До линьки заживет.

Пуутская поговорка

Ночь прошла на удивление тихо. В двери никто не ломился, порталов не открывал, смертных похитить не пытался. Вечный шум палаточного лагеря за окном давно уже стал привычным, и на него внимания не обращали. Утомленные переживаниями и тренировками компаньоны спали как убитые.

Первым проснулся Аггрх. Орк сонно зевнул и сладко потянулся. Затем легонько шлепнул себя по лицу ладонью для бодрости и встал с матраса. Он привык вставать рано и упражняться с мечом на рассвете. Рассвет здесь не был похож на лумейский, но воин не желал изменять привычке.

Утренний ритуал включал и посещение отхожего места, от которого раннюю пташку отделял длинный коридор за дверью. Стараясь не разбудить никого из спящих, зеленокожий тихонько поднялся и на цыпочках прокрался к двери.

Защитные заклинания не действовали на выходящих. Массивная кованая щеколда бесшумно скользнула в сторону, и орк беспрепятственно выскользнул в коридор. Природа звала в это утро особенно сильно, поэтому Аггрх притворил за собой дверь и, не разбирая дороги, помчался к клозету.

Истошный визг заставил всех остальных компаньонов повскакивать со своих спальных мест вместе с доброй половиной пуутского палаточного лагеря.

– Защищайтесь! – заорали демоны, натыкаясь в суматохе друг на друга. – На нас напали мары!

– Бей маров! – свирепо зарычали другие, топорща шипы и размахивая во все стороны когтями.

Первой вскинулась Хиенна. Она стремглав бросилась к двери, за ней метнулся Адинук. Гарб запоздало схватился за посох, а Антонио только сонно приподнял голову с подушки.

– Что там опять? – недовольно пробурчал он.

Интенсивность визга постепенно уменьшалась, сменившись на секунду гробовой тишиной и взрывом хохота через мгновение.

Гарб осторожно выглянул в коридор и не смог сдержать улыбку.

В сумраке дальнего конца коридора смутно угадывалось шесть подвешенных к потолку фигур разной степени шипастости и рогатости, обмотанных паутиной. На потолочной балке рядом с ними восседало огромное темное паучье тело и, сноровисто орудуя лапами, заворачивало в шелковистый кокон очередную жертву. Отчаянно болтающиеся в воздухе сапоги принадлежали Аггрху. Орк глухо, но довольно испуганно мычал заткнутым паутиной ртом.

– Он так боится пауков? – пытаясь больше не смеяться, спросила Хиенна.

– До жути, – подтвердил эльф, и снова согнулся пополам, не в силах сдерживать смех. – Отпусти уже его, маленькая, это свой. Забыла, что ли?

Милена нехотя начала разворачивать кокон, выпуская добычу. Аггрх коснулся пола и, дико вращая глазами и размахивая руками, понесся в сторону клозета, начисто забыв про валяющийся на полу меч.

– После этой «жути» он будет бояться их еще больше, – протиснулся вслед за Гарбом ехидно ухмыляющийся Бурбалка, успевший застать финальную сцену.

– Твоя питомица подросла, – присвистнул Гарб, глядя на арахниду. – Так должно быть или это опять шутки адских миров?

– Хорошо кушает, наверное, – загадочно улыбнулся своим мыслям эльф.

Паучиха действительно выглядела иначе. Теперь она была крупнее, чем во время ее первой встречи с компаньонами в заброшенном храме. Передние конечности превратились в настоящие клешни, хелицеры стали толще, а остальные ноги заканчивались не прежними лапками, а вполне острыми когтями, с виду способными разорвать любую броню, как бумажку.

Шум за крепостной стеной тем временем немного поутих. Пууты наконец сообразили, что непосредственной опасности нет. На всякий случай они добили раненых, чтобы никто не уполз обиженным, и разбрелись по своим делам, спокойно обсуждая происшествие. Пускай, дескать, стража разбирается – это ее дело.

– Вам смешно, – донесся обиженный голос орка из уборной, – а мне теперь портки надо чем-то отмывать, а воды тут нет.

Милена воздела клешни к небу, изображая раскаяние. Затем арахнида проворно спустилась вниз и засеменила к Адинуку. Подобравшись к хозяину, она боднула его головой в бок. Эльф почесал паучиху, и она заскребла лапами по полу от удовольствия. Раздавшийся при этом скрежет заставил подобраться даже Гарба. Затем Милена требовательно потянула барда за полу куртки, указывая клешней на подвешенных под потолком.

– Она тебя признала в новом облике? – поинтересовался Гарб, разглядывая коконы.

– А то! Питомцы любят нас не за цвет кожи, а как лисы любят креветок, – ответил Адинук и добавил, обращаясь к паучихе. – Кого поймала, малышка? Хвастайся уже!

«Малышка», у которой лапы доставали до противоположных стен коридора, бойко поползла обратно и спустила всех пленников на пол. Пока компаньоны подходили ближе, арахнида уже начала освобождать головы от паутины.

Первым оказался обычный дворцовый уборщик. Маленький имп смотрел стеклянными глазами в пространство, не замечая никого вокруг. На его уродливом лице, покрытом маленькими серыми чешуйками, застыла глупая улыбка.

– У Паука-отступника три ядовитых железы, – радостно сообщил эльф. – Яд из одной парализует жертв, из второй – убивает на месте.

– А из третьей? – раздался взволнованный голос из клозета.

– Из третьей превращает в покорного раба, – услужливо ответил Адинук. – Остаток жизни придется провести, защищая потомство прелестницы, у которой такая железа уже выросла. Она как раз набухает перед сезоном размножения. К счастью, охранять маленьких паучков придется недолго. Они быстро вырастут и съедят своего защитника. Из милосердия не иначе, боль-то при этом нарастает с каждым днем, а чувствительность не исчезает. Теряется только чувство реальности.

В туалете раздался сдавленный стон и звук ревущего пламени – сработал смыв.

– Впечатлительный он какой-то, – буднично заметил Антонио, посмеиваясь исключительно про себя.

Второй, третий и четвертый импы-прислужники тоже не подавали признаков жизни, находясь в коматозном состоянии.

– Тут ничего интересного, если не считать вон того – явно шпионил на сестричку. Все равно спит, так что давайте остальных посмотрим, – предложила Хиенна, с любопытством взирая на оставшиеся коконы.

Тела в них были крупнее и выглядели многообещающе.

Милена посмотрела на хозяина и, получив одобрительный кивок, освободила от паутины голову из пятого свертка.

– Ты ж мой сладкий! – с напускной нежностью всплеснула руками Хиенна. – Крутился рядом с моими покоями среди ночи, а в гости не зашел. Как же так?

– Этот инкуб вчера присутствовал в ложе вместе с Мерилит, – почти не удивился Гарб. – Можно сделать вывод, что он тут осуществлял разведывательную или диверсионную деятельность. Так?

Инкуб испуганно моргнул, опасливо глядя на посох, затем пошарил глазами вокруг, словно искал кого-то, но ничего не сказал и обессиленно прикрыл веки.

– На этих, наверное, не так сильно действует, – объяснил Адинук, – но все равно парализует надолго.

– Давайте смотреть шестого! – суккуба от нетерпения привстала на цыпочки и стучала друг о друга подушечками пальцев.

Милена осторожно разрезала кокон, положив содержимое на пол. Из разрезанной паутины немедленно хлынула темная кровь. Тело внутри издало хриплый стон.

– Михель! – бросился к лежащему Гарб, на ходу пытаясь нашарить на поясе склянку с каким-нибудь из своих целебных зелий.

Монах лежал ничком, и жизнь медленно покидала его тело. В боку несчастного зияла широкая рваная рана, которую он зажимал рукой. Паучиха подползла ближе.

– Назад, мерзкая тварь! – бросилась на нее Хиенна.

Милена обиженно защелкала хелицерами, забралась по стене под потолок и забилась в угол.

– Хороший мой, как ты? – пуута склонилась над парнем и нежно провела рукой по его волосам.

Виски у бедняги были припорошены серебром. Михель захрипел и слабо пошевелил левой рукой.

– А на человеков этот яд вообще не действует, что ли? – почесал затылок Адинук. – Миленочка, это ведь не ты его так?