В результате этого сражения англичане подошли к Александрии и осадили ее. Победа обошлась им в две с половиной тысячи убитых и раненых, а французам — в четыре. По заявлению противника цифры надо было поменять местами. Кто из них прав — сказать не могу, но точно знаю, что у англичан были ранены четыре генерала, включая командующего Ральфа Эберкромби, который через неделю умер. Говорят, толковый был военачальник, выигравший несколько сражений. Особенно отличился, вешая восставших ирландцев. Уверен, что жители Изумрудного острова, в первую очередь родственники казненных, будут больше всех горевать, узнав о смерти героя.

С берега весь день дует южный ветер. Дует ровно, без порывов. Несет раскаленный воздух, который словно бы высасывает влагу из открытых участков тела, даже тех, что в тени. Наверное, сейчас градусов сорок выше нуля, если не больше. Термометра у меня нет, поэтому точно сказать не могу. Я стою на шканцах на правом борту, в тени от крюйселя, и смотрю в подзорную трубу на четыре купеческие судна, убегающих от нас на запад. Это полакры «Бонапарт» и «Жозефина» и требаки «Дева Ниеги» и «Блаженство». Нам о них рассказали местные рыбаки. Суда стояли в порту Александрия под защитой береговой артиллерии. Привезли снабжение французской армии и не успели смыться до прихода англичан. Их не «вырезали», не считая нужным терять людей. Деваться этим судам некуда. Все равно попадут в плен вместе со сдавшимся гарнизоном города. В темную ночь на девятое июня при свежем южном ветре купеческие суда попробовали проскочить между английскими кораблями, блокирующими порт. Если бы в составе блокадного флота были только линейные корабли, им бы это удалось. Вместе с корветом «Хороший гражданин» за ними гонятся бриги «Порт Маон» и «Победитель».

Поняв, что не удерут, обе требаки поворачивают в сторону берега. Наверное, надеются оторваться на мелководье, потому что обе в балласте. Только вот и оба брига в балласте. Как старший по званию, я приказываю поднять сигналы бригам, чтобы преследовали требаки. Корвет продолжает гнаться за полакрами, которые тоже в балласте, но большего размера и потому стоят дороже. За три с лишним месяца блокады это будут первые наши призы. Когда дистанция сокращается до одной мили, я приказываю комендорам погонных орудий открыть огонь. Надо спешить, потому что часа через полтора станет темно, а поскольку ночь будет безлунная, есть шанс упустить добычу. Французы тоже знают, что ночью возможность улизнуть резко повысится, поэтому не обращают внимания на наши ядра, пока одно из них не срывает главный парус на бизань-мачте отстающего «Бонапарта». Минут через пять такая же участь постигает и главный парус на грот-мачте. Скорость полакра резко падает, а вместе с ней и французский флаг с грот-мачты.

— Принимай приз! — приказываю я мичману Роберту Эшли, умудрившемуся провалить первый экзамен на лейтенанта.

Впрочем, не сдали почти все, кто пытался. Экзамен проводили потому, что надо это делать каждые три-четыре месяца, традиция такая, но лейтенанты сейчас не нужны. Кораблей больше не становилось, а входящие в состав Средиземноморского флота в боях не участвовали, потерь не имели.

«Жозефина» продержалась еще с полчаса, пока наше ядро не срубило бизань-мачту, которая упала за борт, повиснув на уцелевшем такелаже. Пока матросы перерубали канаты, чтобы освободиться от отломавшегося куска мачты, полакр развернуло вправо, потерял ход, и корвет сократил расстояние до двух кабельтовых. Шкипер решил не рисковать и спустил флаг.

— Принимай приз! — повторяю я приказ мичману Джону Хедгеру, которому еще далеко до экзамена на лейтенанта.

Он уже перестал бояться оказаться на другом английском корабле среди более взрослых, опытных и сильных мичманов, потому что и сам уже не хуже, поэтому с удовольствием отправляется командовать захваченным полакром.

Вернувшись через три недели на транспорте, который привез нашему флоту провиант, мичмана привезли почту и новости. Оказывается, пока мы тут осаждаем долго и нудно, вице-адмирал Горацио Нельсон, будучи вторым по рангу после адмирала Хайда Паркера в Северном флоте (точнее, Немецком, как англичане называют сейчас Северное море, а заодно и флот, несущий на нем службу), повел эскадру в лобовую атаку на датский военный флот, который расположили на рейде Копенгагена настолько безграмотно, насколько возможно. Если бы датские корабли встретили врага продольным огнем, вся английская эскадра была бы уничтожена на подходе. Даже несмотря на тупость датчан, они бы выиграли, если бы не струсили. Им надо было продержаться еще пару часов — и у англичан некому было бы воевать: часть кораблей сидела на мели, а остальные были основательно повреждены. Горацио Нельсон понял, что оказался в ловушке, и блефанул от души, предложив датчанам сдаться. И эти лохи сдались. Вот так выигрывают сражения великие стратеги! В итоге адмирал Хайд Паркер, который пытался остановить эту авантюру, был отозван в Лондон, а на его место назначили Горацио Нельсона.

Вторым героям этого сражения был английский матрос, который приколотил сбитый английский флаг гвоздями к мачте — повторил то, что сделали французские матросы с линейного корабля «Гильом Телль» и о чем в свое время много говорили на английском флоте. О поступке французов сразу забыли, объявив, что так могут себя вести только доблестные английские моряки.

Двадцать восьмого июля мы захватили последний приз в этой кампании — испанскую шхуну водоизмещением сто двадцать тонн и с забавным названием «Душа из чистилища». Для этого нам пришлось оказаться в заливе Сидр, в нескольких сотнях миль от Александрии. Поступило сообщение, что эскадра из четырех французских линейных кораблей и нескольких транспортов подошла к африканскому берегу западнее Александрии и собралась высадить там десант. Несколько небольших кораблей, в том числе и корвет «Хороший гражданин», послали на разведку. Мыи разведывали, удаляясь все дальше и дальше на запад, следуя по следам удирающей французской эскадры, а потом завернули на юг, в залив, чтобы посмотреть, не там ли враг? И нашли «Душу из святилища». Шхуна загрузилась в Бенгази невыделанными шкурами, поэтому воняло из трюма неслабо. Шкипер был стар и глуховат, по несколько раз переспрашивал каждое слово. Или прикидывался глуховатым, на жалость давил. Я отправил приз в Палермо.

Когда вернулись к Александрии, там уже обсуждали условия капитуляции французского гарнизона. Англичане побаивались идти на штурм, поэтому условия были очень почетные: французов с легким оружием и знаменами пообещали отвезти на родину на английских транспортах. Пушки и корабли и суда в гавани доставались победителям. Англичане забрали себе свежие и в хорошем состоянии фрегаты «Египтянка» и «Леобен», а старые и побитые венецианские линейный корабль «Каусса» и фрегат «Мантуя», французский фрегат «Справедливость» и бывшие турецкие корветы «Халил-бек» и «Салабатмане» достались туркам, которые месяца полтора назад присоединились к блокаде.

Александрия разрослась, стала многолюднее, но при этом приобрела стойкий налет провинциализма. Она и через двести лет, и тысячу двести лет назад не была официальной столицей, однако тогда в ней, как и в Санкт-Петербурге в двадцать первом веке, всегда незримо присутствовал столичный дух. На месте Александрийского маяка теперь крепость. Может быть, именно в маяке и жил столичный дух.

Три месяца корвет «Хороший гражданин» простоял на рейде. Особой нужны в нас здесь не было. Так понимаю, просто не знали, куда деть и нас, и другие корабли. Это при том, что до нас доходили тревожные слухи о готовящемся, французском десанте на остров Британия. Я знал, что десанта не будет, а вот англичане усиленно ждали его и даже послали великого флотоводца вице-адмирала Горацио Нельсона разгромить французские транспорта. Он дважды атаковал Булонь и дважды улепетывал с разбитой мордой и не только, потому что французы его предложения сдаться посылали далеко и надолго. Об этом эпизоде биографии Нельсона я не знал. Ее старательно будут замалчивать, иначе рушится миф. Если беспринципность в Неаполе и бездействие во время блокады Мальты можно было списать на козни Эммы Гамильтон, то в Булони было явное бездарное командование, когда ничего, кроме тупой лобовой атаки предложить не смог, а потому и победить не удалось.