Они переглянулись и отвалили.

У меня стойкое убеждение, что канадцы — это тормозные янки. При этом тормозят они не так, как, допустим, эстонцы и финны, медленно двигаясь и поскрипывая остатками извилин на остатках мозга, а с жизнерадостной неторопливостью обожравшихся рахитов. Наверное, черпают энергию из кофе, который пьют везде: шагая по улице или коридору больницы, находясь в общественном транспорте, супермаркетах, музеях, церквах… Такое впечатление, что канадец рожден, чтобы на планете не осталось ни одного кофейного зерна. Не могу сказать, насколько виновато в этом кофе, но не встречал в Канаде ни одной красивой женщины. Говорят, иногда такие рождаются и, как только научатся ползать, тут же перебираются через границу. Еще одной чертой, редко встречающейся у потомков англосаксов, являются бесцеремонные попытки надуть по мелочи. Если не знаешь, что куда-то можно доехать (я хотел съездить на экскурсию в природный парк) за пару канадских баксов, то тебя будут убеждать, что сделать это можно только за двенадцать через вот это агентство. Когда я сказал, что в интернете пишут, что можно за два где-то вон там, не подскажите где, меня, нимало не смутившись, продолжили заверять, что лично мне лучше будет за двенадцать вот здесь. Если на сайте канадской гостиницы указана цена номера, не верьте глазам своим. Эта цена бывает пару раз в год, по каким-то особо несчастливым для гостиницы дням, а во все остальные она раза в полтора-два выше. В магазинах на ценниках написана цифра без учета семипроцентного налога с продаж, так что сразу добавляйте к цене одну пятнадцатую. У меня большое подозрение, что подобную мелочную и примитивную хитроватость привнесли в Канаду украинские эмигранты. Это единственная их связь с исторической родиной, поскольку украинский язык и умение и желание работать забыли напрочь.

Что в Канаде хорошо — улицы чистые, дома ухоженные, с обязательной лужайкой для барбекю, которое делают на газе. Возле каждого дома гараж на пару машин, которые почему-то весь год стоят на открытом воздухе перед крыльцом. В гараже хранят то, что уже не нужно, но выкинуть жалко, поэтому забит до отказа. Скорее всего, тоже украинское наследство. По улицам, машинам, гаражам и домам с утра до вечера мотаются белки, в большинстве черного цвета. Я их называл белками-кочегарами. Все канадцы от мала до велика с утра и до вечера мотаются по улицам, занимаясь спортом. Чем-то же надо заниматься, иначе от скуки умрешь. Бегунов на улицах, особенно утром и вечером, больше, чем прохожих. На машинах передвигаются в основном пенсионеры. На пенсию и мужчины, и женщины выходят в шестьдесят пять — кто бы еще так гадил бабам, если бы не было феминисток?! В десять вечера канадские мальчики и девочки всех возрастов ложатся баиньки. Взрослые, гуляющие после десяти на улицах или сидящие в барах — это иностранцы. Вход в больничные палаты свободный, без всяких халатов. Медперсонал отличается только бейджиками на груди. Я ходил проведать матроса-филиппинца, который, возвращаясь из бара, решил пройти по парапету и заработал сотрясения мозга, хотя, по моему глубокому убеждению, врачи ему беспардонно польстили. Лечение и питание бесплатное. Лежат по одному или двое в палате, в которой есть туалет и душ. У каждого пациента свой телевизор и наушники, чтобы не мешал соседям. Кормят три раза в день, привозя поднос с заказом в палату. За завтраком делаешь заказ на следующий день. Есть общая кухня с холодильниками, где в любое время суток найдешь кофе, чай, соки, легкие закуски. Мой матрос решил не выздоравливать вечно, однако его через день с англосаксонской бесцеремонностью выгнали из рая.

В начале девятнадцатого века Галифакс — большая рыбацкая деревня с двумя причалами, в которую перебрались все сторонники Англии в Северной Америке после того, как США стали независимыми. Теперь здесь находится главная база военного флота королевства в Северной Америке. Есть верфь и сухой док для ремонта больших кораблей и имеются специалисты, способные его сделать. К нашему приходу в доке ремонтировали линейный семидесятичетырехпушечный корабль третьего ранга «Кентавр», оставшийся во время шторма без мачт, руля и шлюпок и заимевший большую дыру в правой раковине. Экипажу пришлось выкинуть за борт шестьдесят две пушки, чтобы остаться на плаву. До Галифакса «Кентавра» дотащил на буксире линкор третьего ранга «Орел».

Фрегат «Фурия» был выгружен, оценен, включая груз, в без малого сорок три тысячи фунтов стерлингов, зачислен в состав Королевского флота и поставлен к молу верфи рядом с корветом «Хороший гражданин» дожидаться очереди на ремонт. Поскольку корвет пострадал незначительно, его начали ремонтировать первым. Капитаном фрегата был назначен я. Такая традиция у англичан — кто захватил более крупный корабль, тот им и командует, если, конечно, не откажется. Я не захотел отказываться, несмотря на намеки Джона Инглефилда, комиссара Адмиралтейства, бывшего капитана, утопившего двадцать три года назад предыдущего «Кентавра» в районе Ньюфаундлендской банки. Он хотел назначить на «Фурию» капитана Генри Уитби, жениха своей дочери Дороти, ныне командующего новым «Кентавром». Подозреваю, что название корабля сыграло главную роль в выборе зятя. Это понижение по службе предоставило бы молодым медовый месяц продолжительностью во много месяцев, поскольку к ремонту фрегата приступят только после окончания ремонта линкора. Если бы мне взамен предложили командование «Кентавром», я бы согласился на обмен, но такое назначение было не в компетенции комиссара, поэтому мне светило возвращение на «Хорошего гражданина». В итоге коммандером корвета стал мой первый лейтенант Джеймс Фаирфакс, которому пришлось набирать новый экипаж. Старый экипаж я перевел на фрегат. Первым лейтенантом «Фурии» стал Хьюго Этоу, вторым лейтенантом я назначил приказом по кораблю мичмана Роберта Эшли.

Еще одной проблемой стало требование капитана «Несгибаемого» Джошуа Брауна выделить его кораблю одну восьмую от призовых денег. Мол, в начале сражения — нападении фрегата на купеческое судно — «Несгибаемый» был в зоне видимости. Я впервые сталкивался с такой наглостью. Как и судья Адмиралтейского суда, сухощавый жердяй в длинном, по моде его юности, парике и черной мантии, решивший дело в нашу пользу за несколько минут, которые потребовались, чтобы прочитать рапорта Джошуа Брауна и мой.

Через неделю после ухода «Несгибаемого» в Галифакс еле заполз раскуроченный во время шторма линейный корабль четвертого ранга «Леандр» и встал в очередь на ремонт после фрегата «Фурия». Поменять местами капитанов линкоров было в компетенции комиссара Джона Инглефилда. Капитан Джон Тальбот перешел на «Кентавр», а капитан Генри Уитби занял его место на «Леандре». Эта рокировка добавляла жениху несколько месяцев отдыха. Генри Уитби и Джон Ингефилд простили мне упрямство, сочтя его знаком судьбы.

Поскольку в порту имелись три полных капитана, включая меня, а на корвет «Хороший гражданин» и фрегат «Фурия» нужны были лейтенанты, Джон Инглефилд приказал провести экзамен. Открою большую тайну: за день до экзамена я уже знал, что сдадут всего три мичмана, по одному с кораблей капитанов-экзаменаторов. От «Фурии» это был Роберт Эшли. Хотел попытаться и Джон Хедгер, но я отсоветовал. Каждая неудачная попытка уменьшает шансы в следующий раз. Никто не любит неудачников.

101

Ремонт фрегата «Фурия» закончился в начале мая. За это время случилось Трафальгарское сражение, в котором объединенный франко-испанский флот потерял двадцать два корабля, а англичане ни одного. Соотношение потерь лучше всяких слов говорит об уровнях сражавшихся флотов, особенно если учесть, что у англичан было на шесть линейных кораблей и один фрегат меньше. Вице-адмирал Горацио Нельсон повторил атаку адмирала Адама Дункана на голландцев у местечка Кампердаун — повел свой флот в нападение двумя колоннами. В самом начале сражения Горацио Нельсона сразили мушкетная пуля, так что вся его заслуга заключалась только в том, что принял решение атаковать. Иногда и этого немало, но великого флотоводца все-таки должно отличать еще и стратегическое мышление, которого у вице-адмирала не наблюдалось, на вторяках работал. Его труп отвезли в Англию в бочке с джином. По слухам матросы, проделав в бочке дырку, через соломинку высосали всю жидкость за время перехода. После этого сражения Франция перестал существовать, как влиятельная морская держава. Она продолжала побеждать на суше, но на море ей нечего было делать.