На обед зарезали барана. Кок отобрал офицерам лучшие куски, унтер-офицерам — второй сорт, а остальное пошло рядовым. Даже третьесортная баранина намного лучше первосортной солонины. Тем более, если к ней подают хорошее вино. Корсиканцы привезли три бочки белого. Оно лучше утоляет жажду, чем красное, поэтому пользуется большим спросом в Провансе.

Догнали мы караван часам к восьми вечера на траверзе Поркероля — самого большого из четырех Гиерских островов. Замыкали строй два трехмачтовых судна длиной метров тридцать, которые из-за седловатых палуб и выступающих за ахтерштевень корм я бы назвал шебеками, а из-за парусов-триселей — шхунами. Каких только гибридов сейчас не встретишь! У меня иногда появляется подозрение, что эра парусников закончится именно потому, что надоест придумывать названия для новых типов судов. Шебеки — быстроходные суда даже с парусами шхун, но эти шли медленно, потому что загрузили их по самое не балуй. Летом Средиземное море редко штормит, переход, наверное, короткий, до Генуи, откуда наши союзники австрийцы вытесняли французов, поэтому судовладелец решил заработать побольше. Мы обогнали одну и поравнялись со второй, следуя на треть кабельтова ближе к берегу. Пушки у них были только на корме, по одному двухфунтовому фальконету. Довольно редкий сейчас калибр. Обычно такие ставят на носу баркаса при высадке десанта на берег или абордажной атаке. Наверное, использую только для салюта. Экипажи на обоих трехмачтовиках состояли из восьми человек. У нас на палубах разгуливали только корсиканцы, и на шканцах стоял я. Вдруг шкипер псевдошебеки захочет пообщаться с коллегой?! Ни лейтенант, ни мичмана не умели говорить ни на французском, ни на итальянском. Англичане для того и захватят большую часть мира, чтобы не учить иностранные языки. Кстати, англичане, как и французы, дадут фору русским по лингвистическому кретинизму.

Солнце спряталось за горизонт, и я скомандовал матросам:

— Готовьте катер.

Корсиканцы с помощью грузовой стрелы сняли его с ростр и опустили на воду у левого борта, чтобы не виден был с судов, замыкающих караван.

— Начинаем погрузку, а остальным приготовиться, — отдаю я второй приказ.

Семь морских пехотинцев без красных кителей, только в рубахах, вооруженные мушкетами и палашами, как можно незаметнее перебираются в катер, который следует на буксире лагом к левому борту. Вслед за ними в катер спускаются семь вооруженных матросов и мичман Хьюго Этоу. Последний переполнен осознанием важности поставленной перед ним задачи. Впервые в жизни ему придется участвовать в абордаже и сразу в роли командира партии.

Тем временем люггер начинает менять курс вправо, поджимаясь к передней псевдошебеке. К началу навигационных сумерек расстояние между судами сокрашается метров до двадцати.

— Эй, смори, куда плывешь! — кричит мне на французском языке шкипер.

— Отпускай катер, — тихо приказываю я боцману, а шкиперу кричу на итальянском языке: — Что ты говоришь?

— Бери левее, иначе столкнемся! — требует он на ломаном итальянском и замечает, что из-за нашей кормы появился катер и начал поворачивать в сторону второй псевдошебеки.

— Полборта право! — командую я рулевому, а матросу, который держит фал с флагом: — Поднять «Юнион Джек»!

На грот-мачту взлетает и разворачивается на ветру британский флаг, а люггер начинает быстрее поворачивать вправо. Вскоре мы наваливаемся на шебеку. Матросы «кошкой» и двумя баграми цепляются за фальшборт вражеского судна, не дают отойти от нашего, а морские пехотинцы под командованием мичмана Эшли и сержанта Бетсона быстро перепрыгивают на него. Шкипер наконец-то понимает, что попал.

Наверное, в его голове сейчас роятся отчаянные мысли, поэтому, направив на шкипера пистолет, предупреждаю:

— Не дури! Поднимешь шум, убью!

Он кивает и зачем-то садится в низкое кресло, поставленное на корме за бизань-мачтой.

Без шума захватили и второй приз. У экипажа было время стрельнуть из мушкета или пистолета, привлечь внимание боевых кораблей, но никто не решился сделать это. До ближайшего фрегата не меньше мили. Пока он развернется и дойдет до нас, даже если мы будет тупо стоять на месте, будет уже темно.

— Опускай флаг, — приказываю я матросу, хотя вряд ли кто-нибудь рассмотрит, что за тряпка болтается на топе нашей грот-мачты.

Шкиперы и боцманы призов оказываются на люггере. Вместо них остаются по мичману, два рулевых и два морских пехотинца. Они будут командовать французскими матросами на псевдошебеках. В наступившей темноте все три корабля ложатся на курс зюйд-зюйд-вест и, подгоняемые попутным ночным бризом, отрываются от конвоя. Вроде бы, никто не заметил наш маневр. Идет строем пеленг правого борта. На правом борту люггера и ближнего к нему приза стоят фонари, которые не видны тем, кто слева, нашим врагам. Расстояние между судами небольшое, можно отдать команду голосом. Подбираем опытным путем скорость так, чтобы никто не отставал. На всякий случай у мичманов есть карты с детально проработанными маршрутами до Гибралтара.

Утром задул юго-восточный ветер, и я повел свою маленькую эскадру на юго-запад. В одиннадцать часов заметили по курсу паруса. Это был фрегат. С такого ракурса невозможно было определить, английский или французский, посланный за нами в погоню и ночью обогнавший, Я посигналил на псевдошебеки, чтобы призовые партии были готовы быстро вернуться на люггер. Если фрегат вражеский, будем удирать против ветра. Так остро к ветру, как мы, он идти не сможет.

— Это «Негр», тридцатишестипушечный, носовая фигура черная, — первым опознал лейтенант Джеймс Фаирфакс, которому я разрешил попялиться в подзорную трубу.

Мы обменялись сигналами, после чего с фрегата на люггер прибыл на катере мичман, чтобы убедиться, что мы — свои. После этого он передал мне координаты места возле Минорки, где сейчас находился Средиземноморский флот, а я им — сведения о французском конвое. После чего фрегат заспешил на запад, надеясь, наверное, отщипнуть что-нибудь от конвоя, а мы пошли прежним курсом.

Встретились с флотом перед самым заходом солнца. Взяв судовые и грузовые документы призов, я отправился на «Британию». Подниматься на нее пришлось по штормтрапу. Вблизи корабельный борт кажется неухоженным, ободранным и сильно воняет дегтем.

Адмирал, сидя в кресле, курил кальян. Мне показалось, что в курительную смесь подмешали марихуану, но по лицу Уильяма Хотэма не заметно было. Может быть, только начал, еще не вставило. Жестом он показал, чтобы я садился на мягкую табуретку, стоявшую напротив кресла. Между нами был кальян из начищенной бронзы, в котором булькала вода.

— Рассказывай, где захватил призы, — выпустив клубы ароматного дыма, приказал адмирал.

Я подробно изложил ход событий.

— Значит, французы пошли на восток? — то ли спросил, то ли предположил он.

— Думаю, что в Геную, — сказал я. — Повезли туда снабжение. Мои призы нагружены ядрами, картечью и порохом в бочках.

— А потом пойдут назад, — предположил, затянулся, издавая сипящие звуки, выпустил дым медленно и спросил: — Порох французский?

Англичане так и не научились делать порох лучше французов, хотя к ним перебрались с началом революции многие мастера.

— Судя по пометкам на бочках, французский, — подтвердил я.

— Мы заберем порох и часть ядер и картечи, — решил адмирал. — Расписки предъявишь интенданту в Гибралтаре, он оплатит. Передай ему, чтобы не тянул с оформлением призовых.

Это было хорошее решение. Призы станут легче и пойдут быстрее. Если враг отобьет их, мы все равно получим свою долю от оставленного здесь.

О том, что на захваченных судах я нашел новые своды сигналов для французских купцов, которые начнут действовать с первого августа, говорить адмиралу не стал. Не было у меня уверенности, что распорядятся этими знаниями с умом. Да и если много кораблей начнут ими пользоваться, французы быстро почуют неладное и сменят. На ход войны это все равно не повлияет. Англичане будут долго и усердно пыхтеть, а Париж захватят русские.