— Что он говорит? — поинтересовался капитан Дэвидж Гулд.

Я пересказал ему и спросил:

— Поведем приз в Сен-Флоран?

— Придется, — ответил Дэвидж Гулд. — Если отправить в Гибралтар, потребуется много матросов и солдат для охраны пленников. У меня и так недобор экипажа.

На Средиземном море призы сдают в Гибралтаре или на Мальте. Как мне рассказали, второй вариант хуже, потому что там считают слишком скупо, особенно, если судно решат купить для английского флота. Люггер явно подходил на такую роль. Его можно использовать, как пакетбот и не только.

— Могу отвести приз в Гибралтар с четырьмя матросами и четырьмя солдатами, — предлагаю я.

— А справишься? — недоверчиво спрашивает капитан, а потом думает вслух: — Конечно, справится, не чета остальным мичманам.

Опережая его решение, которое может быть неправильным, говорю:

— Мне нужны два опытных матроса и два молодых и три пехотинца с капралом.

— Матросов выбери сам, пока фок-мачту на люггере починим, — предлагает капитан Дэвидж Гулд, — а пехотинцев выделит их командир.

Совершенно случайно я выбрал четырех марсовых, включая Джека Тилларда, которому доверил доставить на люггер все мои вещи так, чтобы капитан не заметил. Иначе догадается, что не собираюсь возвращаться на «Бедфорд», и отменит свой приказ. Морскими пехотинцами командовал капрал Джон Бетсон — сорокапятилетний обладатель пышных усов. Такие усы в пехоте не запрещались, но и не приветствовались. Значит, толковый служака, которому разрешают небольшую вольность.

— Один солдат будет охранять пленников, второй отдыхать, а третий на подвахте помогать матросам, если потребуется, — поставил я перед ним задачу.

Пленников загнали в трюм, где было оборудовано жилое помещение. Выбраться оттуда можно или через грузовой люк, закрытый лючинами и надежно, по-штормовому обтянутый брезентом, или через узкий вспомогательный, возле которого и стоял часовой с заряженным мушкетом и пристегнутым штыком.

На «Бедфорде» были запасные рангоутные деревья. Одну стеньгу поставили на люггере взамен фок-мачты. Операция заняла около часа.

— Сильно мачту не нагружай, а то и эта сломается, — предупредил меня тиммерман.

— Постараюсь, — сказал я.

Напоследок указал штурману Томасу Рикетту место корабля на карте и определил, каким курсом добраться до Гибралтара отсюда и с другого места, а также курс до того места.

Отшвартовавшись от борта «Бедфорда», люггер «Делай дело» поднял главные паруса и сперва пошел в сторону Гибралтара настолько близко к нужному курсу, на юго-запад, насколько позволял встречный южный ветер. Линкору было легче, потому что шел курсом галфвинд. Как только верхушки его мачт скрылись за горизонтом, я приказал стоявшему на руле Джеку Тилларду идти на северо-северо-запад, а капралу — привести ко мне в капитанскую каюту французского капитана.

Если капралу маневры люггера ничего не говорили, то рулевой посматривал на меня со смесью недоумения и настороженности.

— Хочешь получить еще призовых, причем не мелочевку, потому что одну восьмую, полагающуюся нижним чинам, делить придется всего на семь человек? — спросил я.

— Конечно, хочу! — сразу повеселел он.

— Тогда делай, что я говорю, и другим передай, — приказал я.

— Слушаюсь, сэр! — бодро рявкнул Джек Тиллард.

В капитанской каюте я нашел дубовый бочонок емкостью литров десять, на треть заполненный яблочным сидром. Налил его в две оловянные кружки, предложив вторую пленному капитану. Ему, наверное, странно сидеть в своей каюте в качестве гостя. Каюта, кстати, маленькая и порядком захламленная. Такое впечатление, что бретонец всё своё имущество возит с собой. Впрочем, не удивлюсь, если это так и есть. Сам в начале карьеры скитался по судам и межрейсовым базам с чемоданом и сумкой, в которых было всё, что я имел на тот момент. Нет, вру, были еще и книги, которые покупал в разных портах и, прочитав, отсылал матери на хранение.

Отхлебнув сидра, большим поклонником которого не являюсь, я сделал пленному капитану предложение, от которого он не сможет отказаться:

— Ты мне сообщаешь сигналы, которыми обмениваешься при встрече с французскими военными кораблями и с береговыми станциями, а я разрешу тебе забрать из этой каюты все твое имущество, когда прибудем в Гибралтар.

Вообще-то, считается неприличным грабить пленного офицера, но многие считают, что если кому-то не повезло, то пусть не везет и дальше, а война всё спишет.

— Я согласен, — выпив залпом свою кружку, произносит бретонец.

— Если обманешь, погибнешь первым, — предупредил я.

— Это понятно, — согласился он и сообщил: — В сундуке лежит тетрадка, где записаны сигналы. Мне их сообщили в Тулоне перед выходом.

Французский капитан перерисовывал и переписывал эти сигналы для себя, так что мне потребовались разъяснения. Надеюсь, понял их правильно.

— На карте видел пометки, что ты заходил в устье Роны, — сказал я.

— Да, прятался там от вашего фрегата, — подтвердил он.

— Кроме тебя там еще кто-нибудь прятался? — поинтересовался я.

— Несколько «купцов». Они там отстаиваются на ночь. Если утром на сторожевой башне поднимают сигнал, что врага не видно, переходят в Марсель, а на следующий день — в Тулон и дальше, — рассказал пленный капитан.

Я налил ему еще кружку сидра, разрешил взять Библию и нарды и отправил в трюм. Может у меня была однобокая информация, но сложилось впечатление, что нарды любят верующие, причем разных конфессий. Наверное, потому, что в этой игре многое зависит от удачи, которую, как некоторым кажется, можно вымолить у бога.

Солнце уже скрылось за горизонтом, но еще светло. Воздух чист и наполнен запахами цветов и иссохшей земли. Кажется, что эти ароматы исходят от мутноватой речной воде, которая смешивается здесь с чистой морской. Люггер «Делай дело» заходит в устье реки Роны с юга. Впереди справа по борту на берегу трехъярусная башня с высокой мачтой, сложенная из блоков светлого известняка. Наверху установлены три шестифунтовых пушки, а из бойниц на втором ярусе торчат стволы трех девятифунтовок. Я уже обменялся сигналами с гарнизоном башни, сообщив, что убежал от английского линейного корабля, который пошел на восток. Люггер здесь помнили, так что мое объяснение не вызвало подозрений. Пленный капитан вроде бы не обманул меня. По крайней мере, я пока не вижу в башне приготовлений к бою. Может быть, решили подпустить поближе или поставить в два огня. По словам бретонца, примерно в километре выше по течению на правом берегу находится батарея двенадцатифунтовых пушек. Я туда соваться не собираюсь. Прижавшись к левому берегу реки — подальше от башни — маневрирую, чтобы «кинуть яшку». Выше по течению стоят на якорях шесть купеческих судов, которые я классифицировал, как две двухмачтовые шхуны и четыре одномачтовых тендера. Шхуна, стоящая выше всех по течению, водоизмещением тонн на сто пятьдесят, но в темноте ее без проблем не выведешь в море. Вторая шхуна тонн на сто двадцать. Она, наверное, пришла незадолго до нас, потому что стоит ниже всех. На правом борту оборудован штормтрап, а на берег возле башни вытянута носом двухвесельная лодка. Видимо, капитан судна отправился в гости к кому-то в башне.

Якорь мы бросаем так, чтобы эта шхуна не налетела на нас, если вдруг сорвется с якоря. Спускаем на воду четырехвесельную лодку и берем ее на бакштов. К тому времени становится темно, поэтому встречу с командиром башни, о которой мы договорились, обмениваясь сигналами, я переношу на утро.

После английских серых ночей, провансальские кажутся слишком темными. И местные ночные птицы крикливее и звонче. Такое впечатление, что дернули на ночь по стопарю коньяка. Зато общий фон здесь миролюбивей, несмотря на реки крови, которые сейчас льются по всей Франции. На рейде Спитхед в воздухе словно разлита нервозность, ожидание удара сзади, а на побережье Средиземного моря постоянно царит томная расслабленность, хотя нож в спину можно получить быстрее, чем в северных странах.