Конев на работу приходил раньше всех, чтобы ознакомиться с оперативной обстановкой за прошедшие сутки и быть во всеоружии к приходу начальника. При этом очень часто Конев бывал не в духе, и свою раздраженность выплескивал на дежурном наряде. Больше всех доставалось дежурным, если что-то было не так. И дежурные старались навести везде и во всем порядок, чтобы меньше выслушивать упреков и матов.

Смехов всегда панически боялся появления Конева, а сегодня особенно, так как из-за расстройства живота к сдаче дежурства не подготовился. Он засуетился, ища глазами свою фуражку. Нашел и, одевая ее на ходу, стремглав побежал к выходу. На крыльце споткнулся и растянулся перед Коневым во весь свой двухметровый рост.

«Даже земля дрогнула!» — рассказывал потом Черняев.

Конев в это утро, как никогда, был в добродушном настроении и неспеша шагал в отдел, тихонечко насвистывая незамысловатый мотивчик. Вид ни с того ни с сего грохнувшего ему под ноги оперативного дежурного в одно мгновение согнал добродушие.

— Георгий Николаевич! С утра что ли самогона нажрался?!! — наливаясь злостью, медленно и с угрозой произнес он. — Даже пересмены не дождался, мать твою…

Слово «мать» Конев произносил твердо и резко, как удар хлыста. Выходило: мат твою! Звуки «е» и «я» в гневе менял на «э».

— Виноват! — вставая с земли, начал оправдываться Смехов.

— Ты у мэнэ к вэчеру не сменишься. — От былого добродушия и следа не осталось. — Нажрался, как боров колхозный, и людей смешишь! — Иван Иванович имел в виду, что дежурный уже с утра изрядно принял на грудь спиртного, а не еду, о которой даже не подозревал. — Я тэбэ жизнь устрою… Мат твою!..

Редкие прохожие, спешившие на работу, увидев падение майора, остановились и откровенно зубоскалили на его счет. Это обстоятельство еще сильнее злило Конева.

— Я тэбэ покажу, как цирк устраивать. Ты дэжурный или клоун?!! Мат твою…

— Виноват! Споткнулся! — мямлил Смехов, пятясь задом к отделу от наступающего на него Конева. — Виноват!

Раздраженный и злой вошел Конев в дежурку.

— Иван Иванович, может, «мелких» рассмотрите? — сунулся с протоколами помощник.

«Мелкими» в милицейском обиходе называли лиц, доставленных в дежурную часть за мелкое хулиганство в общественных местах или же в быту. И все заботы в документировании данной категории лиц полностью возлагались на помощника, потому тот и суетился. Но лучше бы помощник в это утро воздержался от лишней поспешности.

— Нэт! Бардак у вас! — отрезал Конев и в гневе сбросил со стола приготовленные к проверке и подписи журналы. — Вэздэ бардак!

Смехов молча стал поднимать с пола журналы, еще надеясь, что Конев успокоится и рассмотрит собранные материалы и документы.

Все натужно сопели, недовольные собой и друг другом.

Время шло, и пришедший в себя после утренней встряски майор Смехов все же надеялся, что Конев сменит гнев на милость. Так часто бывало.

Но надеждам оперативного дежурного сбыться в этот день было не суждено, видно рок завис над его головой…

— Вот, нашел в туалете, — положил на стол табельный ПМ худосочный «суточник». — На сливном бачке лежал…

«Суточник» — это уже подвергнутый судом административному аресту вчерашний или позавчерашний «мелкий», производивший уборку в здании отдела. Им мог быть кто угодно: и простой работяга, случайно «оскользнувшийся» на семейном быте, и вор-рецидивист, злостно нарушавший общественный порядок. На этот раз оказался работяга.

От такого оборота у всех присутствующих глаза на лоб полезли. В дежурной части повисло тяжелое молчание.

— Кто?!! Что?!! Чей?!! — Первым нарушил паузу одними местоимениями Конев.

Лицо первого заместителя начальника РОВД стало кумачовым.

«Суточника» — словно ветром сдуло — такого задал стрекача из дежурки! Помощник и дежурный недоуменно переглядывались и молчали.

— Собрат наряд суда! — Метал молнии Конев, напрочь забыв про мягкие гласные звуки и мягкий знак. — Я вам, мат вашу, покажу, где раки зимуют и куда Макар телок не гонял!..

Прибежали Черняев, участковый и водитель, до этого момента отсиживавшиеся в кабинете Черняева и смаковавшие приключения дежурного.

— Чей?!! — рыкнул зверем заместитель начальника, цепко вглядываясь в лица подчиненных своими немигающими, лишь чуть прищуренными глазами.

Участковому и водителю оружия не выдавалось, и те только плечами пожали на вопрос заместителя начальника. Черняев отвел полу пиджака и показал оперативную кобуру, в которой находился его пистолет. Помощник показал свою кобуру и пистолет.

— На месте!

Только в кобуре Смехова пистолет отсутствовал!

Георгий Николаевич весь сжался, даже ростом стал меньше, и это, несмотря на то, что он на голову был выше Конева и остальных. Забыл бедный Смехов, как во время своих частых походов в туалет вынул из открытой кобуры пистолет, чтоб тот не мешался при исправлении естественных надобностей или не выпал ненароком в унитаз, и положил его на сливной бачок. Положить-то положил, да забрать забыл!

— А-а-а, клоун! — закричал Конев, выходя из себя от такой выходки оперативного дежурного. — Ты у мэне до следующего дня нэ смэнишься! Понял?..

И понес, и понес склонять на все бока бедолагу. Не только маму с папой припомнил, но и всех ближних и дальних родственников, ангелов и архангелов.

Смехов только успевал глазами моргать, да пот вытирать с лысины и лица.

Конев слово сдержал: сменился Смехов с дежурства только вечером, получив от начальника выговор за халатное отношение к несению службы. А недели через две все сотрудники отдела уже знали, как Черняев попотчевал Смехова пургеном, и откровенно зубоскалили над прожорливым дежурным, величая меж собой его «грудинкой».

Кто пустил этот слух, осталось неизвестным. Впрочем, многие подозревали, что сделал это сам Черняев. Правда, тот везде и всем клялся, что никому ничего не рассказывал. Но Черняев есть Черняев… Так уж он был склеен природой, что не мог обходиться без шуток, подковырок и зубоскальства. Причем довольно часто его шутки были не только жестки, но и жестоки.

4

Черняева в уголовном розыске Промышленного РОВД служил всего несколько месяцев, но фигурой там уже слыл заметной. В розыске это, скажем по-свойски, совсем не просто. Здесь ухарь на ухаре сидит и ухарем погоняет… Такова профессия. И чтобы, едва влившись в коллектив угро, стать не просто сотрудником, а видным сыскарем, таланты нужны незаурядные. Но бог Черняева Виктора Петровича талантами не обидел. Имелись всякие и с избытком. Словом, оперативник он был прирожденный и насмешник закоренелый.

Вокруг него всегда вились разные людишки: что-то среднее между внештатными сотрудниками и бесплатными информаторами. Довольно часто — людишки с нездоровой психикой и ущербной внешностью. Среди таких были Ниткин Валера и Глухов Андрей.

Первый жил на Элеваторном переулке, был сыном рецидивиста Ниткина Ивана. Он откровенно давно и плодотворно шпионил за отцом и его друзьями-собутыльниками в пользу опера.

Второй использовался, в основном, как разносчик повесток. Но иногда приносил и информацию о жильцах своего дома. Был он лет тридцати, невысокого росточка, худенький, тщедушный. Имел третью группу инвалидности. Нигде не работал, хотя и желал работать, но его из-за группы нигде не брали.

Андрей постоянно «одолевал» Черняева просьбой трудоустроить его. Черняев, не стесняясь, каждый раз обещал трудоустроить, хотя и не собирался делать этого. Да и не мог. Но обещал. И однажды, когда они оба находились в опорном пункте поселка РТИ, Андрей в очередной раз стал доставать опера вопросом трудоустройства. Черняев, ради шутки, не задумываясь о последствиях, направил Андрея в отдел кадров завода РТИ.

— Там сейчас новую должность вводят: провокатора. — Сказал он проникновенно Андрею. — Работа — не бей лежачего! Посматривай, кто что делает, чем занимается, — и начальнику докладывай. Зарплата похлестче чем у мастера… Так что, дуй во весь опор в отдел кадров. Скажешь, что от меня.