Пока мы целое утро, то на скале, на ветру торчали, а потом ещё и на дирижабль взобрались, чтобы продолжить испытания, Фёдоров тихо — мирно читал у камина свежие газеты с журналами, и употреблял чай с лимоном, заедая его печеньем и пряниками. А ещё он — сладкоежка. На столе три пиалы с различными сортами мёда стоят. Его, этого мёда, у меня тут, в Бережково, с избытком. Не поверите, но старая шутка о том, что я обожаю мёд, до сих пор работает. Когда-то удавшийся розыгрыш алькальдов, в результате которого мне понесли взятки мёдом, стал чуть ли не традицией, а скорее — традиционной шуткой. Дескать — мы тут все свои и шутки понимаем, но ты, князь, медок-то отпробуй — чудо же, как хорош!
Если что, я уже не меньше десяти сортов мёда чисто на вкус различаю и скоро, как эксперт, могу их даже с завязанными глазами научиться определять.
— Никогда в жизни вкуснее мёда на пробовал! — жизнерадостно встретил нас Фёдоров, стоило нам с Шабалиным зайти в обеденный зал, — Особенно вот этот хорош! — указал профессор на одну из вазочек, — Прямо запах цветов чувствуется.
— Кипрейный мёд. Иван-чая в наших местах много. Этот сорт очень хорошо помогает от бессонницы, — определил я по цвету, — Обязательно распоряжусь, чтобы вам бочоночек такого мёда завтра же отправили.
— Олег Игоревич, право слово, неудобно. Я вовсе не ради подарка мёд похвалил, — совсем как юная девица, засмущался Фёдоров.
— О, а пойдёмте я вам одно занятное помещение покажу, — решил я поднять себе настроение.
Гости переглянулись, но возражать не стали, и я их повёл в моё мёдохранилище.
Угу. У всех нормальных людей винный погреб построен или ещё какой изыск в особняке имеется, а я что, лысый? У меня тоже своя фишка есть.
Несколько сотен бочонков с мёдом! На каждом картонная бирочка имеется: — что это за мёд, с каких медоносов, в какое время года собран и откуда привезён. Всё честь по чести, как в библиотеке. Даже книжица инвентарная у дверей висит.
Кстати, география у моей коллекции широкая: тут и Алтай, и Башкирия, и Кавказ. И каждому региону есть, чем похвастаться.
Если кто думает, что у меня стоят ряды двухведёрных бочонков с крантиками, то нет. Правильный мёд долго жидким не бывает. Это пока его в медогонке тёплым из сот качают, он ещё льётся, а чуть начнёт остывать, и всё. Я как-то раз дорогую ложку из любимого Дашкиного сервиза сломал, пробуя по поздней осени самостоятельно наковырять немного мёда к завтраку. А для некоторых сортов у меня теперь специальные стамески заведены. Не один я ложки ломал. Повариха тоже пары ножей лишилась, а потом категорически стребовала с меня специнструмент, сломав свой любимый нож. Так что пришлось мне заказывать этакие крепкие совочки — стамески из нержавейки и пару дубовых киянок.
Специально для гостей, чтобы не шокировать их видом нарубленного мёда, на кухне мёд немного подогревают на водной бане, доводя его до состояния повидла. Городские продавцы приучили горожан к тому, что мёд поздней осенью ещё может быть жидким. Да что там говорить — он у них даже зимой жидким бывает, что вообще чушь полная.
Похвастаться удалось. Гости никак не ожидали увидеть мёд в его натуральном состоянии. А также мою коллекцию со всеми её ароматами и особенностями.
— Вы знаете, Олег Игоревич, но ваш подход ко всему, на первый взгляд обыденному, меня ещё больше впечатлил. Собственно, я и прилетел к вам с любопытным предложением, — издалека начал Фёдоров, когда мы возвращались из подвала.
— Империи нужен мёд? — позволил я себе лёгкую ухмылку.
— Нашей промышленности нужен алмазный инструмент, — покачал головой профессор, — И эта тенденция развивается уже не год от года, а от месяца к месяцу. С каждым месяцем инструмента нужно всё больше и он должен быть разнообразнее.
— Сколько могу делать на сторону — столько и делаю, — досадливо поморщился я, понимая, что простой Чаш, в виду моего пребывания в Японии, мог существенно сказаться на запасах алмазного сырья.
Обломки и обрезки моих кристаллов уходят на вполне земные цели: из них делают алмазный инструмент, оснастку и шлифпорошки.
Гораздо больше искусственных алмазов, пригодных к употреблению в производстве в виде абразивных материалов, дают новосибирцы.
— Я полагаю, что слово — импактиты вам незнакомо, — не торопясь, продолжил Фёдоров.
— Представьте себе, я про них знаю, — улыбнулся я в ответ, потому что судя по виду профессора, к такому ответу он не был готов, — Как и про то, что Попигайское астроблема — довольно уникальное явление.
— Угу, — залез всей пятернёй профессор в бороду, собираясь с мыслями и на ходу перестраивая разговор, — А я уж хотел было блеснуть эрудицией.
— А вы не стесняйтесь, рассказывайте. Мы с Константином Семёновичем вас с удовольствием послушаем. Особенно, если вы не станете нас грузить мудрёными геологическими терминами, — поспешил я успокоить Фёдорова.
Мало того, что профессор мне сам по себе, как человек нравится, но есть у него и другие таланты. Кроме феноменальной памяти, сохраняющей в себе выдающийся объём знаний, есть у Фёдорова этакая особая наблюдательность, присущая далеко не всем людям науки. Он умеет подмечать связи в описываемых им предметах беседы. Казалось бы, что тут такого, но суметь вычленить ключевые моменты из огромного объёма информации и затем построить из них последовательную цепочку рассуждений — это особый талант.
С сомнением покачав головой, профессор промочил горло парой глотков чая, и начал рассказывать.
— В бассейне среднего течения реки Попигай, что протекает на севере Красноярской губернии, расположен крупный метеоритный кратер, входящий в десятку крупнейших кратеров Земли. Попигайская астроблема — звездная рана нашей планеты, представляет уникальный по степени сохранности и обнажённости импактный кратер диаметром порядка ста километров и возрастом около тридцати пяти миллионов лет. Гипотеза о метеоритном происхождении кратера была основана на изучении обнажений породы, на участке с названием называемые Пёстрые скалы, где на поверхности видны отложения, подвергшиеся ударному плавлению и дроблению. Тогда же появилось предположение, что здесь возможны залежи алмазов, связанные с преобразованием графита и угля при больших температурах и давлении в очень твердую породу. При исследовании образцов породы из Попигайского кратера, была открыта новая коренная порода алмазов — импактиты. На территории Попигайской котловины импактиты во многих местах выходят на поверхность и уходят на глубину до полутора километров. Алмазы встречаются по всей котловине везде, как в породах, так и в россыпях. Они образовались при ударном сжатии пород, когда графит переходит непосредственно в алмаз. Общие запасы алмазов Попигайского месторождения, по подсчетам исследователей и данным предков, превышают все известные запасы алмазов кимберлитовых провинций мира. Импактные алмазы значительно отличаются от традиционных, кимберлитовых. Внешне они совсем не похожи на обычные алмазы. Они неказисты на вид и в основном имеют темную окраску. Также их отличает также более высокая плотность и твердость. Алмазным пилам они не поддаются, а по износостойкости превосходят любой материал на Земле. По этим качествам импактные алмазы незаменимы в технических целях. Собственно говоря, вон они, — с этими словами Фёдоров вынул из кармана крошечный плоский футляр и открыв его, показал нам четыре тёмных кристаллика, размером чуть больше спичечной головки, лежавших на белой салфетке.
— Сдаётся мне, неспроста вы ко мне с лекцией и образцами нагрянули. Должна быть серьёзная причина, а то и не одна, — утвердительно заметил я, пока Фёдоров пил чай, держа паузу и пытаясь оценить, насколько ему удалось нас заинтриговать.
Это было понятно по его изучающему взгляду, которым он поблескивал над чашкой.
— Вы правы, причина далеко не одна, их несколько, но про импактиты я рассказал только для начала. Так уж вышло, что совсем недалеко от Попигайской астроблемы находится уникальнейшее месторождение Томтор. Я ни на грамм не ошибусь, если назову его кладовой «редкостей». Рудный массив Томтор расположен на самом севере Якутии, в двухстах пятидесяти километрах от побережья Северного Ледовитого океана. Уникальность массива — в гигантском месторождении комплексных руд: на сегодняшний день учтены запасы десяти химических элементов, но все же визитная карточка Томтора — это ниобий, иттрий, скандий и лантаноиды, присутствующие здесь в огромных количествах и в уникальных концентрациях. Предки так и не сподобились на промышленную разработку этой богатейшей кладовой, созданной самой природой. Чтобы вы поняли, с чем мы столкнулись, могу назвать максимальную концентрацию ниобия в некоторых изученных образцах — она под восемьдесят процентов. И это фантастическая цифра! Ниобий выгодно добывать даже при двух процентах его содержания в руде.
