С раннего утра к обеим псевдошебекам начали подходить баркасы с кораблей флота, забирать выделенное им количество пороха и боеприпасов. Я поменял на люггере английский порох на французский, взяв последнего на треть больше, и заодно прихватил два десятка трехфунтовых ядер. Все это было списано на другие корабли. Перегрузка продолжалась до трех часов дня. После чего флот построился в две колонны и пошел к Гиерским островам, чтобы встретить там врага, а люггер с заметно полегчавшими призами направился в Гибралтар.

Испания, наплевав на союзников по коалиции, заключила мирный договор с французами. Пошла по пути Пруссии, которая проделала это еще в апреле. Революция — вещь заразная. Если сосед сошел с ума, хочется и самому покуролесить. Поэтому монархи соседних стран чешут шеи в предчувствии ножа гильотины и направляют все силы на уничтожение внутренних придурков. На борьбу с внешними сил не хватает.

Эту новость я узнал из газет, привезенных пакетботом из Лондона. В той же газете был перечень мичманов, сдавших экзамены и получивших чин лейтенанта и должность на кораблях военного флота. Согласно этой дате я теперь буду занимать место на корабле между лейтенантами, если меня вдруг снимут с командования люггером. Поскольку следующих экзаменов пока не было, мне теперь светит место второго лейтенанта на кораблях пятого или шестого ранга, пятого — на кораблях четвертого и третьего рангов и седьмого — на кораблях второго и первого. Впрочем, меня такая карьера уже не интересует. Если разжалуют из коммандеров, подам в отставку. Теперь у меня есть деньги на раскрутку. Два последних приза вместе с грузом, в том числе и отданным флоту, оценили в одиннадцать с половиной тысяч фунтов стерлингов. Моя доля составила две тысячи восемьсот семьдесят пять фунтов. Если к ним добавить полученное за предыдущие призы, то я теперь, стеснительно выражаясь, небедный человек.

Пакетбот привез и письмо для меня от семейства Тетерингтон. Они поздравляли с получением чина и должности и приглашали в гости, если вдруг окажусь в Англии. Фион добавила в конце, что прочитала мой доклад о захвате приза на Роне и восхитилась моей отвагой. После каждого контакта с врагом, победным или не очень, надо писать отчет. Большинство капитанов доверяют это клеркам, потому что для них самих написать отчет — дело неподъемное. Мне же, набившему руку на заполнении судовых журналов в советское время, было раз плюнуть. На советских судах надо было писать много, подстраховываться со всех сторон. Обычно во время стоянок в порту некоторые штурмана — не буду показывать пальцем в зеркало — забывали это сделать. Следующий оставлял тебе свободное место и дальше писал за свою вахту. Если ты относился к этой обязанности слишком прохладно, тебе оставляли свободными две-три страницы. Чтобы было понятно, при стоянке в порту записи всех штурманов за сутки редко занимали более одной страницы журнала. Пробелов между вахтами быть не должно, так что садишься и сочиняешь на трех страницах, что происходило на судне за четыре часа ночной вахты, когда все, кроме вахты, спали. Вот так и становятся графоманами.

Дороти Деладжой обрадовалась моему возвращению. Мы возобновили наши утренние свидания. Уверен, что о наших отношениях уже знает весь Гибралтар. Кроме мистера Деладжоя, разумеется. Мужу это знать ни к чему. Как процитировал бы лорд Стонор, во многия знания многия печали.

— Я беременна, — как-то в минуты приятной расслабухи обрадовала Дороти.

— Поздравляю, — без энтузиазма произнес я, потому что в мои планы женитьба на ней не входила.

— Это твой ребенок, — продолжила она. — От мужа я не беременела.

— Может быть, — сказал я.

Они пока еще не знают, что если женщина жила с одним мужчиной, а потом, даже после нескольких месяцев воздержания, забеременела от другого, то первый будет соавтором ребенка. Если хотите быть, так сказать, стопроцентным отцом, заводите детей с девственницей или женщиной, закончившей абортом или родами отношения с предыдущим.

— Не знаю, как к этому отнесется Петер, — не дождавшись, видимо, того, что хотела услышать, сказала Дороти.

— Мне кажется, будет рад, — предположил я. — Некоторых прёт от того, что их считают отцами. Это для них единственный способ доказать, что они — мужчины.

— Думаешь, он будет хорошо относиться к ребенку? — интересуется она.

— А у него есть выбор? — задал я вопрос.

С разводами сейчас туго. Развестись, конечно, можно, но процесс будет долгим, скандальным и дорогим. Последнее, как подозреваю, окажется самым важным аргументом для Петера Деладжоя. К тому же, после развода придется содержать бывшую жену и ребенка, который будет считаться его. Рассудительный человек, а среди интендантов иных не бывает, не станет заваривать такую убыточную во всех отношениях кашу.

Лодка-четверка поджидает меня на набережной. Обычно капитаны по время стоянки в порту живут в гостиницах, но я — человек не гордый, мне и на люггере не зазорно. У всех гребцов-корсиканцев новые яркие одежды. Продав награбленное и получив аванс у агента, они все первым делом приоделись. Образцом, как догадываюсь, служили им петухи и павлины.

— Казначей привез деньги, — сообщает мне Пурфириу Лучани, который назначен мною старшим рулевым и старшиной катера, а рулит на лодке он из каких-то своих соображений, может быть, чтобы почаще бывать на берегу.

Для корсиканцев большой сюрприз, что при такой добычливой работе им еще и зарплату дадут. Пурфириу Лучани и кок получают, как опытные матросы, по одному фунту и шесть шиллингов в месяц, матросы, прослужившие более года — по девятнадцать шиллингов, менее года — по семнадцать, а слуги и юнги — по четырнадцать с половиной. Мелочь, но приятно. Деньги задержали почти на три месяца. Привез их тот же пакетбот, что и почту. Несколько дней их пересчитывали и распределяли между получателями. Наличности в Гибралтаре не хватает, особенно золотых и крупных серебряных монет. Видимо, уходят в Испанию и другие страны, где из-за войны в своих монетах снижают содержание драгоценных металлов. Такой вот вариант инфляции сейчас используют.

— Станете еще богаче, — шутливо говорю я.

Корсиканцы улыбаются. С ограбленной сеньории каждый поимел больше, чем им причитается за прослуженное в английском военном флоте. Я уже не говорю о призовых. За последние два судна каждый матрос получит, с учетом комиссионных агенту, более девяноста фунтов стерлингов. За такие деньги на Корсике можно купить дом с наделом земли.

Зато на стоящем рядом с нами линейном корабле «Агамемнон» суета. Там уже выдали деньги, поэтому вокруг корабля вертятся десятки лодок с торговцами и проститутками. «Агамемнон» пришел сюда на ремонт. Корабль крейсировал возле Генуи, когда туда пришел французский флот. «Агамемнону» пришлось драпать. К счастью, навстречу шел флот под командованием адмирала Хотэма — и наступил черед французов драпать. Флоты встретились у Гиерских островов. Как рассказал мне мичман Хьюго Этоу, который побывал в гостях на своем бывшем корабле, сражение получилось блеклое. Французы потеряли всего один корабль «Алкид», хотя были слабее англичан. Да и тот можно считать небоевой потерей, потому что взорвались гранаты на марсе, которые приготовили для отражения абордажа, пламя перекинулось на паруса, потом полыхнул корпус, взорвалась крюйт-камера. «Агамемнон», участвовавший в перестрелке с этим кораблем, получил повреждения и пришел в Гибралтар ремонтироваться. По словам мичмана, английские капитаны недовольны адмиралом Хотэмом, ропщут. Как по мне, так зря. Классный мужик: сам живет и другим дает жить. В драку лишний раз не лезет, сильно не рискует. Так понимаю, ему надо нарубить деньжат и свалить в свое поместье, где дожидаться смерти на половину оклада вице-адмирала.

Глядя, как гужбанят на «Агамемноне» матросы, получившие деньги за три месяца службы, я подумал о превратностях жизни. Эти парни мотались неделями в море, недосыпали, плохо питались, сражались, рискуя жизнью, и всё это за какой-то вшивый оклад. Мой экипаж на службе не перенапрягается, стоит в порту дольше, чем шляется по морям, питается лучше, чем многие на берегу, и при этом получает во много раз больше денег. Мичман Хьюго Этоу уже не заикается, что лучше служить на «Агамемноне». Теперь каждый матрос на его бывшем корабле, и не только на нем, знает, что лучше всего служить на «Делай дело». Видимо, счастье в жизни — это умение попадать в такие места.