Жрец, понятное дело, весь в белом. Его лапы постоянно молитвенно сложены, а мордочка лощеная такая: прям видно снизошедшую благодать.

– Разумно, – заметил председатель. – Есть ли возражения?

– Разумеется, есть! – завопил малыш-гоблин. – А что, если ритуал пойдет не так, или Минору его вообще проведет по своему усмотрению? Или вот, посох опять даст побочный эффект?

Остальные личности немного помолчали, обдумывая контраргументы.

– Такое действительно может произойти, – осторожно начал шаман. – Однако мы должны учитывать и вероятность того, что никакого результата вообще может не быть, и все останется без изменений. В этом случае у нас два варианта безопасного исхода против одного потенциально опасного. Опять же, что именно плохого может случиться? В крайнем случае слой вернется в свое исходное состояние.

Остальные согласились, но не трусоватый малыш.

– Ты забыл четвертый, – напомнил он. – Все может полететь в тартарары, а мы не сумеем этому помешать. И еще пророчество это тоже наверняка как-то замешано.

– Если все получится, – проигнорировал его жрец, – все компаньоны нам будут очень благодарны и точно помогут завершить сбор посоха.

– Успех поможет нам возвыситься, – подытожил гоблин огромного роста, отвечающий за гордыню.

Личность была новая и Гарб еще не успел придумать ей название. Немного отвлекшись, он решил, что назовет ее полубогом или просто божком. Новичок внешне представлялся десятифутовым увальнем, одетым в мантию синего цвета, расшитую золотом, с посохом в лапах – точь-в-точь нынешний Гарб. Разве что морда этого типчика изображала самое высокомернейшее высокомерие, которое только можно представить.

– Но ведь… а если кто-нибудь пострадает? – робко возразил малыш. – Если мы сами пострадаем?

– Наша самооценка, мелюзга, однозначно пострадает, если мы этого не сделаем, – тут же откликнулся божок. – Нам стоило больших усилий, чтобы начать думать о себе не как о грязи под ногами окружающих, а как об уважаемой личности. Отступить сейчас, значит потерять уважение друзей и свое собственное я. Гоблины должны перестать трусливо бежать. Вы все слышали древнего. Мы перворожденные!

– Умываю лапы, – сказал малыш. – Вы меня уже давно не слушаете, но молчать не имею права. Только попомните мои слова: мы еще об этом пожалеем. Надо о последствиях думать! Кто из вас их хоть как-то прогнозировал?

Остальные снова оставили его слова без внимания.

«Все же придется это сделать», – мысленно подвел итог Гарб, отрываясь от раздумий.

Его ноги продолжали подгибаться, а лапы похолодели от напряжения.

«Я справлюсь, чтобы Бирканитра могла гордиться мной и всеми своими детьми. Я переборю свой страх ради друзей, я не дрогну перед опасностью ради невинных заложников Минору. Я Гобхат, и это звучит гордо!»

Шаман сделал глубокий вдох и прошествовал к месту ритуала.

Всегда рядом, можно увидеть, но нельзя потрогать.

Загадка про тень

Роли поменялись. Ченвай улепетывал без оглядки, а Бурбалка догонял. Бывший смертный не спешил, ведь это ему было больше ни к чему. Теперь он не мог умереть и имел в запасе вечность.

Друзья.

Память с неохотой показала картинку, на которой гоблин, эльф и орк сидели в яме.

Хм, и что с того? Друзья. Разве не ради них все затевалось? Нет, не только. Впрочем, это уже совсем не важно. Тень – вот что важно. Умбра зовет, и зов ее силен. Он склизкой бессветной дрянью заполняет все естество до самой души. Лишь у этого ослепительного сияния отступает немного, а потом опять пытается завладеть своим новым рабом без остатка. Тень шепчет: «Впусти меня». Тень настаивает, но пока не слишком. Тень только требует открыть ей двери. Дать ей дорогу в миры, откуда ее постоянно гонят.

Этот шепот становился все громче. Он медленно вытеснял все остальные мысли, заставлял торопиться, грозил карой за непослушание, сулил большую силу в награду.

Мастер порталов наконец добрался до заветной границы, за которой прыжку в Шеол уже ничто не мешало.

– Главное успеть! – подгонял он себя. – В Шеоле тебе меня не догнать, чудовище!

Бурбалка лениво выждал, пока пуут откроет пространственные врата. Парень сейчас одновременно ощущал начало суетливых действий демона, их результат и даже процесс извлечения энергии тени из хранилищ, сокрытых в призрачном теле маленького уродливого существа. Немногие посвященные называют такую темную энергию Тэ в противоположность божественной силе Дэ.

Бессмертного на миг позабавило, что Ченвай до сих пор считает себя пишааком. Эти крупные пууты приходятся родственниками импам в той же степени, в какой хобгоблины состоят в родстве с гоблинами. Призрачный человек отметил этот бесполезный теперь факт в сознании и тут же забыл про него.

Зрение как таковое его оставило. Антонио теперь ничего не видел, но начал воспринимать окружающий мир всем своим лишенным осязаемости телом. Оно улавливало малейшие колебания энергий и различало их лучше, чем глаз смертного различал цвета.

«Глупыш», – ласково подумал Бурбалка. – «Ты даже не понимаешь, что уже един с нами. Ничего, скоро поймешь, а пока веди меня к ней. Веди, чтобы я не сбился с пути».

Одна великая цель, сохранившаяся от той смертной оболочки, все еще затмевала собой остальные. Рядом с ней даже поставленные Умброй задачи не казались важными. Хозяин будет злиться, но это тоже может подождать. У главной цели есть имя: Мерилит. Почему-то сейчас это казалось важнее всего на свете.

Частички вещества тени стараниями демона медленно и аккуратно разрезали ткань мироздания, оставляя на его поверхности плохо заживающие раны. Пока их еще слишком мало, но пройдет время… Совсем не важно, сколько его пройдет. Это будет нескоро, но, когда в запасе вечность, можно и подождать. Важен только результат: Умбра проникнет повсюду. Даже туда, где ей совсем не рады. Даже туда, откуда постоянно гонят светом.

Сгусток черноты беззвучно растворился в тенях Умбры, чтобы так же тихо появиться в сумраке местного Шеола вслед за отчаянно бегущим от своей участи пуутом.

***

Проводники покинули армию Квимиаля задолго до конца пути. Вот они только находились рядом и указывали дорогу, а через мгновение исчезли. Если бы тхан не считал свой рассудок все еще здравым, а память крепкой, то решил бы, что съел их сам и не помнит об этом прискорбном обстоятельстве. Однако за многие тысячи лет голова генерала не подводила ни разу, и подобное исчезновение выглядело по меньшей мере странным. Они просто испарились. На мгновение ему показалось, что перед исчезновением тивада тени как-то странно заплясали в солнечных лучах.

– Иблис знает что такое, – произнес Квимиаль, шаря глазами вокруг в поисках пропажи.

Войско уныло брело на некотором расстоянии от своего командира и вряд ли могло послужить причиной происшествия. Спрятаться посреди огромного поля выгоревшей травы тоже было негде. Оставалось списать все на мистику, к которой тхан питал неприязнь с незапамятных времен. Впрочем, после зеленой растительности и текущей повсюду воды он такому уже не удивлялся.

Третьи сутки никакая провизия не попадала в желудки бойцов, и даже самые стойкие начали роптать. Боевой дух безнадежно покинул кучку некогда могучих воинов, и желающих следовать за полководцем совсем не осталось. Однако другого выбора не было, и армия плелась за своим горе-полководцем, пока Квимиаль сам не остановился.

– Довольно! – в ярости закричал он, лупцуя себя хвостом по впалым от голода бокам. – Подать сюда мироходцев. Сколько их осталось?

– Штук пять где-то, – неохотно отозвался последний из живых адъютантов, довольно крупный для импа летун.

Квимиаль сделал в памяти зарубку больше не питаться подчиненными без крайней нужды. В этом походе они подозрительно быстро заканчивались.

Штабисты бросились в толпу, все еще считающую себя армией. Из гущи тел раздались вопли. Через минуту на выжженной земле перед генералом уже распростерлись специалисты по порталам. Все пятеро пишааков предпочли оставить свои чешуйчатые тела в золе и не поднимать головы, лишь бы не оказаться выше полководца, стоящего на четырех лапах. Тхан осмотрел свою последнюю надежду и полной грудью вдохнул ядовитый воздух отвратительного мира. К его удивлению, приступа удушающего кашля не последовало.