— Вижу парус! — радостно кричит с грот-мачты один из впередсмотрящих, показывая рукой на северо-запад.

Я пообещал в награду фунт стерлингов тому, кто заметит приз, поэтому вместе с двумя заступившими на вахту на марсах торчат несколько добровольцев.

На северо-западе мыс Сан-Винсенте. Обычно купеческие суда, следующие через океан, выходят к западной части Пиренейского полуострова, а потом следуют на юг до этого мыса, после чего поворачивают на юго-восток к портам Кадисского залива или к проливу Гибралтар, но точно так же огибают мыс и военные корабли, следующие, допустим, из французского Бреста. Дует западный ветер, мы идем курсом норд, поэтому решаю следовать так и дальше. Подойдем поближе, посмотрим, что это. Если испанское купеческое судно, пойдем на сближение, а если большой военный корабль — на удаление. Скорость у нас выше, так что при желании не разминемся или не встретимся.

На шканцы выходит Фион Хоуп. На ней новое платье, купленное в Лондоне. Сегодня день этого платья. Завтра — следующего. Цикл — девять дней. После переселения моей жены в капитанскую каюту корвета и выхода из Лондона начался второй цикл. Вообще-то на боевом корабле в походе не положено находиться женам капитана и офицеров, поэтому Фион числится моей сестрой. Когда она выходит на шканцы, почти у всех членов экипажа, особенно у молодых, появляются неотложные дела поблизости. Мою жену прямо таки прёт от такого мощного и постоянного мужского внимания. Сидела в глуши деревенской никому не интересная, а тут сразу столько тайных воздыхателей. И у моего экипажа теперь есть, на чей образ дрочить перед сном и не только. Тем более, что образ не тускнеет, освежается каждый день, пусть и путем разглядывания издалека. Впрочем, лейтенантам и мичманам даже удается поговорить с ней, когда я оставляю Фион одну на шканцах, или приглашаю кого-нибудь их них на обед, или принимаю приглашение кают-компании на обед. Раз в неделю офицеры приглашают меня отобедать с ними, чтобы отблагодарить за то, что я приглашаю их по отдельности за свой стол. Или не приглашают, что встречается в порядке исключения на некоторых кораблях.

— Про какой парус кричали? — спрашивает Фион, поднимаясь на шканцы.

Она приподымает подол платья, чтобы не наступить на него. Наверняка стоящие внизу матросы увидят кружева на штанинах ее панталончиков. Можно считать, что день у них удался и ночь будет яркой. Некоторые уже почесывают руки.

Я даю жене подзорную трубу и показываю, в какую сторону смотреть. Фион долго водит трубу из стороны в сторону, пока я не направляю рукой.

— Вижу! — радостно восклицает жена. — Какой маленький кораблик!

Кораблик оказался в два с лишним раза больше корвета. Это был флейт голландской постройки водоизмещением тысяча двести тонн. На флагштоке испанский флаг. В правом борту четыре пушечных порта. Столько же должно быть и в левом, но пушек, наверное, всего четыре. В Вест-Индии они не нужны, там с пиратами покончено лет пятьдесят назад, а следующий период начнется, когда Испанская империя распадется на множество маленьких и не очень государств. Видимо, раньше ходил в Ост-Индию, где всё никак не перевешают отчаянных парней. Тамошняя рождаемость опережает работу палачей. Мы должны были пересечь курс флейта по носу на дистанции около полумили, но я приказал убрать главные паруса. Вдруг решат пострелять?! Испанцы, как и французы, предпочитают бить по парусам, такелажу. Им нужна не победа, а возможность удрать.

Когда дистанция сократилась до трех кабельтовых, я приказал поменять французский флаг на английский и выстрелить холостым из погонного орудия. На купеческом судне решили не играть в героев, повернули на ветер, чтобы остановиться, не убирая паруса, а на воду спустили шестивесельную лодку. На ней прибыл на корвет шкипер с судовыми документами на «Жорж Джоунг». Французское название ни к чему не обязывало, но намекало, что судовладелец, скорее всего, подданный республики. Шкипером был высокий и крепкий блондин лет тридцати семи, одетый в шляпу-треуголку того фасона, что сейчас моден у английских военных моряков, черный кафтан, застегнутый на бронзовые пуговицы с якорями, черные панталоны и гессенские сапоги. Наверное, раньше служил в военном флоте или до сих пор мечтает послужить.

— Мое судно под испанским флагом, вы не имеете право нас задерживать, — заявил он на довольно таки приличном английском языке.

Голландцы во все времена слыли полиглотами. Может быть, потому, что слишком малы и постоянно должны подстраиваться под больших и сильных соседей, а может, потому, что почти все побывали моряками, а эта профессия заставляет учить иностранные языки.

— Девятнадцатого августа Испания заключила с Францией оборонительно-наступательный союз и стала врагом Англии, — поставил его в известность на голландском языке.

— Тысячу чертей и якорь мне в глотку! — выругался шкипер на родном языке. — От судьбы не убежишь!

— Судовладелец — голландец? — спросил я, догадавшись, что флейт перевели под нейтральный испанский флаг, когда Голландия стала французской Батавией, чтобы англичане не смогли захватить.

— Да, — ответил шкипер. — Яков Гигенгак.

— Он не из семейства богатых судовладельцев Гигенгаков? — поинтересовался я.

— Говорят, когда-то давно это семейство было богатым, а сейчас знаю только одного состоятельного Гигенгака, которому принадлежит…принадлежал этот флейт, один единственный и довольно старый, — рассказал голландец.

Что ж, Гигенгаки поднялись, помогая мне, и опустились после того, как напали на меня.

— Давно построен флейт? — задал я вопрос.

— Сорок два года назад, — ответил голландский шкипер. — Во время каждого шторма боюсь, что развалится на куски, и течет так, что матросы двумя насосами не успевают откачивать воду. Груз ниже ватерлинии обязательно подмачиваем.

— Что везете? — полюбопытствовал я.

— Медь, кожи, в бочках индиго и кошениль, в мешках кофе и тюки с тканями из хлопка, — перечислил он.

Груз стоил больше, чем старое судно, а в сумме приз может оказаться самым ценным из захваченных нами.

— В судовой кассе есть деньги? — спросил я.

— Две тысячи семьсот испанских песо, — ответил голландский шкипер.

Судовая касса является частью добычи, но я решил побыть благородным. Все-таки коллеги, да и союзниками французов голландцы стали из-за слабости и трусости.

— Экипаж из голландцев? — задал я вопрос.

— Да, почти все, — подтвердил он.

— Отправляйся на флейт, выдай из кассы зарплату экипажу по сегодняшний день, а потом вернешься сюда с офицерами и унтер-офицерами, — предложил я.

Скупой голландец не сразу поверил в свалившееся на него счастье. Иногда экипаж приза, даже шкипера, обирали до нитки, оставляя только комплект старой одежды.

— Спасибо, сэр! — искренне поблагодарил он.

Вслед за его лодкой на «Жорж Джоунг» отправилась на катере призовая команда под командованием Роберта Эшли. Мичману было приказано следовать за корветом на дистанции не более трех кабельтовых, а если начнет отставать, сразу сигналить. В случае встречи вражеского военного флота в бой не вступать, по возможности удирать в Гибралтар.

— А мы больше не будем по нему стрелять?! — спросила огорченно Фион.

Кровожадность женщин пропорциональна их глупости, а поскольку умных не встречал, войны никогда не прекратятся.

— Зачем нам портить собственное имущество?! — задал я встречный вопрос. — Чем целее будет приз, тем больше получим за него.

— А сколько примерно? — спросила она.

— Если доведем до Гибралтара, то мы с тобой станем богаче тысяч на десять фунтов стерлингов. Думаю, даже на большую сумму, — предположил я.

Поскольку корвет еще не вошел в состав Средиземноморского флота, адмиралу Джону Джервису одна восьмая не полагалась. Ее получу я. Меня это радовало больше, чем причитающиеся еще две восьмые. Не то, чтобы я ненавидел этого человека, но очень не хотелось делать ему такой богатый подарок.

У Фион сразу пропало желание стрелять по флейту. Теперь она смотрела на приз теплым взглядом заботливой мамаши. Сейчас ее скромный ум неторопливо, в силу способностей, переводит предполагаемую сумму призовых в новые платья, туфли, чепчики…