным. Если вдруг не понравится в Королевском флоте, пошлю всех в Роттердам через Копенгаген и уйду на вольные хлеба.

— У моей жены по вечерам собирается местное светское общество. Много молодежи. Жена моложе меня на шестнадцать лет, — сказал он хвастливо. — Музицируют, поют, общаются. Ей будет приятно увидеть тебя среди гостей, потому что о тебе сейчас говорит весь Гибралтар.

Свершилось — я стал звездой Гибралтара! Интересно, сколько дней (или часов?) продержусь на вершине?!

— Буду рад посетить ее салон, — галантно ответил я.

Все равно по вечерам делать нечего, а люггер простоит здесь еще несколько дней, пока не закончатся все процедуры с призом. Приобщусь к местному светскому обществу, пока приглашают.

До одиннадцати на «Делай дело» прибыли лейтенант Джеймс Фаирфакс, мичмана Роберт Эшли с «Бедфорда» и Хьюго Этоу с линейного корабля третьего ранга «Агамемнон», помощники тиммермана и хирурга и пять морских пехотинцев. Теперь под моим командованием находилось тринадцать корсиканцев, два копта и итальянец, которых уравновешивали пятнадцать морских пехотинцев и их сержант, приказ о повышении в звании которого привез вновь испеченный лейтенант. Не то, чтобы я не доверял корсиканцам, но бережёного бог бережет. Лейтенант, два мичмана и шесть унтер-офицеров составляли третью группу, которая будет доставать первые две.

Кстати, «Агамемноном» командовал некий Горацио Нельсон, пока еще один из многих английских капитанов. Как утверждают злые языки, чин лейтенанта он получил, только благодаря дяде, капитану Сакклингу, который к тому времени стал контролером флота. Нельсона уже ранили в правый глаз во время захвата Корсики, но, по утверждению Хьюго Этоу, капитан черную повязку не носит. Глаз остался цел, только стал видеть хуже. Вот так украли у меня еще один миф. Теперь думаю, к чему он прикладывал подзорную трубу, чтобы не увидеть сигнал своего командира прекратить бой? Согласно мифу — к правому глазу, закрытому черной повязкой.

Мичман Хьюго Этоу был доволен переводом на «Делай дело». Он сразу спросил, на сколько человек будет делиться одна восьмая унтер-офицеров? Узнав, что всего на девять, присвистнул от радости. Джеймс Фаирфакс был с одной стороны счастлив, что наконец-то стал лейтенантом, а с другой надеялся получить должность на линейном корабле или фрегате. Чем выше ранг корабля, тем выше оклад. Я сейчас получаю примерно столько, сколько первый лейтенант на корабле шестого ранга, или второй лейтенант на корабле пятого ранга, или третий лейтенант на корабле четвертого и так далее. Мичман Роберт Эшли был жутко недоволен. Мало того, что его оклад сократился до двух фунтов стерлингов, так еще служить придется на каком-то люггере, без возможности поучаствовать в настоящем морском сражении.