Царский гонец потер свой и хмыкнул, осматривая наглеца в лохмотьях.

– Ты хоть понимаешь, кто я такой?

– Гадхе, который испачкал мою одежду, – не остался в долгу тот. – Извиняйся давай! Монет дай или еды хотя бы. Еда есть?

Посланцу самого царя не пристало извиняться перед всякой чернью, и Бриштамал даже опешил. Он был одет по последней столичной моде, и одежда однозначно подчеркивала его высокое положение при дворе.

– Отвали, недотепа, – попытался уладить дело миром царский гонец.

Ему не хотелось сегодня драться, да и увиденная смазливая мордашка в этот момент занимала все его мысли. Надо быстрее доложить царю.

– Че? – возмутился пострадавший. – Ах ты тупой моорх! Да я тебя!..

Он бросился подбирать с земли дубину, которую выронил, когда столкнулся с Бриштамалом. Гонец опередил его метким ударом кистеня по голове.

Вернувшись во дворец, Бриштамал пал ниц перед Нагумпохабидинбухарином IV.

– О, царь царей! – начал он свой рассказ. – Я встретил деву невиданной красоты, которая как раз подойдет для твоего гарема.

– Фигуристая?

– Самый сок! Прекрасные глаза, нежная кожа, точеный стан, длинные волосы...

– На выданье ли? – перебил самодержец, деловито почесываясь между ног.

Его жирная туша развалилась на троне и всем своим видом демонстрировала превосходство. Это он только с виду неповоротливый, но может в мгновение ока прийти в неукротимую ярость и добежать до обидчика. Тогда вызвавшего его гнев ничто не спасет.

Бриштамал побледнел, потому что совершенно забыл узнать о таком важном обстоятельстве у родителей красотки. Проклятый оборванец!

– Да, – неуверенно ответил придворный сват, тяжело сглатывая.

– Добудь! Узнай, сколько за нее хотят и сразу веди ко мне. Чтоб до следующего полнолуния была на моем ложе. Золота не жалей.

Царь явно воспылал неутолимой похотью. Бриштамал тут же бросился исполнять новое поручение, наплевав на отдых. Крутой нрав самодержца был известен ему слишком хорошо, чтобы хоть немного промедлить.

Как оказалось, родители давно подыскивают своей кровиночке супруга побогаче и готовы отдать ее за достойный выкуп. Однако сто баранов и мешок золота – это перебор.

– Будь же благоразумен, о жаднейший из жаднейших! – начал торг главный сват.

Царь, конечно, готов швырять золото направо и налево, да только казначей за такой выкуп голову оторвет. Сам ведающий казной сановник стоял позади и многозначительно покашливал, требуя сбить цену до приемлемой. Придется попотеть. Если Бриштамал не приведет невесту, голову ему снесет уже царский палач. Могут даже сторожевым воргам или мантикоре на растерзание отдать.

– Так ведь не за раба выдаем! – возразил Душняк.

Какой подлый аргумент, однако. Даже возразить нечего. У невесты самого царя и выкуп должен быть царский. То, что другие родители оказались не столь жадны и прозорливы – исключительно их проблемы.

Сват порыскал взглядом в поисках вдохновения и обратил внимание на изможденных детишек с голодными глазами. Ребята робко заглядывали в окна и сразу спрятались, как только заметили чужое внимание. Опытные, значит. Бриштамал уже видел их, роющихся в отбросах в поисках съестного. Тощие, как жерди, со впалыми животами.

– Вижу, неурожай был в этом сезоне, – с хищной улыбкой заметил царский посланец. – Если мы уйдем искать другую невесту, немногие переживут зиму без этого выкупа.

Душняк нахмурился. Старый гоблин сразу понял, к чему клонит царедворец.

– Согласен на пятьдесят баранов и половину веса золотом, если принесете через три дня, – скрипнув остатками почерневших от времени передних зубов, произнес хозяин дома. – Но Тырю отдам, только когда ей стукнет двенадцать. Еще месяц ждать.

Бриштамал обмер. Гоблинские девицы созревают для любовных утех раньше, чем женщины других народов, но традиции не дозволяют слишком ранние браки. Должно исполниться хотя бы двенадцать лет, а лучше тринадцать, чтобы пересудов не было. Беда! До следующей полной луны никак не успеть.

Гоблинских девиц обычно не спрашивают, хотят ли они замуж. Крохотырю или Тырю, если по-простому, естественно, тоже никто не спросил, хочет ли она замуж за старого, толстого и уродливого царя. Родители заметили в ней будущую красоту еще лет в восемь и с тех пор старательно откармливали. Даже обучили не только умению хлопотать по хозяйству, но и зачем-то грамоте. В целом жилось ей куда лучше остальных братьев и сестер. Только вот выходить из терема строго-настрого запрещалось в отличии от них. Девочка немного завидовала этим вольным, хоть и чересчур стройным птахам, а они отвечали не только взаимностью, но и вполне обоснованной ненавистью голодных к сытой.

Так она и коротала время – за свитком с интересным рассказом о древних временах и дальних странах или в мечтах о принце, который однажды выкупит ее у родителей и уведет в свой дворец.

И вот однажды ее прекрасный принц появился. Невероятно красивый и рослый, с приятными правильными чертами морды, довольно молодой. Только одет он был совершенно необычным для гоблина образом и прошел мимо, даже не взглянув в ее сторону. Такая мелочь вовсе не помешала бедной девочке влюбиться с первого взгляда.

Крохотыря подговорила младшего брата разузнать все о незнакомце. Юноша оказался новым деревенским ловцом духов и с тех пор еще не раз ходил мимо ее окон, а Тыря все никак не решалась окликнуть его по имени. Гарб.

Вот уже почти два года девушка мечтала только о нем. Шаман же все это время продолжал демонстрировать редкую невнимательность, напрочь игнорируя тяжелые вздохи и прочие бессловесные знаки внимания, предназначенные специально для него. Прибытие целой делегации из столицы грянуло громом среди ясного неба. Сватовство со стороны царя путало Тыре все планы, и девушка с тревогой подслушивала со второго этажа, как за нее торгуется отец.

– Надо что-то делать, – решительно сказала Тыря сама себе. – Если меня выдадут замуж, Гарб обо мне так и не узнает.

– Дочура, спускайся! – донесся снизу погребальным звоном голос отца. – Покажись достопочтенным гостям.

Крохотыря приготовилась дать решительный, насколько это вообще возможно для гоблина, отпор. И тут в ее голове, как будто кто подсказал, сам собой появился хитрый план.

– Вот она, наша красавица! – представил ее важным гостям отец. – Покрутись-ка, как ты умеешь, доча. Покажи себя.

Девушка одернула на себе красивое бежевое платье в крупный горох, с совершенно прямой спиной спустилась по лестнице и вышла на середину комнаты.

– Папенька, мне нельзя замуж, – пискнула она, повергая в шок всех присутствующих.

Храбрость уже оставила Тырю, но любовь не позволяла сдаться.

– Че? – тупо переспросил Бриштамал, предчувствуя недоброе.

Отец только нахмурился, но Крохотыря хорошо знала этот тяжелый взгляд: будет пороть.

– Во сне мне явились духи предков! – упавшим голосом произнесла девушка, но чуть приободрилась при виде отвисших челюстей присутствующих. – Они сказали, что на меня наложено страшное проклятие. Любой самец лишится своего мужского естества, притронувшись ко мне. Проклятие может снять только особый шаман, но предки не сказали, какой именно.

Казначей выпучил глаза, скрывая радость от неожиданного освобождения казны от бремени выкупа.

– С предками шутки плохи, – важно сказал он. – Дело серьезное.

Царский посланник схватился за сердце, молча развернулся и вышел вон. По большому счету, у него появилось крепкое оправдание, почему он не может выполнить поручение, но царя это вряд ли обрадует.

Два часа спустя Бриштамал уже докладывал о приключившемся несчастье.

– Прости меня и помилуй, государь!

– Стража! – рявкнул царь, и Бриштамал посерел от страха.

Казначей издал смешок, как бы говорящий, что он одновременно сочувствует бедолаге и радуется, что его не коснулся гнев монарха. Нагумпохабидинбухарин IV перевел взгляд налившихся кровью глаз на него и нахмурился.

– Ты тоже плохо торговался, – сказал он. – Скормить обоих.