Одного жалованья у них накопилось немало. Нижним чинам, благодаря бунтам, с прошлого года повысили оклады. Теперь опытный матрос получал один фунт девять шиллингов и шесть пенсов, обычный матрос — на шесть шиллингов меньше, а неопытный — на семь. Вторым следствием беспорядков было то, что перестали насильно забирать на флот. Теперь в графства рассылали разнарядку, а те предлагали тридцать гиней тому, кто добровольно запишется на флот. Если раньше экипажи пополнялись парнями из бедных семей, простыми и работящими, то в последнее время все больше приходило разорившихся лавочников, шулеров и прочих проходимцев, решивших спрятаться от суда. С военного флота выдачи нет. Видимо, потому, что служить на нем хуже, чем сидеть в тюрьме или тянуть срок на каторге.

Мы подошли к Корсике во второй половине дня, перед самым заходом солнца. Я выбрал тихое место на западном берегу и высадил там всех корсиканцев. Уплыли они с мушкетами, чтобы дать отпор, если не понравятся новым властям. Вернуться должны будут через сутки.

— А если не вернутся? — спросил старший лейтенант Джеймс Фаирфакс.

— Тогда корвет останется почти без половины экипажа, — произнес я то, что он подразумевал, но не решался озвучить. — На Сардинии наберем новых.

— Их придется обучать, — напомнил он.

— А кто говорил, что будет легко?! — произнес я отмазку для тех случаев, когда реальность оказывается коварнее твоих планов.

Корсиканцы запоздали немного, появились на берегу уже в гражданских сумерках, но все. Баркасу пришлось делать три ходки, чтобы перевезти их и то, что они прихватили из дома: баранов, кур, бочки с вином, корзины с копчеными окороками, овечьим сыром и свежим хлебом. За это экипаж простил им сутки тревожного ожидания.

На рассвете мы встретили эскадру контр-адмирала Нельсона, которая шла на рандеву с подкреплением.

Мы идем тремя колоннами. Первая под командованием контр-адмирала Горацио Нельсона состоит из «Авангарда», «Минотавра», «Защитника», «Отважного», «Леандра» и, как репетитора сигналов, «Мятежника». Капитаном «Отважного» был мой родственник Дэвидж Гулд, которого решили наказать не сильно. Его нынешний корабль был старее «Бедфорда» на шесть лет. Во второй колонне под началом капитана Самюэля Худа «Рьяный», «Орион», «Голиаф», «Беллерофон» и «Величественный». Эти две колонны должны будут напасть на основные силы французов. Третья под командованием Томаса Трубриджа, в которой «Каллоден», «Тезей», «Александр», «Стремительный» и «Хороший гражданин», будет нападать на транспорта с солдатами. Мы сейчас в Теламонском заливе, где, по мнению контр-адмирала, французам удобнее всего высадиться на берег для атаки Неаполитанского королевства. Только вот французского флота здесь нет, а где он — неизвестно. Мнений несколько — от Египта до Ирландии. Египет предлагаю я, Ирландию — Томас Трубридж. У командира моей колонны нездоровая тяга вешать ирландцев. Наверное, его предки продавали обитателей Изумрудного Острова в рабство в Вест-Индию.

Семнадцатого июня мы добрались до Неаполитанского залива. В будущем Неаполь был одним из моих любимых итальянских портов. Там было, что посмотреть. Я мог часами гулять по старому городу без всякой цели. Видимо, мои чувства разделяли многие, потому что именно там родилось выражение «Увидеть Неаполь — и умереть!», которое беспардонные парижане присвоили своему городу. Кстати, сейчас Неаполь — второй по величине город Европы после Парижа. Правда, во время моего последнего визита улицы были завалены мусором и воняли, как портянки советского солдата после марш-броска. Каморра застрелила несколько хозяев фирм, занимавшихся вывозом отходов, остальные разбежались, и больше никто не совался в этот бизнес. В итоге по ночам на улицах горели костры, в которых сжигали накопившееся за день. Вокруг некоторых костров сидели на корточках нелегалы из Африки и Азии и шмалили дурь. Наверное, вонючий костер напоминал им родину.

Контр-адмирал Горацио Нельсон сплавал на катере на берег. В Неаполе он повстречался с английским послом Уильямом Гамильтоном, который сообщил, что по последним сведениям французский флот на Мальте. К сожалению Томаса Трубриджа, Ирландия отпадала. Услышав фамилию посла, я сразу вспомнил песню «Леди Гамильтон, я твой адмирал Нельсон». Этому послу придется носить нельсоновские рога или его родственнику/однофамильцу? В любом случае это должно случиться позже. Сейчас мы рванули к Мальте.

Двадцатого июня мы прошли по Мессинскому проливу, отделяющему Сицилию от Апеннинского полуострова, и взяли курс на Мальту. Через два дня на рассвете встретили иллирийскую тартану, которая разошлась на встречных курсах с французским конвоем. Сделала это восточнее Мальты. Ветер был северо-восточным, французы шли курсом крутой бейдевинд левого гасла. Таким курсом можно было следовать в Египет.

Мы прибыли на рейд Александрии двадцать восьмого июня. Французов там не было. Контр-адмирал Горацио Нельсон сплавал на катере к губернатору, который ничего не слышал о надвигающейся опасности. В тот же день мы пошли в обратную сторону. Командующий нашей эскадрой был уверен, что иллирийцы специально ввели его в заблуждение, что французы уже захватили Сицилию. Даже если и так, то, как я знал, следующим все равно будет Египет. Переубеждать контр-адмирала было бесполезно и глупо.

Мы пошли курсом крутой бейдевинд левого галса против западного ветра, который в этой части Средиземного моря частенько бывает штормовым, удаляясь от африканского берега. Девятнадцатого июля добрались до рейда Сиракуз. Французы все еще не захватили Сицилию, потому что находились в Египте. Мы разминулись с ними неподалеку от Александрии. Я не видел, как ругался дальновидный контр-адмирал, но, говорят, слышно было даже на баке, и боцман «Авангарда», старый и заслуженный вояка, покраснел от смущения.

Двадцать четвертого июля, пополнив запасы, английская эскадра опять пошла в обратную сторону. На этот раз ветер был попутным. Поскольку именно я утверждал, что Наполеон направился в Египет, корвету «Хороший гражданин» было приказано следовать в северо-восточную часть Средиземного моря, чтобы проверить, не там ли французы? Я обрадовался этому приказу. Достало мотаться по морю вслед за неугомонным, придурочным контр-адмиралом. Меня мания величия не косит, и лавры великого флотоводца не светят.

Французские суда в этих местах если и бывают, то очень редко, поэтому просто прошвырнулись по моим былым местам боевой славы. Прошли вдоль Греции, которая сейчас часть Османской империи, вдоль будущей Турции, Кипра, Сирии, Ливана, Израиля. На территориях этих государств тоже, вроде бы, правит султан. Близко к берегу не приближались во избежание недоразумений и соблазнов. Завидев на флагштоке британский флаг, остальные суда и корабли, даже большего размера, чем корвет, стремительно разбегались в разные стороны, не демонстрируя на всякий случай свой флаг. Сейчас всё так быстро меняется, вчерашний друг сегодня враг и наоборот, поэтому от сильного надо держаться подальше. Само собой, французского флота здесь не было.

Не было его и на рейде Александрии. Точнее, то, что раньше было частью французского флота, теперь стало частью английского. За десять дней до нашего прихода в Абукирском заливе, неподалеку от Александрии, произошло сражение. Силы были равны по количеству, но французские корабли были мощнее. Вот только треть их экипажей находилась на берегу, а готовыми к бою были только пушки правого борта, а на левом борту, обращенном к берегу, сложили все лишнее барахло. Контр-адмирал Горацио Нельсон повторил маневр, который семь лет назад применил контр-адмирал Ушаков в сражении при Калиакрии против турок и о котором английские адмиралы и капитаны знали — послал одну колонну между берегом и вражеской линией, нападения откуда не ожидали, поставив французов в два огня, один из которых оставался безответным. Это, конечно, не отменяет доблесть английских моряков. Рубилово было серьезное, продолжалось почти сутки с небольшим перерывом ночью. Одиннадцать французских линейных кораблей и два фрегата были уничтожены или захвачены. Потери англичан убитыми и ранеными составили около тысячи человек, а у французов только погибших было несколько тысяч. Сколько — никто не знал. Даже при нас на берег все еще выносило трупы. На берегу каждую ночь жгли костры бедуины, которые праздновали победу над их врагом.