Само собой, было приглашение и от семейства Гулд. Видимо, миссис Гулд кто-то подсказал, сколько призовых я получу, потому что у нее осталось всего две темы для разговоров — пора мне жениться и из Ребекки получится прекрасная жена. Я отшучивался, как мог. Ребекка меня забавляла, но рядом с собой по жизни я ее не видел. Тем более, что я посетил по приглашениям несколько достойных во всех отношениях семейств, в которых лучше кормили и были более симпатичные дочери на выданье.

Среди пригласивших был и капитан порта — седой крепкий мужик под шестьдесят, женившийся поздно. У него три страшненькие дочери, которые все никак не дождутся пожизненного лишения свободы. Сейчас в Англии с неженатыми мужчинами проблема. Они или в армии, которая доблестно проигрывает одно сражение за другим на материке, или на флоте, который ведет себя менее прилично и умудряется иногда побеждать. Есть еще тысячи французов, знатных и бедных. Убегали с родины быстро и налегке. Да и сеньорию в карман не засунешь. Эти, за редким исключением, никому не нужны. Разве что разбогатевший купчишка выдаст дочь за громкий и пустой титул. У дочерей капитана порта было преимущество: их отец решал, когда пакетбот отправится в обратный путь. Поскольку я не горел желанием мотаться по морям слишком часто, навещал девушек почти каждый день. За это время уже два пакетбота убыли на Средиземное море: один в день нашего прихода, а второй через две недели. Благодаря моим стараниям, наша очередь подошла еще через две с половиной недели. К тому времени уже была середина весны, и Атлантический океан не так часто буйствовал.

Я надеялся захватить еще одного французского корсара. Ради этого подошел поближе к Нормандским островам. Если бы покрейсировал там несколько дней, может, что и выгорело, но на борту был ревизор из Адмиралтейства, который мог доложить о таком пренебрежении своими обязанностями и риске, какому подвергалась его ценная особа, тем более, что из призовых ничего бы не получил. Пришлось идти дальше.

На подходе к Пиренейскому полуострову повстречали большой французский флот, который шел на северо-восток, наверное, в Брест. Мы заметили его издали и уклонились вправо, в открытый океан. Впрочем, нас никто не преследовал. Линейные корабли были слишком тихоходны, чтобы гоняться за люггером, фрегаты не могли идти так остро к ветру, а малые корабли не рискнули связываться. Или все было проще — приняли нас за своего корсара.

В Гибралтаре мне приказали высадить пассажиров, сдать почту и, не сходя на берег, следовать настолько быстро, насколько возможно, к командующему Средиземноморским флотом, который все еще блокировал Тулон. Адмиралу Джону Джервису не откажешь в упрямстве. А я уж было приготовился отправиться в обратную сторону и опять захватить приз. Пришлось мне подпрыгивать и переобуваться на лету.

Он принял меня на флагманском корабле «Победа». На адмирале был парадный мундир с орденом Бани на груди. Если бы не знал о любви Джона Джервиса к форме, решил бы, что меня встречают, как наследного принца. На мне тоже форма, причем чище и наглаженнее. В отличие от адмирала, я прошел школу советской армии и флота, где внешнему виду военнослужащего придавали больше значения и внимания, чем моральному облику.

— Прочитал в газете, как ты захватил французского корсара, — сообщил Джон Джервис таким тоном, будто ожидал от меня чего угодно, только не этого. — Думал, ты только за юбками умеешь волочиться.

То, что эти два процесса можно безболезненно совмещать, ему, видимо, даже не приходило в голову. Наверное, судил по себе. Насколько я знаю, с женщинами он проиграл все сражения.

— Я и раньше захватывал вражеские суда, причем некоторые вырезал из-под двух береговых батарей, только об этом не писали в газете, — сказал я.

— Купеческое судно и корсарский корабль — это не одно и то же, — возразил адмирал.

— Просто здесь мне не попадались корсары. Не успели, потому что вы доверили мне более опасное задание — перевозку почты, — не удержался я.

Тончайшие губы адмирала растянулись в подобие улыбки. Вы видели, как улыбаются крокодилы? Я тоже не видел, но уверен, что делают именно так, как Джон Джервис.

— Хорошо, будешь служить здесь, вести наблюдение за противником, — решил он. — Твой бывший капитан Дэвидж Гулд сказал мне, что ты владеешь французским и испанским языками.

— Да, — подтвердил я.

— Говорят, испанский очень похож на итальянский, и владеющий одним понимает другой. Так ли это? — поинтересовался адмирал.

Поняв к чему он клонит, я ответил:

— Я говорю и на итальянском.

— Надо же, сколько в тебе достоинств! — иронично воскликнул Джон Джервис. — Тогда у меня есть задание для тебя. Очень щекотливое дельце… — Он посмотрел на меня, ожидая реакцию.

— Какое именно? — задал я вопрос.

— Видишь ли, несколько дней назад Сардинское королевство заключило перемирие с французами. Я пока не знаю, на каких условиях и чего ждать от сардинцев, а знать надо, потому что могут ударить в спину в прямом смысле слова. Наверняка между Сардинией и материковыми землями королевства снуют пакетботы. Если какой-нибудь коммандер случайно захватит нейтральное сардинское судно и доставит его ко мне вместе с почтой, из любопытства вскрытой по пути, это поможет мне понять планы сардинцев и французов. Само собой, мне придется отпустить их, извиниться и наказать коммандера. Уверен, что наказание будет не строгим.

Мне предлагали стать инициатором дипломатического скандала. Наказание будет зависеть от того, какой поднимется скандал. Скорее всего, мне предложат подать в отставку. Может быть, подкинут по рекомендации адмирала какую-нибудь синекуру на берегу, но на уровне коммандера, не выше. Типа командира блокшива или плавучей тюрьмы. Если откажусь, тоже буду отставником, но уже без синекуры.

— Будет исполнено! — щелкнув каблуками, рявкнул я.

Адмирал опять изобразил улыбку. Вот ни разу не удивлюсь, если узнаю, что он до сих пор играет в солдатиков.

В тот же день люггер пошел к южной оконечности острова Сардиния, к порту Кальяри — официальной столице королевства. Поскольку основные территории королевства Сардиния находятся на материке, на севере будущей Италии, неофициальной столицей является город Турин, где расположена резиденция короляВиктора-Амадея Третьего.

В Турине я никогда не был, а вот Кальяри довелось посетить на небольшой контейнеровозе, когда работал под итальянским флагом. Город, да и сам остров, мне понравились. В северной части, где находится «резервация миллиардеров», я не был, там, наверное, еще лучше, но и в южной части, в «резервации нормальных», тоже неплохо. Местный амфитеатр, конечно, не мог тягаться с римским, но и с посещением его было меньше проблем. Я как-то посидел на каменной скамье, попивая местное красное винцо из оплетенной лозой бутылки и представляя, как внизу на арене сражались гладиаторы. Жаль, что не побывал в римской эпохе, не смог сравнить настоящее с выдуманным. Сходил в исторический музей, шикарный в плане экспонатов и тихий и спокойный в сравнение с тем же римским. Рядом с городом колония фламинго, которых в Риме точно нет. Только ради этих розовых детей рассвета стоит приехать на Сардинию. На следующий день взял в аренду машину и прокатился по другим историческим местам. На острове есть, что посмотреть. От развалин усеченной пирамиды, похожей на инкские, до родовых башенок, как на Северном Кавказе. Да и пляжный отдых неплохой. Как по мне, на городском пляже море чище, чем на Майорке, не говоря уже про Лазурный берег. Вот только метров сто надо брести, пока начнется глубина. Впрочем, для отдыха с детьми — самое то. Из местной кухни впечатлил «гнилой сыр». Это обычный овечий сыр пекорино, который делают по всей Италии, но его доводят до состояния гниения. Потом с головки сыра срезают сверху оболочку, получается вроде чаши, в которой в гнилом сыре копошатся маленькие белые личинки. Эту гниль зачерпывают куском местной лепешки, который складывают, чтобы личинки не разбежались, а они довольно резво прыгают, и отправляют в рот, запивая красным вином. Говорят, пища богов. Местные боги, видимо, были птицами или с птичьими головами, как египетские. Я не решился попробовать. Тем более, что, как предупреждают, надо иметь очень крепкий желудок, иначе личинки и его доведут до состояния гниения.