— Итак, подполковник, с каким ответом вы прибыли? — спросил у него Роальд Силантьевич.

— Если позволите, я бы сначала хотел поговорить с князем, — ответил Киётаке, вопросительно посмотрев в мою сторону. На что я ответил утвердительным кивком.

— Прибывшие из Нагасаки беженцы утверждают, что вы за день разрушили город. Это правда? — прищурил подполковник и без того узкие глаза.

— На само разрушение ушло меньше полутора часов, — подтолкнул я ему в ответ пачку свежеотпечатанных фотографий.

Киётаке вытащил из нагрудного кармана дорогой футляр из кожи змеи, и нацепил на нос пенсне в тонкой золотой оправе. После, он, не спеша, начал поочерёдно брать снимки, внимательно вглядываясь в каждый из них, и укладывал их обратно аккуратной стопкой. Особенно долго он рассматривал фотографии разрушенных береговых батарей. Причём, первый снимок, где батарея была засыпана льдом, он сначала пропустил, но потом вернулся к нему, узнав характерные контуры мыса, где она была расположена, и потеряв безразличное выражение лица, не удержался, со значением посмотрев на меня поверх пенсне.

— Полагаю, с Фурутакой у вас такой лёгкой победы может не получиться, — снова одел подполковник маску безразличия на лицо, убирая футляр в карман.

— Правильно рассуждаете, — согласился я с ним, — Дня четыре придётся потратить, прежде чем мы сможем приступить в Хиросиме и Осаке. Сами понимаете, оставить в тылу армии такие силы, как ваш гарнизон, мы не имеем права. Так что выбор за вами. Или вы присягаете Императрице, или я вынужден буду захватить Фурутаку силой.

— Кстати, князь, а сколько пленных вы взяли в Нагасаки? — потёр переносицу Ишивара.

— Ни одного. Может, позже, под развалинами кого откопают. С изменниками и заговорщиками иначе нельзя, — пожал я плечами.

— Ни гарнизон Нагасаки, ни я, изменниками не были, — озадачил меня подполковник весьма неожиданным заявлением, — Я присягал Микадо, но, когда его не стало, единственной властью в стране стал сёгунат.

— Которому вы присягнули…

— Ни я, ни армия, ни флот этого просто не успели сделать, — позволил себе Киётаки тонкую улыбку, чуть заметно скользнувшую по его лицу, — Присяга даётся конкретному лицу. Руководителю страны. К сожалению, благодаря вам, они чересчур быстро менялись.

— Так каков же будет ваш ответ?

— Мы согласны сложить оружие и принести присягу Императрице Аюко. Могу я узнать о нашей дальнейшей судьбе? Какому из японских Кланов вы планируете отдать город?

— Отдать Южный Имперский морской порт Клану? Полковник, вы меня удивляете… — старательно изобразил я недоумение, в лучшем стиле князя Константина выгибая дугой бровь.

— Я подполковник, — уточнил Киётаке Ишивара.

— Поверьте, полковник, я редко ошибаюсь в званиях, а если и ошибаюсь, то мои ошибки странным образом превращаются в действительность. Например, один небезызвестный вам контр-адмирал, который тоже думал, что я ошибся, назвав его адмиралом, недавно из рук Императрицы получил орден. И, удивительное дело, в наградном листе он тоже оказался адмиралом.

— У Императрицы появились ордена? Помнится, Микадо награждал нас более ценными подарками, — слегка расслабленно заметил полковник, отходя от нелёгких переговоров.

— Более ценными, чем орден-оберег, который может защитить от пули или осколков снаряда? — удивился я.

— Простите, князь, я был не прав. Наша Божественная Императрице удивительно мудра, — поклонился Ишивара, и впервые за весь разговор посмотрел на меня с подобающим уважением.

— Ваше Сиятельство, к вам пытается прорваться казацкий сотник Нечипорюк. Криком кричит, что дело у него к вам чрезвычайной важности и очень срочное, — заглянув к нам в кабинет, доложил дворецкий.

Нет, не подумайте, что я в столице, где у меня есть свой дворецкий, кстати, единственный на все мои княжеские владения.

Это мы с Алябьевым в очередной раз воспользовались гостеприимством Владивостокского губернатора и заняли гостевые покои в его особняке. Готовимся к встрече с командующим Владивостокской эскадрой и его штабом.

Перед высадкой на севере Хонсю нам очень не помешает провести отвлекающий манёвр, например, имитацию высадки десанта в районе небольшого японского городишки Тояма, от которого до Токио уже рукой подать. Меньше трёхсот километров по прямой или километров четыреста по плохим дорогам.

Место для высадки десанта нам подсказали в штабе флота и, судя по обилию деталей, отнюдь не случайно. Похоже, это давние наработки штабных офицеров, оценивших удобство и защищённость огромной бухты, пригодной для размещения любой, даже самой большой флотилии мира.

Про сам город Тояма и его окрестности мы теперь знаем всё, и даже больше, чем требуется. Просёлочные дороги, тропы, телефонные линии, мосты, реки и ручьи, полицейские участки и таможенные посты, а также сотни других мелочей — всё отмечено на картах и сопровождено обильными описаниями.

— Пригласи. Узнаем, что случилось, — кивнул я дворецкому, закидывая назад голову и хрустя шейными позвонками, затекшими от долгого изучения карт.

— Ваше Сиятельство, — гремя подковками сапог, ворвался к нам ражий сотник, выглядевший изрядно помятым и не выспавшимся, — Беда! Мало того, что мы ваше распоряжение не выполнили, так ещё и пограничный конфликт спровоцировали!

— Конфликтом больше, конфликтом меньше. Разберёмся. Ты по делу рассказывай, — указал я ему на стул, жалобно скрипнувший под его весом

— Всё делали, как вы сказали, — плюхнулся на стул сотник, дождавшись сначала подтверждающего кивка Алябьева, — Начальника строительства нашли, через него на хунхуза вышли, ну, на маньчжура этого Чжана. У него под началом свой отряд был. Сабель в сто-сто двадцать, как я думаю. Но в Уссурийск он всегда только десяток с собой брал и пяток штатских, которых наблюдателями оставлял, а потом обратно их забирал, когда они девочек устроят.

— Это как ты так ловко численность отряда вычислил? — вклинился генерал, внимательно выслушивая сотника.

— По верёвочкам с узелками. У маньчжурских десятников она чуть толще и с двумя узелками. А раз с Чжаном по три — четыре десятника разных приезжают, то получается, что семь или восемь десятников должны на той стороне оставаться, чтобы за порядком следить и отряд блюсти, — выложил казак свою нехитрую арифметику, которую ни я, ни генерал, не поняли.

— Пётр Васильевич, ты к делу переходи, — поторопил я казака.

— Так, а я чтож… — выразительно зыркнул Нечипорюк в сторону Алябьева. Нет, понять сотника можно. Расскажи он кому, как вместе с князем и целым генерал-лейтенантом за одним столом сидел, рассказывая про свои дела, так ведь не поверит никто, — Недели две мы первую партию ждали. Немного он тогда привёз. Всего двадцать четыре девки. Одна, правда, хроменькая оказалась, но из таких, на которых смотришь, и радость на сердце. Улыбчивая, и вообще… Взял я грех на душу, не стал её выбраковывать, — тоном опытного лошадника продолжил сотник.

— Князь, вы решили работорговлей заняться? — развернулся ко мне всем корпусом Алябьев, — Это я сейчас вас, как наместник Императора спрашиваю, — добавил строгости в голос генерал.

— Перед вашим приходом я столичные газеты, правда, недельной давности изучал, — довольно лениво кивнул я Алябьеву на стопку газет, валяющуюся около дивана, — Там написано, что граф Тихомиров итальянского архитектора Кострелли выписал, чтобы тот ему дворец в Петергофе спроектировал. В газетах утверждают, что граф итальянцу десять тысяч золотом заплатить пообещал.

— И что? Не вижу связи, — помотал головой генерал-лейтенант.

— Отчего же? Неужто Тихомиров этого Кострелли в рабство взял?

— За десять-то тысяч, да вы смеётесь…

— А какая разница, за сколько? Италия — страна дорогая. Этот Кострелли там долго обучался, что тоже не бесплатно, прежде, чем стал архитектором. Оттого и цена высока. А у нас — обычная маньчжурская девушка, у которой и навыков, нужных мне нет, и цены в Маньчжурии в десятки, а то и в сотни раз ниже. Отчего бы мне её не нанять? Чтобы нитки прясть или бамбук собирать, мне Кострелли не нужен. Уж не обессудьте, — довольно комично развёл я руками, ошеломив генерала иезуитским вывертом логики.