— Красавчика Харриса включили, значит, сдадут немногие, — глядя на этого капитана, шепотом сделал вывод стоявший рядом со мной мичман — двадцатилетний юноша с гладко выбритым румяным лицом и озорными серыми глазами.

— Харрис — это фамилия? — спросил я.

— Да, — ответил он. — В прошлый раз он один завалил половину сдававших. Видать, придется мне ждать еще полгода.

Если проваливаешь экзамен, следующую попытку можно делать только через полгода.

— Одного выгнал только потому, что у него было мало записей в журнале, — добавил мичман, глядя с чертиками в глазах на меня.

— Поэтому я и не взял свой, — улыбнувшись, произнес я.

На крыльцо вышел сержант и объявил:

— Господа мичмана, заходите по одному.

Я предполагал, что будет давка. Уж больно решительно были настроены претенденты. Однако все вдруг стушевались. Поскольку мне было пофиг, сдам или нет, пошел первым.

В комнате стоял запах пересохшего дерева, который часто бывает в испанских домах, расположенных в разных частях земного шара. Наверное, это как-то связно с технологией строительства. Или просто испанцы возят этот запах с собой, чтобы не сильно скучать по родине. На столе стоял глиняный кувшин литров на пять. Скорее всего, в нем красное вино, которое было так же и в трех стеклянных бокалах. Не то ли вино, что я захватил? Будет забавно, если эти сволочи завалят меня, попивая добытое мною вино. Красавчик Харрис сидел слева, курил трубку из морты — мореного дуба — и читал газету. Посередине расположился грузный капитан с большой загорелой лысиной, по краям которой кучерявились седые волосы. Он тоже курил трубку, но с белой чашей из морской пенки в виде женской головы с распущенными волосами. Перед ним на столе лежали листы бумаги, наверное, со списками претендентов. Скорее всего, он председатель приемной комиссии. Место справа занял тощий и длинный тип с покрасневшими глазами на сонном узком лице. Мне показалось, что он всю ночь дулся в карты в накуренной комнате, а теперь превозмогает желание упасть мордой на стол и заснуть. Он единственный не курил, зато быстрее остальных осушил бокал и, не дожидаясь возвращения слуги, который ушел, видимо, за легкими закусками, налил себе по-новой как раз в тот момент, когда я зашел.

— Помощник штурмана с «Бедфорда» Генри Хоуп прибыл для сдачи экзамена на звание лейтенанта! — став по стойке «смирно», браво, в лучших традициях советской армии, доложил я.

— Какой раз сдаешь? — задал вопрос председатель комиссии, отыскивая мое имя в списках.

— Первый, — ответил я. — Помощником штурмана назначен потому, что до этого три с половиной года служил подшкипером на купеческом судне.

— Ты не родственник капитана Уильяма Хоупа с «Беллерофона»? — поинтересовался он.

— К сожалению, нет, — честно ответил я.

— Где журнал? — спросил сидевший справа капитан, выдув половину содержимого бокала.

— Это тот, про которого говорил адмирал, — найдя меня в списках, где, как догадываюсь, напротив моего имени была сделана пометка, сообщил председатель комиссии, после чего капитан позабыл про журнал и допил вино из бокала.

— Приготовь корабль к бою, — потребовал председатель комиссии.

Проще вопрос на экзамене мне задавал только Зюзя, спросив, какого цвета учебник «Мореходная астрономия»? Самое забавное, что от удивления я не сразу вспомнил, что черного. На этот раз волнения не было. Я начал уверенно и четко перечислять действия экипажа по команде «боевая тревога».

— Достаточно, вижу, что знаешь, — остановил меня председатель комиссии и обратился к Красавчику Харрису: — У тебя будут к нему вопросы?

В то время, когда капитан опускал газету, чтобы посмотреть на меня и задать вопрос, я повернул голову так, чтобы ему была хорошо видна моя изуродованная щека. Судя по той решительности, с какой он вынимал изо рта трубку, меня ждал каверзный вопрос и, скорее всего, не один. Не думаю, что он захочет усложнить отношения с адмиралом, но нервы потреплет основательно.

И тут он увидел мой шрам, скривил губы в улыбке, будто сам нанес его, и произнес иронично:

— К красавчикам у меня вопросов нет!

Сперва засмеялись другие два капитана, а потом и сам автор шутки.

Председатель махнул мне рукой и сквозь смех бросил:

— Сдал, свободен!

— Благодарю за доверие! — рявкнул я, развернулся через левое плечо и строевым шагом вышел из комнаты, чуть не сбив слугу, который нес на подносе блюдо с выпечкой, тарелку с порезанным ломтями окороком и чашу с солеными оливками.

— Сдал, свободен! — повторил я, выйдя на крыльцо, слова председателя комиссии в ответ на немые вопросы остальных претендентов.

Сразу несколько мичманов, толкаясь, рванули попробовать счастье. Они не догадываются, что следующему отгрузят то, что недодали мне. Я специально задержался во дворе, чтобы убедиться в этом. Остановился возле сероглазого мичмана.

— Что у тебя спрашивали? — поинтересовался он.

Я рассказал, в том числе и шутку Красавчика Харриса.

— Повезло тебе, — вздохнув, произнес мичман.

— Когда именно? — спросил я. — Когда сгорела вся моя семья, а я всего лишь заработал этот шрам?

— Я не это имел в виду… — смутившись, молвил он.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Джеймс Фаирфакс, — ответил он.

Я назвал свое имя и полюбопытствовал:

— У тебя уже есть место, если сдашь экзамен?

— Нет. Может, назначат на один из захваченных линкоров. Я согласен на любое место, но сперва надо получить чин, — сказал он.

— Сперва надо найти место, тогда и чин придет, — возразил я.

В это время на крыльцо вышел мичман, сдававший после меня. Его кислая физиономия лучше всяких слов говорила о результате. Желающих идти следующим сразу стало намного меньше. Мой собеседник, сделав глубокий вдох, собрался уже было подойти к крыльцу, чтобы занять очередь.

— Мой тебе совет, Джеймс, заходи вон за тем красавчиком, — показал я на высокого и смазливого блондина, — и будет тебе чин, и будет тебе место.

— Почему за ним? — спросил он.

— Потому что Красавчик Харрис обязательно отыграется на нем, а потом почувствует себя виноватым и помилует следующего, — поделился я знанием человеческой натуры. — Зашел, живот втянул, приосанился и начал говорить громко, четко и без запинок хорошо понятные капитанам, красивые слова рублеными фразами. Если не знаешь ответ на вопрос, говори, что угодно на эту тему. Пусть думают, что ты неправильно понял вопрос. Главное — не тушуйся и не мямли. Офицеру можно быть дураком, но обязательно дураком решительным.

— Я постараюсь, — криво улыбнувшись, произнес Джеймс Фаирфакс, не сводя глаз со смазливого мичмана.

В четверг закончили установку и снаряжение новой мачты. Мне приказали отвести люггер на рейд и поставить на якорь. В пятницу утром на флагмане подняли сигнал, чтобы я прибыл к адмиралу. На этот раз вахтенные «Британии» правильно поняли Джека Тилларда, который крикнул «Делай дело». Несмотря на мичманский мундир, меня принимали, как капитана.

Адмирал сидел в каюте у открытого прямоугольного иллюминатора на подветренном борту, который сейчас был в тени, курил кальян с позолоченным сосудом. Порывы горячего ветра врывались в каюту, разгоняя по ней полосы сизого дыма, похожие на изогнутые ленты и пахнущие вишней и чем-то приторно-сладким.

— Аттестованный мичман Генри Хоуп прибыл по вашему приказанию! — поздоровавшись, доложил я.

— Ты теперь лейтенант, мастер и коммандер люггера, — уточнил Уильям Хотэм, выпустив клубы сизого ароматизированного дыма.

Мастер и коммандер — это лейтенант, командир шлюпа, корабля без ранга, любого, не зависимо от типа и количества мачт, но имевшего на вооружении менее двадцати пушек, необходимых для шестого ранга, на который полагался командир в чине полный капитан.

— Пока на месяц, без приказа, — продолжает адмирал. — Если не захватишь ни одного приза, так и останешься аттестованным мичманом, причем надолго, а люггер получит более достойный лейтенант.