На третий день контр-адмирал Самюэль Худ, который держал флаг на семидесятичетырехпушечном линейном корабле «Кентавр» под командованием моего галифакского знакомого флаг-капитана Генри Уитби, собрал капитанов на обед. У контр-адмирала, как и у Горацио Нельсона, нет руки. Ее ампутировали год назад после ранения мушкетной пулей. Французы из мушкетов стреляли метче, чем из пушек. Однорукость делает его похожим на Горацио Нельсона, но из-за более рослого Самюэля Худа за глаза называли Длинным Нельсоном. Говорят, контр-адмиралу очень нравится это прозвище. Угощал он нас черепаховым супом со свиной головой, жареной свининой и бараниной, разные части которых подавались с разными гарнирами, каплуном, сливочным пудингом, свежими апельсинами. Затем был кофе, но не простой, а привезенный из Южной Индии копи-лувак. Его делает из зерен, которые пропутешествовали по пищеварительному тракту небольших зверьков мусангов. В результате кофейные бобы теряют горчинку. Кто-то потом выковырял недопереваренные зерна из говна, высушил, размолол и продал гурманам. Впрочем, гости контр-адмирала не знали таких подробностей, пока я не просветил их в ответ на вопрос, почему не пью кофе. Заодно рассказал, что есть еще сорт «черный бивень», который получается при проходе зерен через пищеварительный тракт слонов. Никто из присутствующих о таком не слышал, возможно, до «черного бивня» еще не додумались, но Самюэль Худ пообещал, что обязательно достанет и попробует. Часть гостей не поддержала его радостный порыв и даже отказалась цедить недопитый копи-лувак.

По окончанию обеда слуги убрали тарелки и поставили несколько медных кувшинов с мадерой и бронзовые кубки емкостью грамм на триста. Контр-адмирал Самюэль Худ предложил тост за английского короля. Все дружно выпили по полному кубку.

Я выпил примерно треть, но этого хватило, чтобы отреагировал на тост Генри Уитби за нашу победу словами:

— А мы кого-то победили?!

— Разве что за столом! — поддержал меня сильно набравшийся Александр Шомберг, капитан тридцатишестипушечного фрегата «Луара», тоже захваченного несколько лет назад у французов.

В итоге через две с половиной недели эскадра пошла в Портсмут, а фрегаты «Фурия» и «Луара» отправлялись к Гренландии, чтобы охранять там английские рыболовецкие суда от французских корсаров. Англичане, хоть и с запозданием, но умеют оценить шутку.

Северная Атлантика зимой — лучшее место для ссылки. Правда, вдоль юго-западной части острова Гренландия проходит теплое течение, благодаря которому здесь не бывает льдов и лов рыбы продолжается круглый год. К моменту нашего прихода, полсотни английских и американских рыболовецких судов самых разных типов и размеров занимались там промыслом. В основном ловили рыбу — треску, палтуса (менее изуродованный родственник камбалы), мойву, семгу, но было и по несколько китобойных и зверобойных (моржи, тюлени) судов и краболовов. Юго-западный берег Гренландии в низинах не покрывается снегом даже зимой. На нем расположены несколько поселений, самое большое из которых сейчас Нуук. Постоянно в нем живут около сотни жителей, в основном спившиеся эскимосы. Они обслуживают склады, на которых хранится улов в бочках. Из Европы и США прибывают транспорта, выгружают в этих поселениях бочки, соль, сети, продукты, загружают соленую рыбу, ворвань, шкуры и везут в обратную сторону. Время от времени в Нуук наведываются еще не спившиеся аборигены, продают шкуры белых медведей, волков, оленей, песцов, быстро пропивают вырученное и надолго отправляются в тундру охотиться.

Это был один из немногих районов Мирового океана, куда раньше меня не заносили черти. Вместо них это сделал контр-адмирал Самюэль Худ. Зато у меня был опыт плавания в северных морях — Лаптевых и Восточно-Сибирском, которые пока вроде бы не открыты, по крайней мере, карт не видел. Я заполнил мадерой и легкими винами все свои кладовые. Легкие взял для себя, чтобы помогали бороться с цингой, а крепленые — для эскимосов. Буду менять вино на меха. Решил, что неплохо будет подарить жене песцовую шубу.

Охранять было не от кого. В последнее время французские корсары не решались отправляться за добычей так далеко. Захватить рыболовецкое судно не трудно, но и нарваться на английский военный корабль по пути в свой порт, до которого пилить и пилить, еще легче. Да и стоимость такого судна невелика. То ли дело захватить в Ла-Манше или на подходе к нему транспорт с грузом. И риска намного меньше, и добычи намного больше. Фрегаты по очереди крейсировали рядом с рыбацкими судами. Второй стоял на якоре на рейде Нуука. Наделав из старых тросов сетей, ловили рыбу, били гарпунами зверя, обеспечивая себя едой и обменивая остальное на другие продукты и товары. Заодно увеличивали население. По Нууку бегало много полукровок, зачатых эскимосками по пьянке от группы собутыльников. В общем, службы была не самая обременительная. Если бы еще и климат был потеплее, то и вовсе превратилась бы в отдых на курорте.

Лафа закончилась в середине февраля следующего года, когда с очередным транспортом прибыл приказ следовать в Портсмут. Мы набили трюм бочками с соленой рыбой и пошли на восток. Через четыре дня попали в очень сильный шторм. Его приближение почувствовал весь экипаж. За несколько часов до начала атмосферное давление упало так резко, что многие матросы и офицеры передвигались заторможено, как мухи по холодному, осеннему, оконному стеклу. Я приказал не только убрать верхние паруса, но и снять верхние реи и даже брам-стеньги и утлегарь. На «Луаре» последовали нашему примеру. Не успели они сделать это, как первый же порыв ветра, резко изменившего направление с вест-норд-веста на норд-ост, положил оба корабля буквально на борт. Если бы на мачтах были все паруса, корабли могли бы опрокинуться. Мы повернулись кормой к ветру, вытравили по три троса в воду. В течение пяти дней дрейфовали под такелажем, наслаждаясь сбивающим с ног ветром, громадными волнами и замысловатой качкой.

К обеду шестого дня штормовой северо-восточный ветер так же внезапно сменился на легкий юго-западный. На палубы начали вылезать члены экипажа, расслабленные, умиротворенные, как в первые минуты после причастия. Молодые члены экипажа, впервые пережившие такой шторм, подолгу стояли у фальшбортов и тупо смотрели на седой от пены океан, который все еще пучило, образовывая высокие волны. Наверное, благодарили его, что на этот раз отпустил. Я подождал до следующего утра, когда волны стали ниже, и приказал возвращать на место стеньги, крепить реи, ставить паруса.

На рейде Спитхед было пусто. Флоты несли службу в Атлантике, Средиземном. Северном и Балтийском морях. Эскадра под командованием контр-адмирала Самюэля Худа успела повоевать с русскими, захватить и уничтожить пятидесятипушечный корабль «Всеволод». Получилось, что неприязнь контр-адмирала избавила меня от необходимости воевать со своими. Фрегату «Луара» дали постоять две недели, после чего отправили на Балтику, нагрузив пополнением для крейсирующей там эскадры. Моему фрегату разрешили задержаться еще на две с половиной. Провел их вместе с семьей. Есть прелесть в долгих разлуках: первые дни воспринимаешь жену, как незнакомую женщину. И дети растут слишком быстро. Когда постоянно живешь с семьей, взросление детей не замечаешь, пока не начнут качать права.

В апреле фрегат сопровождал конвой из сотни купеческих судов, направляющихся в Средиземное море. До мыса Финистерре нас охраняли еще и корабли флота Канала, каждый в своем секторе. Дальше бояться было некого. Испанский военный флот еще существовал, но был опасен разве что для тех, кто на нем служил. Часть конвоя осталась в Гибралтаре, остальных мой фрегат проводил до Сицилии, где присоединился к эскадре под командованием контр-адмирала Джорджа Мартина.

Я знаком с командиром эскадры еще со времен блокады Кадиса и сражения у мыса Сан-Винсент. Тогда он был капитаном семидесятичетырехпушечного линейного корабля «Неодолимый». Он родственник нескольких английских адмиралов, поэтому в семь лет был записан слугой на яхту «Мэри», но начал служить в двенадцать лет на корабле своего родственника Джошуа Роули, ставшего в последствие вице-адмиралом. В шестнадцать лет Джордж Мартин с первой попытки стал лейтенантом, в восемнадцать— коммандером, в девятнадцать, когда его ровесники только получали право сдать экзамен на лейтенанта — полным капитаном, в сорок лет — еще и полковником морской пехоты, а через год — контр-адмиралом синего флага. В общем, капитан он средненький, но родственников выбрал правильных. Флаг держал на девяностопушечном линейном корабле второго ранга «Королева». Наша эскадра должна была поддерживать корпус генерал-лейтенанта Джона Стюарта.