После вечернего чая важных дел и занятий обычно нет. Кто похитрее, отдыхают, кто попался под руку командиру своего подразделения, выполняют легкую работу.

В восемь часов обтяжка всех парусов втугую и проверка узлов и креплений. Поскольку паруса наши подвязаны к реям, проверка сокращенная, занимает минут пять от силы.

После чего наступает ужин. От государства нам выдают ту же размазню, что была на обед. У кого есть деньги, прикупили у лодочников не только еду, но и выпивку. На ужин пей, сколько хочешь, только потом не буянь сильно. После приема пищи почти все выходят на главную палубу, курят трубки и болтают. С бака время от времени доносятся раскаты хохота. Наверное, вспоминают, кого и как разыграли. На третий день службы мичман Роберт Эшли по приказу помощника штурмана Джона Хантера до вечера разыскивал на корабле матроса Чикса. Это аналог российского поручика Киже. Каждый, к кому обращался мичман за помощью, подробно объяснял ему, куда вот буквально только что пошел Чикс. Обычно направляли в другой конец корабля или на другую палубу.

Я поделился со старыми матросами советским опытом, и теперь частенько какой-нибудь салага целый день, под смех всего экипажа, включая лейтенантов, усердно точит маленьким напильником лапы запасного чугунного якоря, который весит полтонны, если не больше. Эта подсказка сделала меня кумиром баковых. Они дали мне прозвище Пират, к которому я отношусь с иронией, хотя имею на него больше прав, чем самые известные пираты. Роберта Эшли зовут Капитан Кид. Назвали его так не в честь известного пирата Кидда, а потому, что англичане маленького ребенка называют козленком (kid). Юноша, не улавливая потерю одной буквы, переполняется гордостью, когда его так называет, чем веселит баковых и не только.

Отбой в десять. Гамаки начинают разбирать за четверть часа, чтобы повесить его и лечь первым. В помещениях гасят все лампы, кроме тех, что возле трапов и постов часовых. Всю ночь вахтенные мичмана после того, как отобьют склянки — ударами в судовой колокол отметят окончание получаса, а пехотные унтер-офицеры, когда вздумается, будут обходить корабль и проверять, не загорелось ли где-нибудь что-нибудь, не занимается ли кто-нибудь чем-нибудь запрещенным типа курения, выпивки, азартных игр, педерастии, которая широко распространена на английских военных кораблях, несмотря на жестокие наказания.

Кстати, на российских судах и кораблях судовой колокол называют рындой, говорят «бить в рынду склянки». Это очередной образец морской образованщины, как и «я ходил по морям». «Рында» — искаженная английская команда вахтенному матросу бить склянки «Ring a bell!» («Бей колокол!»), а «бить рынду» — судовым колоколом отбивать склянки в двенадцать часов. В прошлую мою эпоху рындой на Руси называли телохранителя. Наверное, в мозгах русских моряков, обучаемых в том числе и англичанами, одно понятие как-то слилось с другим.

Я не слышу ни звон колокола, ни шагов вахтенных, потому что засыпаю почти моментально и крепко, как в бытность курсантом. При этом не могу сказать, что устал за день. В сравнение с советским военно-морским флотом, нынешний английский кажется пионерским лагерем, играющим в военно-патриотическую «Зарницу»

13

В конце июня в Портсмут вернулся флот Канала, как называли корабли, несущие службу в Ла-Манше. Командовал флотом адмирал белой эскадры Ричард Хау, эрл. Вернулся с победой. У французов было на один линейный корабль и три фрегата больше, что, видимо, и помогло им проиграть сражение. Или последствия революционных преобразований, когда опыт и профессионализм пытаются заменить героическим порывом. В итоге англичане потеряли три сотни погибшими и восемьсот человек были ранены, а французы только убитыми три с половиной тысячи и столько же было пленных. Шесть французских линейных кораблей (два восьмидесятипушечные и четыре семидесятичетырехпушечные) стали призами, а один, «Народный мститель», затонул, что большая редкость для деревянных кораблей. Но мочилово, говорят, было серьезное. Этот «Народный мститель» сцепился снастями с английским «Брансвиком» так плотно, что на последнем вынуждены были открыть крышки своих портов выстрелами из пушек. Промазать в такой ситуации было сложно, поэтому дело решилось подготовленностью комендоров, которая у англичан на голову выше, чем у французских, зараженных революционным бардаком. При этом отмечалось, что английские корабли, позабыв обязательное правило, существующее с прошлой моей эпохи, нарушили линейный строй и в нескольких местах разрезали французскую линию, превратив красивое сражение двух линий в вульгарную свалку. Поскольку французские корабли считаются и являются лучше английских, добыча была ценной. Особенно ей радовались мичмана и лейтенанты, которым светило повышение. Джон Ривз и Джон Хантер засуетились, готовясь к очередной сдаче экзаменов на лейтенанта.

Двадцать восьмого июня в Портсмут прибыл король Георг Третий. По такому случаю наш корабль был вылизан от орлопдека до клотика и весь экипаж облачен в парадную форму. Капитан Дэвидж Гулд ночевал в своей каюте и с утра мотался по главной палубе, надеясь на чудо и бормоча себе под нос: «Он обязательно к нам заедет». Вместо короля на «Бедфорд» приплыли на капитанском катере обе дочери Дэвиджа Гулда. Тоже хотели посмотреть на венценосца. Только вот странно было бы, если бы Георг Третий посетил корабль, не участвовавший в сражении.

Король выбрал стопушечную «Королеву Шарлотту», на которой держал флаг адмирал Хоу. Остальные корабли на Спитхеде приветствовали его холостыми выстрелами. После первых же залпов весь рейд покрылся густым черным дымом, в котором трудно было разглядеть соседние корабли. Раздача была знатная. Адмиралу Ричарду Хоу король вручил шпагу, украшенную бриллиантами. Отличившихся офицеров наградили золотые медали, а несколько капитанов были произведены в рыцари. При этом как-то забыли, что флот Канала был выслан в Атлантику для перехвата каравана с американской пшеницей. Пока англичане сражались с охраной каравана, суда с зерном благополучно добрались до французских портов и спасли молодую республику от голода и, скорее всего, от гибели. Адмирал Хоу не знал китайскую стратегему «Пожертвуй сливу ради персика». Подозреваю, что забыли о главной цели потому, что на суше война проходила, мягко выражаясь, не слишком хорошо для англичан. Срочно нужна была хоть какая-нибудь победа — и вот она! Раздав награды, Георг Третий выпил и закусил в каюте адмирала и убыл на берег, увозя с собой знамена захваченных призов. Потом мы узнаем из газет, что в Лондоне устроят торжественную процессию, пронесут эти знамена через полгорода к собору Святого Павла, где и вывесят их.

Дочери капитана задержались на корабле почти до вечернего чая. Подозреваю, что по приказу своей матери. На «Бедфорде» три (третий, четвертый и пятый) неженатых лейтенанта, что является вопиющим безобразием, по мнению любой матери незамужних дочерей. Все три лейтенанта били копытами возле девушек, пока те не убыли на берег. Старшей дочери семнадцать лет. Старалась выглядеть строгой и неприступной, чтобы сочли умной и поскорее взяли замуж. Она не догадывается, что умных замуж не берут, пока не поумнеют и не прикинутся дурами. Второй дочери пятнадцать. Быть умной ей, видимо, не грозит, поэтому постоянно смеялась и строила глазки всем неженатым лейтенантам сразу. Все три придурка кружили около нее, как мухи возле ложки меда в бочке дегтя.

Женщины на военном корабле — это та еще тема. Я не имею в виду жен наших унтер-офицеров, которые, во-первых, при мужьях, а во вторых, на женщин уже мало похожи, мужики в юбках. Когда долго трешься чисто в мужском обществе, каждая молодая особа противоположного пола воспринимается, как раскрасавица. Сравнивать ведь не с кем, а гормоны бунтуют, требуя реализации. После долгого рейса запах женщины — это первое, с чем сталкиваешься на берегу. Именно сталкиваешься: сходишь по трапу, шагаешь по пирсу и — бабах! — натыкаешься на скрытый зов самки. Даже паршивые, дешевые духи не перешибают его. Находишь ее взглядом, умом понимаешь, что не та, но ноги сами поворачивают в сторону женщины. Это быстро проходит, но впечатления запоминаются на всю жизнь. Мне кажется, я помню все подобные встречи.