Опережая работниц поезда, бросился по направлению к источнику голоса. Дверь одного из купе дальше по коридору была приоткрыта и, забежав туда, я замер на пороге. Зрелище моим глазам предстало тошнотворное.

На нижней койке справа, верхом на басовито верещавшей женщине, распластался мой недавний знакомый — отец Василиск. Капюшон его балахона съехал набекрень, пухлые щеки вжимались в глубокое декольте дамы лет сорока. Отец Иеремия настойчиво пытался оттянуть его от пассажирки, приговаривая что-то невнятное заплетающимся от количества выжранного кагора языком.

Напротив, вжавшись в стену, сидела совсем еще молоденькая девчонка и истерично вопила, прикрываясь одеялом.

Короче говоря, сориентировался я быстро.

— С каждым днем мы всё дальше от бога, да⁈ — откинул отца Иеремию в сторону, ухватился за плечи второго и рывком поднял с дамы.

— С кждм днем, с кждм днем… — заплетаясь и проглатывая гласные, согласился тот. Ткнул меня локтем в живот и, как только моя хватка ослабла, снова плюхнулся на орущую женщину.

— Вот падаль! — выругался и вновь отодрал его от потерпевшей.

Затем церемониться не стал. Схватил его за капюшон, грубо вытащил из купе, развернул и, схватив за грудки, прижал к окну в тамбуре. Всем весом на него навалился, чтобы хоть как-то сбить с церковника спесь, но он всё никак не прекращал буянить. Вырывался, причитал о том, что он служитель Троицы всеблагой и грозился мне судом божьим. Плевался, краснел, надувал щеки.

Второй рухнул на колени рядышком, дергая отца Василиска за край рясы и вяло призывая вернуться в свое купе.

Вот это попутчики, конечно… Таких, как они, мне в свое время заказывали целыми пачками. Преступления, правда, были более тяжкими, чем домогательства к пассажирке поезда, но вины в совершенном этот факт не умалял.

Силы постепенно покидали борова в рясе. Я уж думал, что он уснул от усталости и критической концентрации кагора в организме, но мужик неожиданно дернулся. Едва успел сделать шаг назад, когда отец Василик смачно проблевался прямо посреди тамбура. А затем еще и еще…

— О боже… — прошептала потерпевшая, выглядывая из-за двери купе. — Троица помилуй, какая срамота…

Проводницы брезгливо уставились на святошу, затыкая носы. Девушкам можно было лишь посочувствовать, ведь им потом всё это дело убирать. Отец Иеремия всё еще ползал по полу на четвереньках, уворачиваясь от смердящих брызг, а, в свою очередь, с каменным лицом повернулся к пассажиркам.

— Всё в порядке? Не пострадали?

— Пострадала только моя гордость… — пробасила женщина, театрально приложив тыльную сторону ладони ко лбу.

И с чувством исполненного долга я вернулся в свое купе. Мужчина с верхней койки, кстати, так и не проснулся. Везунчик.

Не убоясь кары господней, проводницы высадили перепивших священников на следующей же станции от греха подальше. Я еще долго слушал их причитания, раздававшиеся из тамбура, пока они бегали туда-сюда со швабрами и тряпками и где-то в глубине души сочувствовал.

Ехать до Воронежа оставалось около двух часов, а сна больше не было ни в одном глазу. Так что под аккомпанемент сопения своего соседа я продолжил изучение Империи, в путешествие по которой намеревался отправиться.

Даже при том, что новое приключение еще до высадки с поезда не заставило себя долго ждать.

Примерно через час поезд остановился. Причем настолько резко, что пустые бутылки из-под кагора покатились по полу. Сверившись с расписанием, выяснил, что до промежуточной станции мы еще не доехали.

— Уважаемые пассажиры, — раздался голос машиниста из динамиков в тамбуре, — была совершена вынужденная остановка по причине неисправности железнодорожных путей. Сохраняйте спокойствие. Как только неисправности будут устранены, состав продолжит следовать по маршруту с конечной остановкой в Воронеже. Просим прощения за предоставленные неудобства.

Ну что ж, выйти и проветриться, что ли, раз такой шанс представился? Из тамбура всё еще несло блевотиной даже после того, как проводницы щедро залили всё химозой с неопознанным составом.

Когда я вышел из купе, на выход из вагона выстроилась уже целая очередь из желающих выбраться на свежий воздух. И пусть сначала работницы поезда настойчиво просили всех вернуться на свои места, под натиском недовольных нам всё-таки дали добро.

Платформ в месте вынужденной остановки не было. Пассажирам приходилось спрыгивать прямо на гравий, местами поросший сорняками. Заметил я в толпе и пострадавших от вечернего налета дам. Всё еще на взводе, переговариваясь между собой, они выбрались из вагона, задирая длинные юбки. Следом за ними спустился и я.

Вагон наш был третьим по счету, так что решил прогуляться до головного, чтобы взглянуть на причину возникших неприятностей воочию. Кто знает, может, удастся чем-то подсобить? Я аристократ не гордый. В грязи вывозиться не побоюсь.

Но стоило мне подойти к машинисту и вместе с ним склониться над промороженной землей и разбитыми рельсами, всё моментально встало на свои места. Фигурально. От клочка пострадавшей земли буквально разило до боли знакомой мне аурой. Холод этой ауры пробирал до костей, пар валил из наших ртов, хотя на улице стояла ранняя осень.

— Неужели?.. — вслух произнес я.

Прошел вперед, завертел головой по сторонам в поисках нового сосуда искомой души. И резко выдохнул, когда заметил мерцающую голубым светом шкурку, промелькнувшую среди деревьев.

— Долгая ли остановка нам предстоит? — не оборачиваясь, обратился к машинисту.

— Честно говоря, понятия не имею, господин. Как только прибудет ремонтная бригада, не раньше.

— Понял, — кивнул.

Вернулся в купе, вооружился и после этого уверенной походкой отправился в лес. Останавливать меня не стали. Мало ли, по нужде пошел. С ножнами на поясе, ага. Но да, действительно по нужде. Вернуть себе Скурата — душу ледяного келпи, забрать которую в первый раз едва не стоило мне жизни.

Деревушка Гринвуд…

Более века назад…

— А я запомнил ее совершенно другой, — окинул взглядом некогда утопавшее в сочной зелени поселение.

— Я тоже… — беспокойно прошептала Санса и поежилась то ли от пробиравшего до костей холода, то ли от предчувствия чего-то нехорошего.

Окружавшие деревушку деревья сбросили листву, и нынче стояли абсолютно нагие пред ликом мороза. Крыши домов были покрыты настолько толстыми шапками снега, что, не ровен час, обрушатся на жильцов вместе с черепицей, погребая несчастных под обломками.

— Не надо было брать тебя с собой… — слишком поздно осознал я.

— Я такой же член «Юстициус», как и любой другой, — мгновенно вскинулась Санса. Ресницы, покрытые тонким слоем инея, затрепетали. — Не надо делать мне чести только потому, что мы спим вместе.

— Даже если я не сплю с кем попало? — вскинул бровь.

— О-о-ох, ты невыносим, Даггер! — закатила девушка глаза и пустила лошадь трусцой. — Давай догоняй, пока задница не примерзла к седлу!

Остановились мы у первого же дома, на крыльце которого ярко горел фонарь. Крупные хлопья снега частично застилали обзор, так что лишь на огоньки и можно было ориентироваться. Морозные цветы разрисовали окна, и приезд наш пока что остался для жителей незамеченным. Нужно исправлять ситуацию.

Побил ботинки друг об дружку, чтобы избавиться от комьев налипшего снега. Постучался и, не дожидаясь приглашения, вошел.

Сперва на нас с Сансой воззрились две удивленных пары глаз. Слегка поддатый с виду гном с густой рыжей бородой и тощий эльф сидели за дубовым столом. Но немного погодя гном разрядил обстановку басовитым смехом.

— Аха-ха! Да энто же господин Даггер! — хлопнул бородач в ладоши и засеменил ко мне с кружкой в руках. — Добро пожаловать, господин Даггер! Энто он, — пожав мне руку, обернулся он ко второму. — Из ордена «Юнстинциус» которыя! Он-то в два счета с заразой энтой справится, зуб даю! Даже два, аха.