Минут пять слышно только щелканье зубов, чавканье, плямканье и отхлебывание. Молодые расправляются со своими порциями быстрее. Я тоже, когда поступил в мореходку, ел быстро и никак не мог насытиться. Четыре месяца вместе с нами учились пятикурсники и отдавали нам большую часть своей еды. Эта добавка и куски хлеба, которые втихаря съедал на лекциях, помогали мне дотянуть от завтрака до обеда и от обеда до ужина, который был в шесть часов. Часов в десять вечера приезжала машина со свежим хлебом, еще горячим. Его выгружали в хлеборезку такие же салабоны, как мы, поэтому можно было взять несколько буханок. Поскольку большая часть моих однокурсников была из деревень, в баталерке всегда стояли две-три посылки с салом, присланным родителями. Горячий хлеб с салом — и всю ночь снятся кошмары. Зато до завтрака есть не хотелось. В норму вошел только на третьем курсе, а на пятом мог вообще не пойти в столовую, сказать, чтобы мою порцию отдали салагам.
Помня об этом, я изменил порядки, существовавшие при правлении Джона Ривза, когда старшие забирали лучшее, а младшим оставляли объедки. Теперь все получают поровну. У старших только одна привилегия — берут свои порции первыми, могут выбрать. На столе всегда чистая скатерть и есть полотенца для вытирания рук. Раньше руки вытирали о скатерть, которую, в лучшем случае, стирали раз в неделю. Продукты закупаем не у лодочников-перекупщиков, а на берегу, где все дешевле. Занимаюсь этим я. По субботам отвожу на берег грязную одежду, постельные принадлежности, скатерти, полотенца и отдаю их прачкам, а потом иду на рынок и покупаю на неделю бочонок пива, копченый окорок, колбасы, масло, яйца, сахар, чай, свежую зелень, включая яблоки, которых в Англии завались, поэтому очень дешевы. Англичане уже знают, из-за чего заболевают цингой, но лимонный сок моряки пока не пьют в обязательном порядке, потому что дорог. С покупками возвращаюсь на корабль. Постиранное привезет на неделе кто-нибудь из мичманов. Продукты прячем по бочкам и крепким ларям, чтобы не достались крысам. В связи с тем, что корабль несколько лет находился в отстое, крыс на «Бедфорде» сравнительно мало, но, несмотря на расставленные везде крысоловки, количество их быстро растет. Кстати, пойманных крыс съедают матросы. Говорят, что хороший приварок к однообразной корабельной пище. Да и свежее мясо, пусть и крысиное — хорошее средство от цинги.
Закончив завтрак, шестнадцатилетний мичман, засунув в карманы несколько сухарей, убегает на вахту. Во время стоянки в порту старший лейтенант разрешил мичманам уходить на завтрак немного раньше и возвращаться немного позже. Юный мичман на личном опыте знает, чем грозит опоздание к трапезе в такой дружной семье, где кинь от порога буханку хлеба — до стола не долетит. Остальные сидят еще несколько минут, обмениваясь новостями и сплетнями. На завтрак отводится полчаса. Старожилам это непривычно. Не в традиции англичан вот так просто и дружелюбно общаться с теми, кто «ниже» тебя, поэтому у старших мичманов и помощников свой разговор, а у младших — свой. Только когда говорю я, слушают все. Срабатывает инстинкт на старшего.
В это время по соседству начинается просмотр пойманных бедолаг. Они раздеваются и заходят по одному в каюту хирурга. Осмотр каждого длится от силы пару минут. Один, громко и радостно говоря, что предупреждал о плохом зрении, а ему не верили, убегает наверх. Остальные переговариваются тихо, слов не разберешь. Они смирились с судьбой. В кастовом английском обществе с древних времен права имеют только рыцари-джентри-джентльмены-белые воротнички, а в двадцать первом веке — любой коренной белый англичанин. У остальных нет никаких прав по определению, и они это знают и, что главнее, принимают. Поэтому англичан удивляет, когда их обвиняют в двойных стандартах. Какие двойные?! Стандарт один: англичанин или другой (француз, немец, янки…), кого они считают почти равным себе, имеет права, а поляк, румын, русский, не говоря уже об арабах или, не к ночи будут помянуты, негры, должны молча знать и принимать отсутствие прав. То же самое и в межгосударственных отношениях. С равными надо вести себя прилично, а с остальными — по ситуации, и при этом возмущаться, если всякое быдло не хочет смириться со своей участью, требует отношения к себе, как к равным, и прессовать его за это, используя слова «демократия», «права человека», «свобода слова», «мультикультурализм»…
В будние дни с половины девятого утра начинаются учения и судовые работы. Помощники и мичмана уходят к своим командирам получить задание на день. По воскресеньям утром дают на завтрак на полчаса больше. В девять построение всего личного состава на главной палубе на, как я называю, божественную пятиминутку. Поскольку капеллана нет, а капитан в этот день на корабле не появляется, старший лейтенант зачитывает экипажу отрывок из Библии. Слушают все, независимо от вероисповедания. Так сказать, свобода совести по-английски. Впрочем, если бы присутствовать обязаны были только почитатели англиканской церкви, все бы срочно превратились в католиков, баптистов, а то и вовсе в атеистов. Затем старший лейтенант зачитывает весь Устав службы в Королевском военно-морском флоте. Вот уж что писал отъявленный зануда с садистскими наклонностями! Радовало, что, как обычно, жестокость наказаний смягчалась необязательностью и избирательностью их применения.
По будням молодые мичмана в девять утра возвращаются в кокпит, где до двенадцати я преподаю им навигацию, морскую астрономию, кораблевождение. Это должен делать штурман Томас Рикетт, но, пообщавшись со мной в первый же день и поняв, что и ему не помешало бы у меня поучиться, уговорил капитана назначить меня помощником и доверить эту важную обязанность.
Капитан появлялся на корабле два-три раза в неделю и всего на несколько часов. Он из Портсмута, дом находится неподалеку от набережной Саллипорта. Когда ему надоедает слушать сварливую (со слов Самюэля Уореза, который имел честь с ней общаться) жену, капитан Дэвидж Гулд посылает слугу, чтобы на сигнальной мачте, установленной на набережной, подняли флаги с приказом на «Бедфорд» прислать капитанский катер. Вахтенный мичман докладывает о сигнале вахтенному лейтенанту. Капитанский катер на бакштове за кормой корабля. Он красного цвета, как лев на форштевне. Весла тоже. Плавсредство подтягивают к трапу, гребцы занимают места и под руководством старшины катера, исполнявшего обязанности рулевого, стремительно несутся к берегу. Они должны оказаться там раньше капитана, который очень не любит ждать. Впрочем, еще ни разу не было, чтобы катер ждал капитана меньше четверти часа. За это время гребцы успевали выпить пива или пообщаться с женами, которые разбираются в сигналах на мачте не хуже морских офицеров. Может быть, именно поэтому катер несется к берегу так быстро.
Пятидесятичетырехлетний капитан Дэвидж Гулд среднего роста и крепкого сложения. Лицо грубое, рубленое. Если бы в английском флоте можно было бы в принципе выслужиться из боцманов в капитаны, я бы подумал, что вижу перед собой пример. Не знаю, почему, но Дэвидж Гулд не любит морскую форму. Я видел его только в черном кафтане и панталонах. Менялся цвет камзола, которых я пока насчитал три: красный, коричневый и кремовый. У меня появилось подозрение, что капитан из семьи квакеров. Второй его странностью была привычка думать вслух. Видимо, процесс мышления слишком трудоемок для Дэвиджа Гулда, поэтому отключаются некоторые функции, а именно контроль окружающей среды, потому что перестает замечать, что рядом люди, и контроль речи, потому что тихо проговаривает то, о чем думает. В то же время принятое решение всегда остается в тайне, поэтому подчиненные знают, о чем капитан думал, но должны угадать, до чего додумался. Как мне говорили, связь иногда не просматривается абсолютно. В остальном его характеризовали, как смелого, но безынициативного командира, и в меру вороватого, но не злого администратора.
Он проведал корабль на второй день моего пребывания на службе и пригласил обоих новых мичманов на обед. Кроме меня и Роберта Эшли за столом присутствовал второй лейтенант Ричард Вардроп — тот самый смурной тип, который был на вахте во время нашего прибытия на корабль. Он приходится Дэвиджу Гулду дальним родственником по жене, а потому постоянно обедает у капитана. Обслуживали нас шесть слуг. Капитану положено иметь по четыре слуги из каждой сотни экипажа, то есть на «Бедфорде» должно быть двадцать четыре. Пока нет и половины, но все равно кажется, что их слишком много. Сперва нам подали говядину, замоченную в кларете с перцем и мускатным орехом, а затем запеченную на углях и положенную во вскипяченный маринад, куда добавили взбитое сливочное масло. За ней последовал бифштекс с картофельным пюре, а потом вареный говяжий язык с цветной капустой. На десерт были сливочный пудинг и засахаренные груши. К главным блюдам подали красный портвейн, а к десерту — испанский херес.
