В Гибралтар пришел пакетбот с почтой, и меня ждала целая пачка писем. Я сложил их столбиком по датам и начал читать по порядку, чтобы не потерять интригу. Никогда не понимал людей, которые читают книги с конца. Первые письма были от жены и содержали подробности протекания беременности. Женщины уверены, что мужчинам это интересно. Я нескольким своим женам пытался объяснить, что муж — это не подружка. Есть темы, которые надо обсуждать только со своим полом. Я ведь не рассказываю ей устройство корвета или какие блесны лучше для ловли тунца. Хватает ума понять, что жена будет поддакивать, но не будет слушать. Женщины умеют изображать заинтересованного слушателя и даже поддакивать, абсолютно не воспринимая услышанное, а мужчины — нет. Мужчина или в теме, или «заткнись, дура!». Потом было письмо от четы Тетерингтон, в котором сообщалось, что они стали дедушкой и бабушкой. Ах, да, и меня вскользь извещали, что я стал отцом дочки, которой по семейной традиции дали имя Фион. Я порадовался за сына, ежели такой родится. У него будет старшая сестра, значит, вырастет счастливым. Вот у Джеймса Тетерингтона-младшего сестра была не старшей, поэтому и погиб в бою.

К моему удивлению, Дороти Деладжой искренне обрадовалась рождению дочери у нас. Это при том, что воспринимает Фион, как соперницу. Наверное, для Дороти соперница Фион и моя жена Фион — это две разные сущности, которые не пересекаются даже во мне. При этом своего мужа Петера и меня она все чаще воспринимает, как одно целое. Просто днем ОНО имеет одно тело, а ночью — другое.

Сдав захваченный бриг и рапорт о его захвате, мы отдохнули недельку и опять отправились на промысел. На этот раз я решил пройтись вдоль восточного берега Пиренейского полуострова, чтобы заглянуть в какую-нибудь французскую синьорию и пополнить наши продовольственные запасы. Есть казенные харчи не хотелось, а тратить во время войны деньги на еду — это верный признак плохого солдата. Следуя вдоль испанского побережья, старался держаться подальше от него, чтобы нас не заметили даже случайно. Мне сказали, что в Картахене и Барселоне стоят испанские фрегаты, встреча с которыми в мои планы не входила. Я не собирался геройствовать на благо Британской империи. Почести мне ни к чему, а нынешний чин вполне устраивает. Я тут приятно провожу время и заодно делаю себя богаче. Всё остальное — для юных мичманов.

Мы прошли Питиузские острова, которые принято считать часть Балеарского архипелага. Два самых крупных острова — Ибица и Форментера в двадцать первом веке будут молодежными мекками. На первом буду тусоваться ди-джеи и плясуны, а на втором — нудисты. Была у меня мысль поселиться там. В то время в Испании был закон, по которому получаешь вид на жительство, если покупаешь недвижимость ценой около полутора сотен тысяч евро, точно не помню. Я мог себе такое позволить. Собирался купить домишко на одном из Балеарских островов, перегнать туда яхту и заняться на ней перевозкой нудисток, но не успел. Теперь здесь можно поселиться без всяких видов на жительство и покупок недвижимости. Есть деньги — приезжай и живи, пока не кончатся.

После этих островов повстречали тартану «Дева Розария» водоизмещением тонн семьдесят. Она шла под испанским военным флагом из Барселоны в порт Маона Минорке, везла туда двадцать рекрутов и снабжение. Экипаж состоял из шестнадцатилетнего лейтенанта-коммандера, боцмана и семи матросов. У испанцев для получения чина и продвижения по служебной лестнице в военном флоте главными все еще являются знатное происхождение и связи. Идальго с рождения умеет командовать кем угодно и чем угодно, а если имеет влиятельных родственников, то делает это с пеленок и просто великолепно. Само собой, воевать с нами они не собирались. Увидев английский флаг, попробовали было удрать, но после первого же выстрела передумали. Перегрузив на корвет часть провизии — сыры и вино, я отправил ее в Гибралтар. Призовую партию из двух матросов и четырех морпехов возглавлял мичман Роберт Эшли. Уверен, что, несмотря на малое количество охраны, испанцы будут сидеть в трюме тихо, не нарываться на английский штык или пулю.

Сами пошли дальше на север. В районе Перпиньяна вечером поджались к берегу и встали на якорь. Десант из двадцати корсиканцев отправился на баркасе за провиантом. Еще засветло они приметили крупную синьорию неподалеку.

До середины ночи шла перевозка награбленного на корвет. Бочки с вином, корзины с сыром, хлебом, крупами и связанных по несколько штук кур, уток и гусей разместили в кладовых и на орудийной палубе. Баранов на берег пригнали корсиканцы с полсотни. Я разрешил взять два десятка, иначе на корабле не развернешься. После чего, пользуясь теплым бризом, пошли на юг, к Гибралтару.

Требака (трабакколло) — это двухмачтовое судно с рейковыми парусами и двумя кливерами на выдвижном бушприте. Фок-мачту, немного наклоненную вперед, ставят в четверти длины судна от форштевня, а грот-мачту, длина которой равнялась утроенной ширине судна — в четверти длины от ахтерштевня. Обе мачты без штагов — снастей стоячего такелажа, поддерживающих в диаметральной плоскости. Паруса были неперебрасываемые, при лавировке находились то на подветренной, то на наветренной стороне мачты. Фал крепился на одну треть длины рея от нижнего конца, а галс — на мачте или палубе. Попавшаяся нам требака носила имя «Изольда», имела водоизмещение сто шестьдесят тонн и везла на Майорку разный ширпотреб: одежду, обувь, постельные принадлежности, посуду, хозяйственный инвентарь… На судне находился и владелец груза — купец с Майорки, мужчина лет тридцати с кучерявой головой и бегающими, выпученными, карими глазами. Может быть, глаза выпучились и забегали от страха, но кучеряшки на голове точно были натуральные. Купец был доставлен на корвет вместе со шкипером требаки. Первым делом предложил мне на корявом английском языке откупное в сумме триста песо, что по самым скромным расценкам не превышало десятую часть стоимости груза.

— Это военный корабль Королевского флота, а не приватир! — грозно рявкнул я на испанском языке. — Судьбу приза будет решать комиссия Адмиралтейства в Гибралтаре!

Купец сразу сник, а шкипер — пожилой худой испанец с длинным крючковатым носом и «заячьей» верхней губой — хмыкнул самодовольно.

— Я ему предлагал выйти вечером с попутным бризом. Это место мы бы проходили ночью, — поделился со мной шкипер. — Он решил, что я хочу содрать лишнее, и потребовал выйти утром.

— Это твое судно? — спросил я.

— Нет, хозяин — неаполитанец, перебравшийся в Валенсию, — ответил шкипер. — Флаг поменял, чтобы французы не захватили, а вышло вон оно как…

— А ты что сделал не так? — поинтересовался я, потому что предположил, что на это судно собрали приборзевших фраеров.

Время от времени в одном месте (на судне, в доме, а в будущем — в самолете или поезде…) собирают всех уродов и наказывают скопом.

— Мне предлагали тартану поменьше, которая ходит вдоль берега между Валенсией и Барселоной, но я купился на более высокую зарплату, — рассказал он.

Я уверен, что и все матросы попали на требаку не просто так, а в наказание за какой-нибудь хитрый маневр. Впрочем, все они будут наказаны только материально. Экипажи купеческих судов пленниками не считаются, даже если оказывали вооруженное сопротивление.

Через пять дней мы были в Гибралтаре. Экипаж требаки тут же отпустили, а само судно поставили к причалу. Интендант Петер Деладжой принялся проверять содержимое трюма и подсчитывать, на сколько обогатится казна, мой экипаж и он сам, умело реализовав трофеи.

В это время его жена подсчитывала собственные оргазмы. У Дороти Деладжой была привычка сообщать мне, сколько раз «улетела».

— С другими тоже подсчитываешь? — как-то полюбопытствовал я.

— Ты — самый лучший! — ответила она.

— Ты тоже пока самая красивая здесь, — не остался в долгу и я.

Развлекались мы не долго, потому что на четвертый день прибыл пакетбот Средиземноморской эскадры, которая сейчас крейсировала в Кадисском заливе, не давая испанскому флоту выйти из портов. Среди привезенных писем был и приказ капитану корвета «Хороший гражданин» срочно присоединиться к флоту.