— Я рад, что оправдал ваше доверие! — лизнул я в ответ.

— Расскажи, как захватил корвет, — попросил он.

Я пересказал то же, что было в рапорте. Добавил только, что сам командовал абордажной партией, умолчав о работе ножом. Не уверен, что эти действия сочтут достойными джентльмена.

— А ты почему все еще коммандер?! — удивленно спросил Уильям Хотэм, увидев, на каком плече у меня эполет. — Ты ведь теперь командуешь кораблем шестого ранга.

— Это вопрос не ко мне, — ответил я. — Наверное, я сделал недостаточно, чтобы получить чин полного капитана.

— Если ты сделал недостаточно, тогда я не знаю, кто достоин быть капитаном! — искренне воскликнул вице-адмирал и пообещал: — Завтра поговорю на счет тебя кое с кем. Напомнишь мне, Билли, — попросил он одного из своих собеседников.

— Да, надо поощрять достойных молодых людей, — пообещал тот.

— Ладно, иди к дамам, — отпустил меня Уильям Хотэм.

Дам было десятка полтора, но молодых и интересных — ни одной. За вечер я еще четыре раза пересказал, как захватывал корвет и бриг. Меня слушали внимательно, хвалили. Вот только ни одна из дам не посмотрела на меня, как на потенциального жениха. Слишком я беден для данного круга. Мой уровень здесь — аниматор, не выше. Впрочем, ужин стоил того, чтобы приехать сюда из пригорода. Даже если бы в Дептфорде нашлись повара, способные приготовить такие блюда, обошлось бы мне это намного дороже трех шиллингов. Из-за стола я вылез, чувствуя себя бочонком, наполненным до краев.

Потом мужчины постарше отправились в библиотеку покурить, а остальные — танцевать с дамами. Все те же два притопа, три прихлопа, только музыка поинтереснее. Приглашать можно было кого угодно. У дам появились записные книжки, куда они заносили кавалеров, желающих потанцевать с ними. Запись велась на определенный танец. Поскольку я не курил и не хотел сидеть в накуренном помещении и поддакивать старшим товарищам, которые намного моложе меня, тусовался в холле. Танцевать не хотел, потому что не знаю, как вам, а мне не интересны те, кому не интересен я. Когда убедился, что все позабыли обо мне, удалился по-английски.

— Желаете уехать, сэр? — спросил слуга, который руководил движением транспорта по двору.

— Да, — ответил я.

Слуга пошел искать мой кэб, а я остался ждать на крыльце — положение обязывало, хотя, если бы сам пошел искать, уехал бы быстрее и заодно согрелся. На улице было свежо. С Темзы тянуло сыростью и фекалиями. Наверное, сейчас отлив.

Я дал шестипенсовик слуге, позвавшему мой кэб. Ужин стоил этих денег.

Кэб вез меня к Королевским верфям. Колеса монотонно стучали по булыжной мостовой. Меня разморило, поэтому иногда сквозь полусон казалось, что еду в вагоне поезда, который как бы движется медленно, однако часто стучит колесами на стыках рельс. Вроде бы я устроился в этой эпохе, можно расслабиться.

Дрёму нарушили крики и ржание лошади.

— Стой! Стой! Убью! — орал кто-то, причем голос приближался к кэбу.

Через занавешенное окно в дверце кэба было видно пятно фонаря. Оно тоже приближалось. Видимо, тот, кто кричит, несет этот фонарь. Я взвел курки на пистолетах и переместил шпагу так, чтобы было легко вынуть ее из ножен.

Кэб качнулся вправо, потому что кто-то встал на правую ступеньку и поднялся на платформу. Дверца кэба резко распахнулась. В дверном проеме появилась довольно таки неприятная рожа, небритая, со шрамом через переносицу и правую ноздрю к правому углу рта. На голове была вязаная серая шапка, какие любят английские матросы, надвинутая на брови. Волосы из-под нее не торчали. Наверное, сострижены во время вербовки на корабль. В правой руке этот тип держал пистолет, а в левой на уровне головы — горящий масляный прямоугольный фонарь с четырьмя стеклами. На правую ступеньку шагнул второй, а рядом с кэбом стоял третий. Эти двое были вооружены палашами. Судя по натянутым по самые брови, серым, вязаным шапкам, тоже дезертиры. Был еще, как минимум, один, держал лошадь, прикрикивая на нее и кучера.

Я нажал на спусковые крючки первым. Из пистолеты в левой руке выстрелил в ближнего с фонарем, а из пистолета в правой — стоявшего чуть сзади и правее. С такого расстояния промазать сложно. Первого немного отбросило пулей или сам отшатнулся, а потом у него подогнулись ноги и, словно бы аккуратно поставив фонарь на платформу кэба, осел рядом с ним. Второй упал на мостовую, выронив палаш, который звякнул дважды о брусчатку. Выхватив из ножен шпагу, я выскочил из кэба. Третий разбойник стоял неподвижно и тупо пялился на своего вожака, который словно бы прикорнул, сидя на платформе рядом с фонарем. Только клинок шпаги вывел его из ступора. Разбойник успел неумелым движением не отбить палашом, а оттолкнуть мой клинок, но на второй укол не сумел среагировать достаточно быстро. Шпага проткнула его горло насквозь, застопорившись малость в шейных позвонках. Обе руки сразу опали. Палаш уткнулся острием в ямку между булыжниками, а затем тихо свалился на мостовую. Коня держал молодой парень. Лицо я разглядел плохо. Тем более, что разбойник вскинул руку, чтобы закрыться от кнута, которым стегнул его осмелевший кучер. У обычного кнута плеть длиннее рукоятки, а у кучеров кэбов наоборот. Плеть все же попала молодому разбойнику по голове. Явно не сильно, однако этого хватило, чтобы принял правильное решение — отпустил вожжу и рванул к перекрестку, что был метрах в тридцати от нас, где повернул направо.

Я вынул из еще теплой руки вожака разбойников пистолет, плавно, без выстрела, спустил курок и закинул оружие в кабинку на сиденье. Длинный нож, который висел у него в кожаных ножнах на кожаном ремне, отцепил и вместе с двумя палашами положил в кабинке на пол. В карманах трех разбойников было всего полтора шиллинга. Даже проезд мне не отбили. Впрочем, пистолет, палаши и нож явно покроют все мои расходы за сегодняшний день.

— Стащи его на мостовую — и поехали, — показав на вожака разбойников, приказал я кучеру, который, не выпуская из правой руки длинный кнут, слез и встал рядом со мной.

— Ага! — испуганно молвил кучер и, не выпуская кнут из правой, левой рукой попробовал стянуть убитого с платформы.

— Если положишь кнут, я присмотрю, чтобы никто не украл, — предложил я.

— Ага, — уже спокойнее произнес он и прислонил кнут к колесу.

Двумя руками кучер ухватился за ворот короткой куртки разбойника и стащил тело с платформы. Сперва уронил на мостовую голову убитого, протащил тело дальше, пока ноги не стукнулись о ступеньку, а затем о мостовую. Тяжело вздохнул, будто переместил что-то неимоверной тяжести, и сразу схватил кнут.

В это время на перекресток слева вышли еще четверо. Передний нес зажженный факел, за ним шагали двое, вооруженные алебардами с короткими древками. Четвертый прятался за их спины. Я переложил шпагу в левую руку и собрался было взять в правую палаш, но обратил внимание, что кучер не просто спокойно смотрит на них, а даже приободрился. Когда они подошли ближе, я увидел, что на передних трех серые с красным мундиры, а у того, что с факелом, нашивки капрала. Видимо, это городская стража, которая в будущем получит гордое имя полиция.

— Что здесь случилось… — начал грозно тот, что с факелом, разглядел мою форму и закончил мягче: — …сэр?

— Разбойники напали, — ответил я. — Им немного не повезло.

— Совсем немного! — насмешливо бросил один из алебардщиков и глуповато гыгыкнул.

— Вы кто будете? — обратился ко мне старший патруля.

— Генри Хоуп, капитан корвета «Хороший гражданин», — представился я.

— Это вы захватили корвет, а потом на нем корсарский бриг? — спросил появившийся из-за спин стражников юркий тип в штатском, малый рост которого компенсировался высоченным черным цилиндром на голове.

— Да, — подтвердил я.

— Я — Билли Хаулейк, работаю на «Лондонскую газету», пишу статьи о происшествиях, — представился тип в цилиндре и, как бы в доказательство своих слов продемонстрировал что-то типа блокнота, к которому был прикреплен на веревочке карандаш. — Не будете так добры, рассказать поподробнее о том, как вы расправились в разбойниками?