Я предупредил Роберта Эшли, чтобы за столом поменьше болтал. Нас туда пригласили слушать умные мысли начальства, а не умничать. Спросили — ответил, нет — промолчал. И отвечать надо коротко и толково. Юноша держался до второго бокала портвейна. Потом его понесло. Капитан отнесся к его болтовне спокойно. Может быть, потому, что я вовремя пинал под столом молодого мичмана, благодаря чему он затыкался ненадолго. Второй лейтенант за все время обеда произнес от силы пару десятков слов, и большая их часть была сказана слугам. Это были указания налить еще вина. После каждого выпитого бокала лицо Ричарда Вардропа становилось еще бледнее, хотя и до обеда оно было словно напудренное. Я занимал промежуточное положение, произнеся немного больше слов, чем второй лейтенант, и намного меньше, чем юный мичман.
— Кузен писал, что ты служил на купеческом судне, — сказал мне капитан после того, как расправился с бифштексом.
— Полгода юнгой, а потом три года помощником шкипера, — напомнил я то, что написал ему мистер Тетерингтон.
— Вот и Томас Рикетт говорит, что из тебя получится хороший помощник. Ему нужны еще два, а где их сейчас найдешь?! Столько кораблей ввели в строй за последний год, что даже опытных капитанов не хватает, — сообщил Дэвидж Гулд. — Будешь получать… — он запнулся, вспоминая, какой оклад у помощника штурмана.
— Три фунта шестнадцать шиллингов, — подсказал второй лейтенант, который, как мне говорили, из мичманов сразу перешел в лейтенанты во время войны с Соединенными Штатами и ни дня не служил помощником штурмана.
— Предпочитаю получать оклад мичмана и призовые, — сказал я.
Почему-то считалось, что помощники штурмана участие в боях не принимают, хотя мое место по боевому расписанию будет возле грот-мачты, где я буду командовать матросами, работающими с парусами, поэтому призовые им не положены. Матросам, которыми я буду командовать, положены, а мне нет.
— На днях обещают прислать мичманов из Королевской военно-морской академии, — сообщил капитан Гулд. — Если окажутся толковыми специалистами, заменят тебя.
В эту академию берут юношей не моложе тринадцати лет и в течение трех лет учат теории. Потом они должны прослужить на корабле два года, после чего могут сдавать экзамен на лейтенанта. То есть на достижение цели они потратят пять лет — на год меньше, чем те, кто сразу начал служить на корабле. Впрочем, правило «не моложе девятнадцати и со стажем не менее шести лет» часто нарушалось. Знатный или человек со связями в военно-морской среде мог стать лейтенантом лет в шестнадцать, не прослужив и половины необходимого срока.
— Можно назначить Джона Ривза, — подсказал я.
— Этого тупицу переводят с корабля на корабль, потому что он годен только пить и дебоширить. При первом же случае и я спишу его, — пообещал Дэвидж Гулд. — Мне доложили, что он и с тобой подрался.
— Только попробовал, — произнес я, не отрицая сам факт столкновения, но и не сознаваясь в драке.
— Вот такая у них привычка: никогда правду не скажут, — пробурчал тихо капитан, думая вслух.
— Я всегда говорю правду! — вмешался в наш разговор запьяневший Роберт Эшли, который не врубился, что неприлично подслушивать, о чем люди думают. — У меня отец очень строгий, наказывал, если я совру!
Дэвидж Гулд не обиделся и даже улыбнулся, слушая пьяный базар. У капитана две дочери на выданье и маленький сын. Может быть, Роберт Эшли в голове капитана ассоциировался с сыном.
С этого дня я стал помощником штурмана, а потом и учителем подрастающего поколения, которое упорно не хотело повышать свой профессиональный уровень. Точнее, они были уверены, что знание навигации и астрономии боевым офицерам ни к чему. Прикажут штурману — и он доведет корабль до места боя, а там они и без этих знаний расправятся с врагом. Кстати, на корабле радиоэлектронной борьбы «Рица» второй дивизии охраны водного района Краснознаменного Черноморского флота, на котором я проходил офицерскую стажировку, командир штурманской боевой части жаловался мне, что офицеры других специальностей в навигации, мягко выражаясь, слабоваты. Через неделю на «Бедфорд» прибыли три выпускника Королевской военно-морской академии. Один из них был семнадцатилетним и успевшим до учебы послужить два года на фрегате, поэтому его сразу назначили третьим помощником штурмана, а два — шестнадцатилетними теоретиками, поэтому остались мичманами.
Во время наших теоретических занятий на гондеке над нашими головами и опердеке, шканцах и баке проходят практические. Комендоры под руководством мичманов и присмотром офицеров раскрепляют пушки, заряжают, выкатывают, открыв порты, в положение для стрельбы, потом откатывают на длину брюка, пыжовником выковыривают начинку (вместо пороха мешочек с опилками), банят и опять заряжают. К ядрам, картечи и книппелям добавились бомбы, но моряки их недолюбливают. Слишком часто бомбы взрываются до того, как вылетят из ствола пушки. Дальность стрельбы тридцатидвухфунтовых пушек больше мили, но результативная — около двух-трех кабельтовых. Занятия продолжаются часа два. Движения доводятся до автоматизма. Говорят, что опытный расчет делает пять выстрелов за три минуты, причем на французские два отвечают тремя. Посмотрим в бою, так ли это. В любом случае, мероприятие полезное во всех отношениях: и опыт нарабатывают, и экипаж не болтается без дела, что резко повышает дисциплину, и физическая нагрузка полезна при малоподвижном образе жизни на корабле, и устают основательно, что резко снижает уровень агрессивности. По окончанию занятий орудия крепятся по-походному.
На главной палубе матросы под руководством морпехов осваивают мушкеты. Мишенью служит высокая куча всякого ненужного хлама на плоту, который метрах в пятидесяти от корабля. Зачетным считается выстрел, если пуля попала в любую часть кучи или плота. Юные мичмана с большим бы удовольствием постреляли из мушкетов, но приходится слушать бухтение зануды.
На обед кокпит опять наполнился членами нашего клуба. Как положено, постучали ложками, и стюард Георг Кинг внес бачок с гороховой кашей с маленькими кусочками разваренной солонины. Ее специально режут очень мелко и разваривают вместе с горохом очень сильно, превращая в жиденькую кашу, чтобы не было драк из-за лучшего куска. В том месиве, что в нашем бачке, невозможно найти лучший кусок. Еще варево делают из овсяных хлопьев и картошки, но последняя бывает редко, потому что начистить на такую ораву трудно. Затем слуга выдает из наших запасов каждому по ломтю копченого, свиного окорока и пшеничного хлеба, у которого на верхней корочке перед запеканием была выдавлена буква «W» (от Weat — пшеница). Это хлеб для состоятельных, а беднота покупает черный хлеб грубого помола, помеченный буквой «H» (от Housewife’s bread — хлеб домохозяек). Вроде бы стюард отрезает всем одинаково, но мой кусок всегда немного больше, а у молодых мичманов — немного меньше. Старшие обед начинают с грога — смеси рома с подслащенной, холодной, кипяченой водой. Напиток так назван в честь адмирала по кличке Грог (так называется дробленый кирпич, наверное, о свою голову дробил, как российская десантура). Раньше каждому выдавали по полпинты (чуть менее трехсот грамм) рома, но адмирал решил, что это много, и приказал разводить водой, подсластив ее. Подозреваю, что теперь рома в напитке чуть больше, чем сахара. Членам экипажа моложе пятнадцати лет грог не положен, поэтому юные мичмана смотрят на старших с завистью. Они уверены, что пить это пойло — признак военно-морской крутизны. Кстати, новичкам, прибывшим на корабль после одиннадцати часов утра, дневная порция грога не положена, поэтому они первым делом уточняют, сколько время.
После обеда отдых. Можешь заниматься, чем хочешь из разрешенного. Даже можно поспать, если найдешь удобное место. Гамаки с постельными принадлежностями трогать до отбоя не положено, но если сумеешь пробраться в кладовую с запасными парусами…
Между четырьмя и пятью часами к борту корабля приплывает лодочница, которая продает нам свежее молоко, булочки, хлеб и что заказали в предыдущий день. Молоко и булочки покупаем для вечернего чая, который строго в пять часов. Перед этим приемом пищи ложками не стучат. Стюарт приносит медный чайник с заваренным чаем, молоко в медном кувшинчике, булочки, сливочное масло и варенье. Чай разливает первый помощник штурмана Джон Хантер. У штурманов, как и у лейтенантов, старшинство определяется датой получения должности, но в данном случае он получил эту обязанность, как старший по возрасту. В английских семьях святая обязанность разливать чай принадлежит старшей женщине. Обычно это мать семейства. Если кто-то другой хочет исполнить эту обязанность, то говорит: «Я побуду мамой». В кокпите «мамой» пришлось быть Джону Хантеру. Он выполняет эту обязанность добросовестно: всем, кроме меня, наливает чая в оловянные кружки ровно на три четверти. Молоко каждый доливает себе сам. Мне наливает полную кружку чая. Я это извращение — чай с молоком — не понимаю и не принимаю, а китайцы и вовсе считают первым признаком варвара, потому что так пьют и их соседи-кочевники. Мои сослуживцы считают варварством отказ от молока, но относятся с пониманием. Жители метрополии знают, что их соотечественники, проведшие много времени в колониях, нахватываются там дурных привычек. Надо относиться к этому спокойно, потому что и сам можешь оказаться у черта на куличках.
